Картежная игра широко распространена в самых худших формах. Плутовство в картах считается законным способом выигрыша. Общественные отношения элементарно грубы. Сосед у соседа занимает деньги или пищу на чудовищных условиях, с накидкой до 200 % в год, и даже сами должники считают такой порядок законными и естественным: "ему пришлось — он меня давит, мне придется — я его придавлю". На Нижней Колыме такие отношения приняли какой-то почти простодушный характер. Все жители — нищие, и все начисляют друг на друга большие проценты и кортом (наемную плату) за каждую малость: за старую лодку, за весло, и в конце концов никто ничего не получает и не платит. Долги погашаются взаимно, вроде безналичного расчета. Наличных денег нехватает даже на уплату податей, для которых между прочим существует круговая порука.
Что касается туземцев различных племен, то русские колымчане твердо убеждены, что это — их законная добыча, вроде диких оленей, песцов или белки. Полунищие русские жители опутывают еще более нищих ламутов и юкагиров долгами, как будто паутиной. В обычном разговоре туземцев по-русски никогда не называют людьми, а просто полевыми зверями, тварями, зверьем. Их племенные названия употребляются только в презрительной форме: чукчишки, якутишки, ламутки и т. д.
ПРАВОСЛАВНАЯ МИССИЯ
Русская православная церковь всегда составляла только особый отдел российского правительства. Миссионерское дело в Сибири совершалось на средства государства и под полным контролем полиции. Один из влиятельных участников этой казенной работы даже говорит: "больше всего они (инородцы) указывают на то, что от царя нет прямого приказа для нас на принятие русской веры". Они говорят: "если бы царь желал, чтоб все мы сделались русскими, то он, конечно, прислал бы об этом указ". Они понимают чутьем, что принятие русское веры — не только церковное, но также государственное дело[123].
С другой стороны, в прямом соответствии с таким положением вещей, история работы православных миссионеров среди сибирских племен, как об этом справедливо замечает Иохельсон, имеет в себе мало достойного, за исключением немногих лиц; таковы, например, алеутский миссионер Вениаминов и алтайский миссионер Вербицкий[124].
Первые попытки крестить чукоч были, вероятно, сделаны тотчас же после встречи русских с этим племенем. Однако в последующие полвека это удавалось мало, прежде всего из-за отсутствия попов и миссионеров. Аргентов упоминает, что в колымской часовне, за отсутствием священства, службы исполняли миряне. Даже гораздо позднее миряне совершали обряд крещения младенцев. Иркутский архиепископ Нил еще в 1848 году сделал распоряжение о том, чтобы священники обличали и искореняли это зло[125].
Первая церковь Колымского округа была построена в Нижне-Колымске в первых годах XVIII века. В 1704 году Средне-Колымск тоже имел церковь во имя Покрова богородицы, построенную "по-черному", т. е. без дымовой трубы. В том же году в Средне-Колымске было только три дома. Верхний Колымск имел только часовню во имя Николая-чудотворца. Анадырская церковь, по Аргентову, была построена в 1743 году. Еще через год был прислан первый миссионер, иеромонах Флавиан, с тремя помощниками, но все они были убиты коряками в 1745 году. Первые священники на Колыме и на Анадыре принадлежали к зажиточной местной семье Трифоновых. Так, в Нижне-Колымске в 1753 году находим священника Михаила Трифонова. Это был единственный священник всего Колымского края, и он посещал все три колымских города. До того он был священником у анадырских чукоч. В 1757 году видим другого священника, Прокопия Трифонова, переведенного в Анадырь в 1758 году.
Однако в 1764 году, после разорения анадырской крепостцы, он был возвращен на прежнее место.
В 1812 году, вместе с началом новых сношений с чукчами, нижне-колымский священник получил наименование чукотского миссионера. Первым таким миссионером был отец Григорий Слепцов. Он проживал постоянно в своем прежнем приходе и только был обязан съездить однажды в году на Анюйскую ярмарку. Аргентов утверждает, что в 1811 — 1812 году Слепцов ездил к чаунским чукчам. Следующий приходский миссионер, отец А. Трифонов, прибывший на Колыму в 1816 году, никогда не посещал чукоч. В его время иркутский архиепископ Михаил написал чукчам особое послание, увещевавшее их к принятию христианства (1818). Можно спросить: сколько же чукоч сумели прочесть это русское послание?
В 1848 году, по настоянию архиепископа Нила, была сооружена небольшая церковка, на северном прибрежье, у устья Большой реки (она же Большая Бараниха). Церковь отстояла от Нижне-Колымска на 300 верст, и молодой священник, отец А. Аргентов, был назначен туда первым миссионером. До того времени он был штатным священником на Нижней Колыме в течение четырех лет с лишком. Он говорит в своих путевых заметках, что место для миссионерского пункта было выбрано не очень удачно. Чукчи на этом месте постоянно не живут, а только наезжают от времени до времени. Это, разумеется, верно.
Аргентов отправился в свою церковь вдоль морского прибрежья на пяти больших карбасьях колымского дела. Карбасья эти были сделаны так грубо и непрочно, что можно только удивляться, как эта экспедиция на всем своем длинном пути не потерпела крушения. Колымчане, пришедшие в карбасьях, построили для Аргентова бревенчатую избу и сами ушли назад, оставив его одного с женой и прислужницей. Уже через несколько месяцев Аргентову пришлось поспешно бежать из своей миссии, потому что чукотские соседи требовали от него вступления в связь группового брака. Эту историю в мое время еще помнили на Колыме и русские, и чукчи. Аргентов ездил по стойбищам всю зиму, забирался на реку Чаун и на мыс Шелагский и в конце концов впал в искушение и заключил дружественный союз с чукчей Атато, равным образом и с его женой. Возможно, что в это время он еще не знал всех чукотских правил относительно группового брака. Через некоторое время Атато возвратил визит и просил взаимности. С ним было шесть товарищей, так что отказывать было бы опасно. В критический момент прислужница согласилась заступить место хозяйки. Чукчи, пожалуй, не вполне понимали это различие и считали прислужницу младшей женой Аргентова. Помимо того, по чукотским воззрениям, семья имеет право в брачных возмещениях заменять одну женщину другой. Некоторые подробности этого дела я слышал от самого Атато, который еще был жив в 1895 году. Вскоре после этого Аргентов поспешно оставил свою церковь. Это была первая и последняя попытка чукотских миссионеров поселиться среди чукоч.
Майдель в 1870 году предпринял постройку церкви на реке Еломбале, притоке Большого Анюя. Omrakwurgьn, новый чукотский князь, пожертвовал на церковь четыреста убойных оленей. Олени были съедены русскими колымчанами, впрочем и церковь и дом для священника были построены, но никто не хотел там жить.
Следующие партии миссионеров, быть может, из-за странной истории с Аргентовым, были назначены уже из монахов. Число их постепенно возрастало. В конце XIX века в Колымском округе было три миссионера. Один действовал в городе Нижне-Колымске, другой — в поселке Пятистенное, на реке Большом Анюе, третий — в якутском наслеге Сен-Кюэль, на самой границе с западной тундрой. Место для этого миссионера было указано лично якутским епископом Дионисием: "повелеваю миссионеру поселиться на тундре, на Большой Чукотской реке. Самое имя этой реки указывает, что места эти служили издревле для обитания чукоч".
На деле, однако, Большая Чукочья река является особого рода проблемой. Здесь, по-видимому, никогда не было чукоч, но в XVII веке обитал какой-то другой народ, который казаки-завоеватели тоже называли "чукчи", народ этот исчез еще два века тому назад. Тундра вокруг Большой Чукочьей реки была до такой степени пустынной, что новый миссионер мог поселиться только на ее окраинах, в одном из крайних якутских наслегов.
