Литмир - Электронная Библиотека

Через четыре года отправились островитяне мстить за нападение. Они пришли ночью, все люди спали. Они убивали людей, просто подсовывая копья сквозь меховую стену спального полога. Один маленький мальчик, сирота, успел убежать от них вовремя, разбудил других. Нападавшие убежали к морю. На следующий год старики с острова Лаврентия сказали: "Довольно. Пусть мир будет". Пришло лето, и на берег сошлись много островитян. Они принесли очень много деревянных сосудов и отдали их людям этой стороны. Сказал старик нашего берега: "Как ответите вы? Дайте им шкуры". Дали им мягкие шкуры. "Что это за шкуры?" — "Оленьи шкуры." — "Что такое олени?" — "Они с рогами." — "Что такое рога?" Тогда им показали голову оленя. Они смотрят, говорят: "О, как чудесно. Нос — как дыры в кожаном покрытии байдары". — "Попробуйте-ка лучше мясо". Сварили оленьего жиру. Потом они попробовали его: "О, это очень вкусно". Они ушли и оставили старика. Он был шаман. Люди этого берега взяли его в плен так же, как островитяне взяли четыре года назад одного из наших людей.

Это очень типичное описание войны между двумя приморскими народностями, живущими на противоположных берегах Берингова моря.

ВОЙНЫ С ТУНГУСАМИ И ЮКАГИРАМИ

Столкновения чукоч с тунгусами происходили в глубокой древности и почти совершенно не отразились в народных сказаниях. Одно или два сказания, повествующие об этом, очень коротки и бедны подробностями. Сказания самих восточных тунгусов, напротив, изобилуют подробностями о приходе чукоч и борьбе их с тунгусами, заселявшими страну. Что касается юкагиров, то чукотские сказки почти совсем не упоминают о них. Но юкагирские предания отмечают, что чукчи и юкагиры жили мирно и дружно. Когда юкагиры неумышленно убили одного чукчу, они горестно воскликнули: "Солнце, посмотри, мы убили своего брата"[270]. Но чукотские сказания ничего не говорят о Veemьlьt ("поречанах"), как они называют юкагиров.

ВНУТРИПЛЕМЕННЫЕ ВОЙНЫ

В чукотских сказаниях встречается несколько описаний войн между различными частями чукотского племени. Даже в настоящее время чукчи с большим недоверием смотрят на некоторые отдаленные группы оленных чукоч. Такими группами являются, например, оленеводы района Чауна в представлении колымских чукоч, а на Тихоокеанском берегу такой же дурной славою пользуются чукчи Телькепской тундры. Об этих ветвях оленных чукоч обычно говорят, что они "скверные" люди, бедные, нерадивые и беспечные. Они, в свою очередь, платят той же монетой, и на почве взаимных оскорблений и насмешек между разными группами часто разгораются ссоры и драки.

В одной из сказок говорится о том, как "Кивающий головой", Əlennut и "Крикун" отправились в поход на коряков.

"По дороге они зашли к Ajvatlat[271]. Они жили на берегу озера. Большое было озеро, совсем толстый лед. На середине озера вырублена прорубь. "Идите, принесите воды!" - сказал младшим "Кивающий головой". Пошли за водой. Около проруби стоит Tave. Ноги широко расставил, большой человек, силач. "Что вам надо?" — "Мы за водой". — "Не будет вам воды". Они пошли обратно. "Почему вы не принесли воды?" — закричал Əlennut. "Tave не дал нам. Иди теперь сам". — "Я пойду", — сказал "Крикун". — Взял котел, спустился с берега. Подошел к проруби. "Уходи отсюда". — "Не дам тебе воды". "Крикун" подошел к нему, поставил котел на лед, схватил Tave и повернул его головою вниз. Он пробил его головою тонкий ледок на проруби, потом отшвырнул его в сторону, набрал воды и пошел назад. Восточные схватились за копья. "Стойте! — закричал "Кивающий головой". — Разве можем мы ссориться, если мы одного племени? Лучше пусть мы пойдем и обратим свой гнев на людей другого племени". Тогда наладился мир между ними, и все вместе они пошли на Таньгов.

На Анюйской ярмарке в 1895 году, о которой я уже упоминал выше, Əjgeli, "главный чукотский начальник", затеял ссору с людьми с Чауна. Один человек с Чауна был убит. Əjgeli, который был по обыкновению пьян, увидев труп убитого, громко сказал: "А, человек с Чауна! Собаке — собачья смерть!" Он даже толкнул труп ногой. Люди с Чауна узнали про это и решили заставить его раскаяться в своих словах. На следующий день они встретили его, когда он ехал в русский поселок, и хотели остановить его и отнять оленей. Ему удалось вырваться и уехать от них. Тогда они заявили, что убьют Əjgeli, так же как русские убили одного из их числа. Əjgeli пришлось уехать с ярмарки. Я был тогда с ним. Первые пять дней мы ехали очень быстро, боясь погони. За три года до этого Əjgeli и его люди поссорились с людьми с Чауна и дело чуть не дошло до убийства.

Менее значительные ссоры возникают иногда из-за оленьих пастбищ. Сказка о "Счастливом женихе" содержит очень интересный эпизод такого рода.

"Вернулся с пастьбы старший сын, говорил отцу: "Ох! Сосед на нашем пастбище пасет!" Говорит: "Чем же он рассержен, что так делает? Это пастбище для осени, почему он занял мое пастбище, разве дальше мало места? На что он гневается?" Говорит: "Это отнесите туда и воткните на пастбище". Дал им стрелу с деревянным наконечником: "Этим возвращу у него землю! Дам знак запрещения!" Они пошли на пастбище и воткнули. Поставили там стрелу и потом осенью собственное стадо пригнали. Посмотрели, а стрелы нет, — унес другой пастух, сосед. Ищут ее везде, смотрят, а все моховище потоптано. Стали искать на огнище, нашли там обгорелый кусок стрелы. Чужую стрелу он, кажется, употребил, чтобы вскипятить котел (ибо так велика стрела). Вскоре после этого они перекочевали на другое место. Кочует осенью тот сожигатель стрел, они, недвижные, его видят. Кочует поезд, проходит мимо, вытянулся длинной линией. Лук достал старик, пять оленей убил, одного за другим, так что пять нарт остановились. Люди обидчика запрягли своих оленей в нарты, пешком медленно пошли. Так старик отомстил за сожженную стрелу".

Насчет приморских жителей я упомяну, что между селениями Lũren и Janra-ŋai существовала древняя вражда, тянувшаяся более чем через десять поколений и не исчезнувшая окончательно даже и в настоящее время.

РАБЫ

Чукчи называли рабов: мужчин — purel, а женщин — ŋaucgьn. Последнее название есть просто вариант слова ŋəusqət ("женщина"). Другими синонимами слова purel являются əmulьn, vьjolьn, gepьlьn. Собственно говоря, purel — это иноплеменник, взятый в плен, или иногда — человек своего племени, порабощенный в силу обычая кровной мести. Я буду говорить об этом ниже. Əmulьn означает также "слабый", "хилый" и употребляется как ругательство, в особенности с приставкой ciq (ciq-əmulьn — "очень слабый"). Vьjolьn означает "помощник" и применяется также и по отношению к духам — помощникам шамана. Gьpьlьn значит "работник" и применяется ко всем работникам — мужчинам и женщинам, даже к родственникам. Тем не менее все эти слова употребляются в презрительном смысле и ими пользуются как ругательствами. Все эти слова почти без всякого различия применяли по отношению к настоящим рабам.

В настоящее время рабов у чукоч не существует. Однако воспоминания о рабстве очень свежи и ярки. Так, например, двое знакомых мне чукоч — Araro, очень богатый оленевод с западной тундры, и Ajŋanwat — считали себя потомками рабов иноплеменников из племени Таньгов. Соседи нередко подсмеивались над их происхождением, называя их poralcьnьn ("рабское отродье"). Между ними и их предками-рабами было уже несколько поколений. Ajŋanwat считал себя Таньгом по происхождению, несмотря на то, что даже прапрадед его жил среди чукоч и говорили на их языке. Заклинания, которыми владел Ajŋanwat, как это вообще подобает всякому чукче-оленеводу, действительно упоминали его происхождение от Аталь-Таньгов (то есть от чуванцев).

96
{"b":"590237","o":1}