Обоих к себе притянул
И волосы их перепутал.
Отец улыбнулся: — Терпи! —
И радостно мать засмеялась.
И сразу дорога в степи
Обоим тесней показалась.
1947
ВЕЧЕРОМ
Что у нас на улице хорошего?
Многим не видать издалека…
Возле сквера, инеем обросшего,
Первый лед ребячьего катка,
Пруд лежит заснеженной равниною,
Где зима дорожкой ледяной
Сторону заводскую старинную
Связывает с новой стороной.
Рудниками, домнами, мартенами
Начиналась улица моя.
На снегу, за каменными стенами,
Розовеют отблески литья.
Но зато в тени вечерней синие,
Необычно свежие снега.
Огоньки колеблются на линии,
И взлетает молнией дуга.
Что со мной? Как никогда, нигде еще,
Хочется промчаться по катку,
Улыбнуться незнакомой девушке,
Низко поклониться старику.
И пойти за детскою коляскою,
С малышом чужим поговорить —
Самой неожиданною ласкою
Всех, кого встречаю, одарить.
А по небу зимнему, играючи,
Вспыхивают отблески огня…
В белой шубке, в белой шапке заячьей,
Посмотрев с улыбкой на меня,
Из калитки выбежала женщина,
Промелькнула к пруду, под уклон…
Хвойными гирляндами увенчана
Белизна незыблемых колонн.
И опять гляжу я с увлечением:
За санями гонится малыш,
В отдаленье с позднего учения
Полк идет, и слышно пенье лыж.
Слышен гром какой–то, и, конечно, я
Вспоминаю, что там, в стороне…
Под окном знакомым баба снежная…
Почему темно в моем окне?
Но пошел и перестал я хмуриться:
В комнате у синего окна,
Чтоб ясней угадывалась улица,
Притаились дочка и жена.
— Здравствуй, папа! Я тебя заметила,
Только ты поднялся на крыльцо. —
И, огня не зажигая, медленно
Наклонил я к девочке лицо.
И, любовь почувствовав дочернюю,
О недавних бедах вспомнил я.
Но спокойно огоньки вечерние
Зажигает улица моя.
Вспоминаю флаг над новой крышею,
Полк на лыжах двинулся в поход.
Гул машин теперь яснее слышу я:
Там, за перелеском, наш завод.
Пусть никто сегодня не волнуется,
Пусть не забывают: мы сильны
Праздником на славной нашей улице,
Счастьем, не боящимся войны!
1947
ШЕЛ СОЛДАТ С ФРОНТА
Нужно было встать не для парада,
Смерть придет — в глаза ей посмотреть,
Ледяные камни Сталинграда
Собственною грудью отогреть;
Надо было горькие утраты
Пережить, глотнув слезу тайком,
Подниматься, бить врагов проклятых —
Доставать снарядом и штыком;
Надо было не одну зарницу
Запалить от уголька в золе,
Перейти заветную границу,
По немецкой двинуться земле.
Он пошел на подвиг, на дерзанье.
Кем он был в свои семнадцать лет?
И, не видя солнца за слезами,
Мать с крыльца смотрела сыну вслед.
Как же он подружится с пехотой
И успеет в деле боевом.
Незнакомый ни с какой работой,
Ни с каким полезным мастерством?
Что он знал? Бывало, из рогатки
Не давал пощады воробью,
Мастерил кораблик из тетрадки
И пускал по первому ручью,
Повторял вчерашние ошибки,
Приходил без варежек с катка.
Даже рядом девичьей улыбки
Не сумел заметить он пока.
И, от солнца заслонясь рукою,
Долго мать смотрела сыну вслед,
Все о том же думая с тоскою:
«Что он знал в свои семнадцать лет?»
С той поры четыре с лишним года
Не был он в отеческом дому…
Он идет веселый из похода,
И березы тянутся к нему
Так, что он невольно замечает
Имена чужие на коре,
Домики горняцкие встречает,
Где и штолен не было в горе;
Видит ежевику на отвалах,
Дым в горах, и вдруг издалека —