Хозяйка, учительствовавшая в одной из местных школ, заметно стыдилась своего необразованного и не в меру разговорчивого мужа, и все время норовила грубо заткнуть его бессвязный словесный понос. Он явно побаивался жены, в споры с ней не вступал, но уж больно велико было желание поболтать и пообщаться с молоденькими девушками, посему он повадился заходить к нам втайне от своей грозной супруги. Мы открыто издевались над ним, но он об этом не догадывался и рассматривал наши реплики, как проявление внимания и расположения.
Когда он перестал нас забавлять, и мы им пресытились, пришлось, как бы невзначай, намекнуть хозяйке на тайные посещения, что немедленно освободило нас от непрошеного гостя на весь оставшийся срок. В дальнейшем, даже когда нашему приятелю благосклонно позволялось сопровождать супругу в ее традиционных проверочных налетах, он боязливо взирал на нас из какого-нибудь дальнего угла и обиженно молчал.
Заплеванный городской пляж, находившийся поблизости, мы высокомерно игнорировали, предпочитая ему более дальний, но ухоженный и немноголюдный, принадлежавший какому-то министерству. У нас, разумеется, не было никаких оснований и прав, но мы отыскали лазейку и пользовались ею весь срок, ни разу не попавшись. Проползали мы по бетонному водосточному желобу, широкому в начале пути, но постепенно сужавшемуся, так что в конце мы ежедневно рисковали полностью лишиться кожного покрова. Несмотря на этот двойной риск, мы были убеждены, что он оправдан. Наше продвижение напоминало продемонстрированный однажды Леонидом Ярмольником полет орла в трубе.
Сочинский отпуск был в основном спокойным и расслабляющим. Моя свекровь могла мною гордиться: мы вели очень праведный образ жизни, не то, что Гурзуфская братия. С окружающими мы почти не общались, не считая редких встреч с нашей соученицей Светой и гостившей у нее подруги Иры, тоже из наших. Перед самым отъездом мы нанесли им прощальный визит, и они угостили нас каким-то ужасающим местным вином, которым мы все тут же и отравились. Хуже всех на него прореагировала Галя. Мы едва дотащили ее до дома: она цеплялась за каждую встречную скамейку и качели, норовя остаться. С трудом добравшись до дома, она обосновалась на крыльце, наотрез отказываясь входить в дом, горько рыдала и приговаривала, что Оля будет ее осуждать.
Местные рестораны мы удостоили своим вниманием лишь однажды - в день моего рождения. Наша славная троица была встречена весьма подозрительно представительницами самой древней профессии, коих на летние месяцы слеталось в Сочи превеликое множество. Мы сначала чувствовали себя весьма неуютно под их пристальными взглядами, но постепенно развеселились и включились в навязанную игру. Особого внимания удостоилось мое обручальное кольцо, которое трудно было не заметить, так как по тогдашней моде оно было широченным, почти во всю фалангу. Кольцо это их, в конце концов, успокоило, и, я думаю, именно благодаря этому нам удалось выбраться из ресторана невредимыми, без синяков и выдранных волос.
Наш беззаботный отдых омрачала единственная проблема: у нас не было обратных билетов. Излишне говорить, чем нам это грозило. Хорошо известно, какой неразрешимой задачей в нашей советской действительности являлась добыча билетов на поезда и самолеты вообще, а особенно на юге, да еще в конце сезона, когда все прожарившиеся на солнце и пропитавшиеся морской водой школьники, студенты и иже с ними бурным потоком устремлялись в северном направлении. Мы, разумеется, наносили ритуальные визиты в кассы для отметки в традиционных списках, куда записались сразу же по приезде, но не более чем для проформы. С отчаянья попросили о помощи нашу суровую хозяйку и Свету, чья мама - буфетчица в одной из местных гостиниц, обладала огромными связями. Хозяйка сначала отказалась, но, по-видимому, осознав исходившую от нас угрозу и не желая подвергать дальнейшему риску свою семейную жизнь, нехотя согласилась.
В результате всех этих усилий в конце отпуска на нас обрушилась лавина билетов. Нам грозила участь зощенковского героя, который по аналогичной причине ехал в вагоне в полнейшем одиночестве. В последние дни наши силы уже были направлены на избавление от пресловутых билетов, что оказалось не менее сложной задачей. Независимо от того, насколько труднодоступен был тот или иной дефицит, избавиться от него всегда было значительно сложнее. Сказывались природная непрактичность и полное отсутствие коммерческой жилки. Тем забавнее было, когда в перестроечные времена я вдруг стала коммерческим директором, и основала собственную коммерческую фирму.
В поезде мы тряслись почти трое суток. Оля лежала пластом - то злосчастное вино настигло ее с некоторым опозданием. Поскольку этот изнеженный ребенок отличался еще и мнительностью, ее страдания были невыносимы. Мы же с Галей, хоть тоже отравленные и бледные, слегка пошатываясь от голода (есть было особенно нечего, да и не хотелось) все время сновали взад и вперед, не в силах сидеть на месте и взирать на Олины муки. Перезнакомились со всем населением вагона. Особую дружбу завели с нашим нерадивым проводником. Им оказался студент института железнодорожного транспорта.
Студенты-железнодорожники в летние месяцы традиционно подрабатывали проводниками. При известной ловкости и изворотливости, наиболее умелые извлекали из таких поездок немалую выгоду. Этот промысел всегда считался весьма хлебным, а в особенности в летний сезон. Зарабатывали на страждущих безбилетниках, на постельном белье, которое вместо того, чтобы сдавать в стирку слегка смачивали для разглаживания лишних складок и затем оставляли в стопках ожидать следующей партии пассажиров (поэтому, испокон века белье в поездах выдавалось влажным и затхлым). Зарабатывали на чае, сахаре и на всем прочем. Самые предприимчивые организовывали еще сеть разнообразных платных услуг, которые беззастенчиво предлагались измученным пассажирам.
Наш избалованный домашний мальчик с ангельским лицом и чистым взором, прозванный нами Зайчиком, особыми коммерческими способностями, похоже, не отличался, да и явно не привык напрягаться. Но и он не устоял перед напором безбилетников и хрустом купюр и нашпиговал левыми пассажирами и без того переполненный и загаженный вагон, с единственным работавшим полузатопленным туалетом. Свои прямые обязанности он демонстративно игнорировал, приходилось его все время подталкивать и подстегивать, чтобы добиться хотя бы чаю, но и это нам давалось с большим трудом.
В конце концов, мы сами научились разжигать титан, обеспечив кипятком себя, а заодно и остальных жаждущих. Наш Зайчик был несказанно рад освобождению от этой тягостной задачи и в благодарность позволил без ограничений пользоваться запасами заварки и сахара. Мы даже удостоились чести посещать его персональное купе, где было значительно просторнее и легче дышалось, и где сам он в дневное время бывал редко, предпочитая навещать друзей в соседних вагонах. Нам еще повезло, что все это происходило в купейном вагоне. Наиболее распространенным видом передвижения были плацкартные вагоны - значительно более страшное испытание. На некоторых ветках в составах вообще отсутствовали купейные, имелись лишь плацкартные и общие, что просто не подлежит описанию. Российские поезда - это тема, заслуживающая не меньшего внимания, чем пользующиеся всемирной печальной славой автомобильные дороги.
Однажды мой будущий зять провожал меня на вокзал. Я ехала в Москву. Поездка была незапланированной, и билеты я брала в кассах в последний момент - что подвернулось. Разумеется, "подвернулся" плацкартный вагон. Когда Саша внес мои вещи, глаза его вылезли из орбит. Оказывается, он даже не подозревал о существовании подобных вагонов.
Но еще более сильное впечатление наши транспортные страсти производили на неподготовленных иностранцев. Мой здешний ученик-американец, в юности имел счастье изрядно поколесить в поездах по нашим необъятным просторам, нанятый одной из американских фирм, издающей путеводители. Его рассказ изобиловал восклицательными знаками, хотя в студенческие годы даже воспитанники Гарварда не отличаются особой прихотливостью.
