– В одном доме с вами, – не без издевки бросил Баринов.

– Я не против. А вот отец не пустит, – серьезно ответила Марина.

– Значит, прибьемся к цыганам.

– О да!.. Я бы хотела к цыганам. Гитара, песни, костер, свобода! Никто не достает, никто не давит на шею.

– Тебе сколько лет, дитя?

– Уже двадцать один, папа.

– Замужем побывала?

– Один раз. Больше не хочу.

– Нахлебалась?

– По полной. Редкий зануда, прокурорский сынок. Все по полочкам, все по расписанию, все по струнке. Выть начала после года совместного счастья. Теперь батя таскает каких-то быков, а меня от них воротит. Говорит, что я мешком притыренная.

– Есть маленько.

– Знаю. А я специально! Пока молодая, нужно жить. Тусоваться, корешить со всеми подряд, тащиться, что тебе клево, пока не влюблюсь. По-настоящему. На всю жизнь. Вот тогда все. Тогда стоп. Вернее жены не найдешь! Но надо пока ждать.

– Долго придется ждать.

– А я не спешу.

– И что, никакого мужичка?.. Для разогрева.

– Есть одно барахло. Но барахло!.. Говорить противно.

– Ну и на свалочку его!

– Уже выполнено. Теперь жить, радоваться, ждать! Это тебе, потоптанному, шевелить банками нужно. Сороковник есть?

– Смотря как считать.

– А как не считай, на фейсе все написано. Переночевать негде! Батя – и тот Кеша.

Егор ничего не ответил, кивнул на трехэтажное здание за плывущим сбоку забором.

– Кажется приехали. Тормози.

Марина выполнила приказ четко и профессионально, сильно нажала на клаксон.

Никто не выходил, Марина посигналила снова.

Наконец из привратной будки лениво и важно выбрался полноватый мужичок в камуфляже, издали крикнул:

– Чего нужно? К кому?

– К кому мы? – повернулась Марина к Егору.

– К главврачу.

– К главврачу! – сообщила она вахтеру.

– Записывались?

– Мы записывались? – снова спросила Марина у Баринова.

– Ладно, сам разберусь, – отмахнулся тот и толкнул дверцу.

– Может, подождать?

– В следующий раз.

Егор сделал было пару шагов к вахтеру, но вернулся:

– У тебя бабки есть?

– Ну есть. Сколько нужно?

– Две-три тысячи.

– Есть пять.

– Лучше не одной бумажкой. Вразбивку.

– Может, тебе еще и туфли почистить?

– Когда поженимся.

– Остряк.

Марина достала из сумки несколько купюр разной значимости, отсчитала нужную сумму, протянула Баринову.

– Если что, звони.

– Ага, в рельсу.

– Какую рельсу?

– Которая на вокзале.

Марина рассмеялась, с удивленной искренностью спросила:

– У тебя чего, мобильника даже нет?

– Был, сперли.

– Кто ж на такое решился?

– Кореша.

Она вынула еще несколько купюр:

– Купишь. А как заработаешь, отдашь.

– С процентом! – Егор снова, как и в прошлый раз, отстучал чечетку.

– Клево у тебя получается, – засмеялась Марина.

– Талант не пропьешь. А пропьешь, не купишь! – подмигнул Егор.

Она какое-то время смотрела ему вслед, улыбнулась, лихо развернулась и покатила прочь.

…Больница для душевнобольных была выкрашена в желтоватый цвет, огорожена высоким с колючкой наверху забором, окна всех трех этажей были схвачены решетками. Во дворе под присмотром санитаров медленно бродили больные, кто-то сгребал граблями мокрые листья, другие грузили их на носилки, относили в общую кучу.

Егор подошел к вахтеру, тот с привычным хитроватым прищуром смотрел на посетителя:

– Серьезная краля. Твоя?

– Пока чужая.

– Нехай чужая и остается. Ни жена, ни любовница, ни мать – цацка-побрякушка.

– Тебе откуда знать? – Баринов достал из заднего кармана сложенный вчетверо листок. Охранник молча взял бумагу, пробежал ее глазами, вернул обратно.

– Ну и чего?

– Нужно к главврачу.

– Только по записи.

– Тут у меня отец.

– Какая разница, кто у тебя здесь. Позвони, договорись, согласуй.

– Я только из собеса.

– Дамочка на машине тоже из собеса? – утробно гыкнул охранник, показав золотые зубы. Он пропустил пару из посетителей.

– Послушай, мужик… – начал Егор. – Я не видел отца почти десять лет.

– Бывает, что и по двадцать не видят. И по тридцать… – ответил охранник. – Дело разве в этом? Дело в порядке.

Егор, прищурившись, огляделся, вынул из кармана две бумажки по сто рублей, протянул охраннику.

– Чего это? – повертел их в руках охранник.

– Как позвонить главному?

– За такие гроши не то что главному, младшему не позвонишь.

Баринов вынул тысячную:

– Мужик, баба?

– Кто? – не понял охранник. – Я?

– Главный.

– Баба, – ответил охранник, пряча деньги. – Но зловредная.

– За зловредность тоже надо платить?

– А это смотря как быстро хочешь к ней попасть.

Егор достал еще одну тысячную.

– Как зовут?

– Софья Андреевна. – Охранник пропустил еще нескольких посетителей, снял трубку внутреннего соединения. – Алюнчик!.. Наша мамочка у себя? Да тут просится один. Отца, говорит, желает навестить. Бумага из собеса есть. Лично убедился… Фамилия? – Он прикрыл трубку ладошкой, повернулся к Егору. – Фамилия папашки какая?

– Баринов… Иннокентий Михайлович.

– Баринов, говорит… Ага, Баринов! Хорошо, Алюнчик, жду. – Охранник повесил трубку, важно сообщил: – Сейчас доложит и сообщит.

Егор отошел в сторонку, присел на бордюр. Охранник помаялся от скуки, опустился рядом.

– Я чего-то про такую фамилию даже и не слыхал… Может, помер, слава богу? Родственник твой?

– Сказал же, сын.

– С-ы-ын?.. А чего ж, сынок, папку в такое место задвинул?

Егор бросил на охранника косой взгляд, брезгливо сплюнул.

– Говоришь, почти десять лет не видались? – не отставал тот.

– Послушай, мужик, можешь помолчать?

– Так ведь помочь хочу.

– Уже помог. На две штуки с половиной.

– Молоде-ец, – мотнул охранник головой. – Думал, как лучше, а оно все поперек, – полез в карман, отсчитал из пригоршни денег полторы тысячи. – Держи и пыли колбасой. Автобус через двадцать минут.

Охранник поспешил к воротам, чтобы открыть их потрепанному служебному «уазику». Баринов дождался, когда охранник вернется и силком вернул ему деньги.

– Ладно, не обижайся. Должен понимать. – Егор внимательно посмотрел на него. – А про Кешу… Он тоже в дурке… может, слыхал чего?

– Про Кешу?! – вдруг расплылся охранник. – Про композитора?! Так он здесь самая знаменитость!.. Все время к пианине рвется. К нему приехал, что ли?

– К нему.

– Так бы сразу и сказал! – Охранник услышал звонок телефона, заспешил в будку, громко и обрадованно прокричал. – Нет, не ушел! Здесь! Ждет! Спасибо, Алюнька! – Выглянул из двери, махнул. – Беги!.. Софья Андреевна ждет!

Софья Андреевна оказалась грузной дамой с круглыми очочками на широком лице. Внимательно полистала паспорт посетителя, полистала бумагу из собеса, подняла холодные внимательные глаза.

– Ну и что ж вы, уважаемый Егор Иннокентьевич, совсем забыли про своего отца?

– Как видите, не забыл, – попытался усмехнуться Баринов.

– Вижу. – Главврач положила паспорт рядом с собой. – За столько лет ни одного посещения. Он ведь первое время спрашивал о вас.

– Я писал ему.

– Из мест не столь отдаленных.

– Какая разница? Ответов не было.

– Это не к нам. К работникам связи. – Софья Андреевна какое-то время снова внимательно и спокойно изучала его. – Ну и что вы теперь хотите?

– Хочу увидеть его.

– Хотите увидеть… Понимаю. Боюсь, опоздали. Отец может не узнать вас.

– Это как? – откинулся на спинку стула Егор.

– Прошло время. Точнее, годы. Потеря жены, ваша драма, полное забвение. Человек при таких условиях медленно и неотвратимо теряет адекватность. Вменяемость…

– Отец… совсем не в адеквате?

– Как вам сказать? Случай не из легких. А если откровенно, предельный. За ним установлен отдельный уход, особый режим, специальный курс лечения.