Дальше Kьlatь рассказывал: "Место наше не особо ветряное, но дальше к югу, на полдороге к поселку Rétken, около реки Iru-veem, ветер дует постоянно. Там совсем невозможно проехать. Мы говорили ему об этом, но он нам не верил и через несколько дней, утомившись ожидать, ушел пешком, совершенно один, без всякого запаса. Его страшила мысль, что он останется с нашим народом еще на одну зиму. Мы говорили ему: "русские поселки не очень далеко, успеешь добраться туда". Но он думал, что мы его обманываем, потому совершенно один ушел пешком по берегу. Я догнал его на собаках и привез его назад. Через два дня он опять ушел и на этот раз отошел довольно далеко. Был страшный ветер. Я запряг своих собак и пустился в погоню. Через некоторое время я нашел его на морском берегу. Тогда я остановил собак и стал подкрадываться к нему, как к дикому оленю. Потому что он был не в себе, я боялся, что он убежит. Потом я выбежал вперед и загородил ему дорогу. И тут я сказал: "Ну, воротись, воротись. Ты видишь, итти невозможно. У нас, ты знаешь, нет вождей, ни начальников, так что если бы ветер сдул тебя в море, то твой народ нам бы не поверил, они сказали бы, что мы тебя убили. Так вышла бы большая беда, торговле перерыв". Они ничего не сказал, лег ничком на землю и повернул ко мне спину. Вдруг песец выскочил из-под камней. Собаки побежали за ним, я схватился за нарту, но не мог ее остановить. Тогда я постарался править, по крайней мере, нартой. Но мы летели по самому краю, и каждую минуту я ожидал, что вот мы свалимся в воду. Наконец я успел задержать собак. Вода кипела внизу, и брызги летели. Я совсем рассердился и сказал священнику: "Видишь теперь, из-за твоей глупости я чуть не потерял свою жизнь. Садись-ка на нарту, не то я свяжу тебя". Так я привез его назад. Через неделю вьюга унялась, и я позвал его: "Едем". Мы уехали и прибыли на Мариинский Пост".
На устье Анадыря Kьlatь получил в награду: чаю и табаку. На отце Венедикте не было даже рубахи, и его меховая одежда кишела вшами. Он проехал до Марковой, а оттуда на реку Анюй. Впрочем, и в этом путешествии ему не повезло. Он и его спутники потеряли дорогу в снегах и совсем умирали с голоду, когда тунгусы, проходившие мимо, нашли их следы и пришли им на помощь. Вскоре после этого отец Венедикт оставил наконец Колыму и направился в Якутск. Не думаю, чтобы он когда-нибудь вернулся. Путешествие отца Венедикта весьма замечательно. Я однако не уверен, что он сделал хоть что-нибудь для распространения христианства на тундре. Отправляясь в свое путешествие, он не знал ни слова по-чукотски. Вместе с ним ехала русская женщина, вышедшая замуж за чукчу. Эта женщина служила ему переводчиком, но где-то на полярном берегу она его оставила. После того он должен был сам заботиться о всем необходимом для жизни и дороги. И для проповеди у него не оставалось ни времени, ни охоты. Во всяком случае, Kьlatь и его товарищи ничего не говорили о проповеди отца Венедикта. Напротив того, они говорили, что он все время молчал, но иногда начинал кричать и плакать, как маленький ребенок. Ему, очевидно, у чукоч стало невтерпеж.
Третий миссионер того же времени был отец Михаил. Он не был монахом и служил долгое время дьяконом при колымском протоиерее, и ему ужасно хотелось получить достоинство священника. Для этого он стал деятельно разъезжать по чукотским стойбищам, занимаясь, впрочем, не столько проповедью, сколько торговлей. Он пытался составить русско-чукотский словарь. Колымчане над ним насмехались: "Он пишет словарь на пыжиках и присылает его в Нижне-Колымск запечатанным в сумах". В этом было много правды. Так, например, он возил с собой бумажные иконки святых, полученные бесплатно в огромном количестве из города Якутска, и выменивал их у набожных ламутов и юкагиров по белке за штуку.
В конце концов он получил посвящение. Тогда словарь стал ему ненужен, и, не зная, что с ним делать, он передал его мне. Я сохраняю его еще и теперь. Это книжка из серой бумаги, сшитая в восьмушку, без переплета, в сальных пятнах, исписанная карандашом. Работа над словарем у отца Михаила проходила в таком роде. Он выписал все слова из маленького печатного русско-немецкого словарика и потом стал перекладывать их по-чукотски с помощью переводчика. Там были такие слова: "герцог", "гувернантка". У чукоч, разумеется, нет ни "герцогов", ни "гувернанток". Для последнего слова переводчик подсказал ему весьма неприличный вариант. Отец Михаил немного говорил по-чукотски, но все исключительно в пределах торговых интересов.
С такими миссионерами неудивительно, что большая часть чукоч, за исключением тех, которые живут в непосредственной близости с русскими поселками, оставались и остаются до сих пор некрещеными.
Даже те, кто получил крещение, не знают своих имен, ни один из них не знает имени Христа, не соблюдает христианских праздников. Они живут как жили, принося жертвы духам-хозяевам и злым духам, занимаются магией и шаманством. Однако и русские колымчане в этом отношении мало отличаются от чукоч. Во время моей колымской ссылки я уже занимался этнографией. Я как-то привез с реки Большого Анюя старинный плащ юкагирского шамана вместе с бубном и другими принадлежностями. В то же время зажиточный купец города Средне-Колымска, Нехорошев, внезапно был поражен умственным расстройством. Жена его позвала якутского шамана "полечить" своего мужа. Шаман объявил, что ему необходим для обряда шаманский плащ из моего амбара. Женщина, опасаясь последствий, обратилась за советом к средне-колымскому священнику, который в то время служил за протопопа. Священник отвечал с большим благоразумием: "если из этого выйдет какая-нибудь польза, я разрешаю взять одновременно и плащ и шамана".
После того, через несколько лет, в 1902 году, из полицейского управления исчезла большая сумма денег (28 тысяч рублей).
После целого ряда поисков исправник, по совету того же протопопа, решил обратиться к шаманам. Позвали сначала якутского шамана, а потом тунгусского. Шаманы оказались, однако, благоразумнее казенных чинов. Они объяснили, что на казенных бумажных деньгах есть водяные знаки и оттого духи-помощники не могут их найти. Через два года оказалось, что деньги украл церковный псаломщик.
Чукчи называют шамана и попа одним и тем же словом: eŋéŋьlьn; слово это происходит от eŋeŋ, которое, в свою очередь, означает икона, крест, амулет, лекарство, шаманского духа-помощника и т. д. При такой терминологии трудно разбираться между шаманами и православными попами.
АМЕРИКАНСКОЕ ВЛИЯНИЕ
Приморские чукчи находились вне всякой сферы русского влияния. Вместо того на Тихоокеанском берегу, особенно в эскимосских поселках, до некоторой степени чувствовалось влияние американцев. Это влияние пришло сюда вместе с китоловами при посредстве американских товаров. Я говорил об этом раньше. После полувековых торговых сношений с американскими китоловами многие молодые люди стали говорить по-английски. Они восприняли американский счет, календарь, употребление часов и даже судового компаса. Некоторые из них сами ходили матросами на китоловных судах, в особенности забойщиками и свежевателями китов. Они попадали нередко на американский берег, на мыс Ном, в форт Михаила и даже в Сан-Франциско. Когда я был в поселке Uŋgaşik, некоторые из моих молодых друзей выражали горячее желание научиться читать и писать. Один из них, по имени Celqar, успел самоучкой, по газетным клочкам усвоить латинский алфавит. Он написал мне письмо по-английски крупными печатными буквами, с варварским правописанием, но все-таки слова и смысл я разобрал.
I WLTL YUO ALASNEIT ME CAM POORESSEB MENO KEROT NETO MERICAN MAN NO COOG MAI POOI CEREI AIN PEIEB E LIKM ROOSEN MAW COOD MAN SOOBBOSE EKUTM MAI POOI PEIEB MEI VELL COOD.
"Я вам скажу, прошлою ночью мой пришел на судно, мой не получили ничего. Американский человек — нехороший, мой мальчик плакал (просил трубку), он хотел ее, русский человек — хороший человек, быть может, он даст ему, моему мальчику, трубку, мой чувствует хорош".
