Необходимым добавочным промыслом повсюду является пушная охота. Правда, пушная охота возникла и развилась только в последние три века, вместе с появлением русских, создавших внезапный и настойчивый спрос на соболя, лисицу и песца. До появления русских почти не было ни спроса, ни промысла. По общему свидетельству служилых и промышленных людей, тайга и тундра в первые годы после завоевания одинаково кишели драгоценным пушным зверем.

В полярной Америке и в полярной Евразии формы комплексного хозяйства были вообще одинаковы.

Однако в северной Евразии к основным рыболовству и охоте рано присоединился более высокий тип хозяйства: скотоводческий, а именно оленеводство, по навыкам своим весьма первобытное, но все же далеко превосходившее основные присваивающие промыслы: рыболовство, охоту, как по обилию продуктов, так и по обеспеченности и правильности их добывания.

В последние два века сюда присоединились более поздние формы скотоводства: разведение лошадей, рогатого скота, принесенное на западе русскими, а на востоке — бурятами и якутами.

Мы имеем в полярной полосе Америки наиболее отсталое хозяйство так называемых сухопутных эскимосов, открытых и обследованных датскими экспедициями Туле. Эти эскимосы никогда не выходят к морю для зверобойного промысла. Они существуют рыболовством и скудной сухопутной охотой, почти не имеют собак и хозяйство ведут до такой степени беспомощное, что в сущности постоянно стоят на рубеже голодной смерти.

Группы пеших рыболовов и сухопутных охотников встречаются также и в северной Евразии. Таковы: на западе — алтайские шорцы, а на востоке — юкагиры. Есть основания думать, что в древнее время такое первобытное и скудное хозяйство было распространено гораздо шире.

Однако вообще мы встречаем в Евразии более значительное разнообразие хозяйственных форм, чем в Америке. В частности в северо-восточном углу Евразии у чукоч и коряков мы встречаем два параллельных хозяйственных быта: оленеводческий и приморский зверобойный, которые проходят рядом, соединяясь и разъединяясь и создавая новую пестроту хозяйственных связей.

При всем том оленеводы и морские звероловы у чукоч и коряков составляют одно и то же общество. Они живо сознают свое племенное единство и даже в самоназвании противопоставляют себя всем своим соседям в качестве "настоящих людей", которые говорят "настоящим языком" и имеют "настоящие лица".

В литературе неоднократно возбуждался вопрос, не представляют ли оленные и приморские чукчи (а также заодно оленные и приморские коряки) в сущности две различные народности.

Рядом с приморскими чукчами на прибрежьях у Берингова пролива действительно обитают азиатские эскимосы, которые во многих отношениях сходны с приморскими чукчами. Техника промысла и техника выделки орудий, пища, жилище, одежда, религия, фольклор представляют много совпадений, которые, по-видимому, отчасти восходят к общему происхождению, а отчасти объясняются заимствованием. Эти заимствования отражаются также и в языке. Эскимосы позаимствовали у чукоч термины сухопутной охоты. Чукчи позаимствовали у эскимосов термины охоты приморской. Также и языки чукотский и эскимосский, хотя и принадлежат к различным группам, а именно: чукотский — к инкорпорирующей группе языков, а эскимосский — к агглютинирующей группе языков, все же представляют много сходных элементов, особенно в построении спряжения переходящего глагола.

Я все же не считаю возможным утверждать, что приморские и оленные чукчи принадлежат к двум различным народностям и в частности что приморские чукчи совпадают с азиатскими эскимосами. Наиболее древние данные чукотского фольклора говорят постоянно о войне с азиатскими эскимосами, которые были в результате этой войны оттеснены на восток и даже в Америку.

Если сопоставить чукотское хозяйство с одной стороны с коряцким, а с другой с эскимосским, мы находим у чукоч, во-первых, оленеводство, близкое к коряцкому, во-вторых, зверобойный промысел, близкий к эскимосскому, но, кроме того, еще элементы, которые не объясняются ни из того, ни из другого источника, а занимают промежуточное положение.

Еще труднее допустить, что оленные коряки и приморские коряки представляют различные народности. Приняв такое разделение, пришлось бы, кроме того, идти дальше и, например, для охотских ламутов (эвенов), которые тоже разделяются на оленеводов и приморских рыболовов-зверобоев, допустить также различное происхождение. Вопрос о различном происхождении оленных и приморских чукоч во всяком случае остается открытым.

Разнообразие хозяйственных укладов дало толчок к очень раннему развитию внутриплеменного обмена, которые в дальнейшем расширился и стал междуплеменным обменом.

В наиболее крайнем районе северо-востока, между реками Колымой и Анадырем, развитию торговли содействовало также географическое положение между двух океанов: Полярного и Тихого, а также соседство Америки. Азиатские эскимосы и чукчи с коряками, конечно, не нуждались в особом открытии Америки. Америка была для них близкая соседняя страна, знакомая и доступная с незапамятных времен.

***

Мы имеем у чукоч, а также у коряков такие источники классового расслоения: 1) укрупнение оленьих стад, которое повело у оленеводов к появлению зависимых соседей и безоленных пастухов и к большому укреплению социальной верхушки, 2) энергичное развитие торговли, особенно у приморских чукоч с эскимосами, которая велась в пределах Евразии от морского прибрежья внутрь страны и обратно, а в более широких границах проходила транзитом из Азии в Америку.

Речное рыболовство и сухопутная охота в условиях натурального хозяйства вообще не создают возможности накопления больших богатств. Промысел в нормальных условиях не приносит излишка: пойманная рыба и добытое мясо идут на прокормление людей и собак, на гостеприимство для проезжающих. Различие удачи и умелости у охотников не настолько велико, чтобы создать возможность накопления богатства у особенно удачливого охотника. Нередко бывает, что удача одного года сменяется неудачей другого, приносящей нужду и даже нищету.

Однако в различных местах, в устьях больших рек, в приморских заливах, большое обилие рыбных богатств создает в рыболовстве возможность нормального излишка, а стало быть, и условия социального неравенства.

На Аляске и на всем тихоокеанском побережье Северной Америки рыболовно-охотничьи народы имели влиятельных старшин, элементы родовой знати, а также зависимых работников, в том числе довольно многочисленных рабов. Положение рабов было совершенно бесправное, их перепродавали от племени к племени, также приносили в жертву на могиле хозяина. Торговля и война здесь, как и всюду, подчеркивали и подкрепляли классовое расслоение.

Рыболовное хозяйство у чукоч вообще было мало распространено. Морской зверобойный промысел временами отличался большим обилием добычи, но он постоянно перемежался сезонами и даже целыми годами полного неулова, что приводило население на край голодной смерти. Здесь не было нормального излишка производства, а стало быть, не было почвы для экспроприации продуктов дальше известных, весьма ограниченных размеров.

Таким образом классовое расслоение у чукоч развивалось главным образом по двум определенным линиям: среди оленных чукоч — на основе укрупнения оленных стад и среди приморских чукоч — на основе развития торговли.

Возможно, что и то и другое не отличаются слишком значительной древностью Древнейшие данные о состоянии чукотского общества дает фольклор, в общем обильный и разнообразный. Среди этого фольклора выделяется значительная часть, которая в общем не имеет фантастического элемента и относится к войнам чукотского народа с азиатскими эскимосами, с оленными коряками и с русскими. Древнейший слой этих рассказов относится к давно минувшим временам, заполненным постоянной войной чукоч с азиатскими эскимосами. В то время эскимосы, очевидно, занимали в Азии более обширную территорию, чем ныне.