Ф. А. Иванова я видел несколько раз и один раз был приглашен вместе с Л. Ф. Фокиным к нему на большой обед, куда были также приглашены русские инженеры, работавшие прежде на Кыштымских заводах и знакомые хорошо с ватер-жакетными печами для выплавки меди из руд. Ф. А. был в высшей степени интересной личностью. Он вышел из крестьянской семьи, свою дорогу пробил упорным желанием учиться и достиг очень высокого положения в промышленном мире на Урале. Он был директором самых больших медно-плавильных заводов Урала в английской концессии, где главным директо-ром-распорядителем был Уркарт, с которым он был очень тесно связан, и тотчас-же после начала Октябрьской Революции вместе с ним эмигрировал в Англию. Насколько имя Ф. А. Иванова было уважаемо в промышленных кругах явствует из того, что он был от промышленников выбран в члены Госуд. Совета. Конечно, я не могу припомнить всех тех наших разговоров с ним, но они касались, главным образом, современного состояния нашей промышленности и возможности ее быстрого восстановления. Я ему передал мой разговор с Красиным относительно моего посещения Уркарта и просил передать последнему мое большое сожаление о невозможности его видеть.
Во время моего посещения Иванова, он мне показал письмо, полученное из Нью Иорка от очень влиятельного лица (я забыл его имя), который просил его узнать о судьбе некоторых больших русских химиков и в особенности обо мне, интересуясь, главным образом, тем, имею ли я возможность продолжать мою научную работу и не могу ли я перебраться в Америку, где я мог бы получить очень хорошие условия для научных исследований. Как ни заманчиво было подобное предложение, но я на-отрез от него отказался, так как тогда еще не задумывался над подобным вопросом и искренно желал все свои силы и знания употребить для восстановления нашей химической промышленности, а также и для продолжения научных исследований в своей стране. Много лет спустя, когда
я однажды был в Нью Норке и посетил моего соотечественника И. И. Остромысленского, он мне подтвердил, что самая большая резиновая ф:ирма в Соед. Штатах очень была заинтересована о моей судьбе и очень бы хотела пригласить меня еще в 1920 году для исследовательских работ в их лаборатории.
Англия одной из первых признала советское правительство, сделав это из чисто коммерческих соображений, и Ллойд Джордж произнес свою знаменитую фразу о том, что «торговать можно и с людоедами». Поэтому Красин создал в Лондоне особую организацию, которая была названа «Аркос» (Англорусское общество) и предназначалась для коммерческих сделок между СССР и Англией. Это общество, которое впоследствии было заменено Торгпредством, в то время было очень солидной организацией, производившей миллионные операции. Во главе Аркоса стоял директор Соломон и правление, но к моему приезду в январе 1922 года произошла смена директоров, и вместо Соломона был назначен А. Квят-ковский, занимавший большой пост на Дальнем Востоке и зарекомендовавший себя с самой лучшей стороны, как дельный человек в коммерческих операциях. Когда я познакомился немного ближе с деятельностью Аркоса, то убедился, что набранная публика была мало опытна в делах и делала непростительные ошибки, причинявшие государству большие потери. Многие товары, например, лес, они продавали с большим убытком, а некоторый товар, в виду невозможности его продать ни по какой цене и во избежании платы за простой нагруженных судов, приходилось просто бросать в море; так было поступлено, насколько помнится, с туруханским графитом.
Чтобы исправить положение и был приглашен Квятсков- . ский. Узнав, что я в Лондоне, он захотел познакомиться со мной, как с членом правительства и как с человеком, который ведает химической промышленностью СССР; он приехал ко мне в Россель Отель, и мы отправились с ним завтракать в отель Савой; к завтраку был приглашен Фокин и еще один
г. Михайлов, не партийный, но об’явивший себя сочувствующим коммунистам и околачивавшийся около торгпредств различных стран. Квятковский, по своему наружному виду и по манере вести разговор, а также по размаху в заказе завтрака с дорогим шампанским, произвел на меня впечатление человека, имеющего привычки, присущие прежним дельцам дореволюционного периода. Я не могу судить, какую пользу принес он СССР, будучи директором Аркоса, но через некоторое время я услыхал, что он смещен с этой должности, арестован и предан суду и должен был отбывать наказание в тюрьме, но впоследствии был оправдан. Всю эту историю я слышал от инженера Ю. А. Горожан, который был личным секретарем и приятелем Красина и большую часть времени, когда Красин был нашим полпредом в Англии, он жил в Лондоне, а потому знал всю жизнь Аркоса. Горожан сказал мне, что Квятковский был порядочным человеком, все денежные операции проводил с ведома Наркомвнешторга, и хотя имел деньги на своем личном текущем счету, но делал это исключительно по деловым соображениям. Горожан защищал Квятковского перед ГПУ и очень порицал тех лиц, которые обвиняли его во взяточничестве и присвоении казенных денег.
Но в Аркосе, который насчитывал не одну сотню служащих, были, конечно, и деловые люди старого воспитания, которые своим опытом, несомненно, приносили пользу вновь образованному коммунистическому предприятию. Один из таких людей был инженер Лев Борисович Рабинович, окончивший Киевский Политехнический Институт, ученик проф. Тихвинского по химической технологии. До революции он проживал заграницей, большей частью в Англии, и был призван Красиным в качестве заведующего всем Нефтяным Отделом Аркоса. Это был один из самых главных отделов, так как продажа нефти и продуктов из нее добываемых представляла один из важных продуктов экспорта.
Так как меня и Фокина очень интересовал вопрос о сухой перегонке сланцев, имеющихся у нас в значительных количествах, то нам пришлось ближе познакомиться с Л. Б. Рабиновичем, и он организовал нашу поездку в Шотландию для осмотра заводов, перерабатывающих сланцы в газолин, парафин и другие масла. Залежи сланцев находятся недалеко от Эдинбурга, и мы отправились туда вчетвером (Рабинович, Горожан, Фокин и я), заручившись заранее согласием компании, разрабатывающей эти сланцы, на ознакомление со всем производством. Ехали мы днем и имели отдельное купэ 1-го класса, где могли свободно обсуждать интересующие нас вопросы. Из разнообразных тем, которые мы подвергли обсуждению, одна врезалась в мою память, — и я считаю очень уместным во всех подробностях вспомнить об этой части нашего разговора.
Двое из нашей компании, — я и Фокин, — были беспартийными, а Рабинович и Горожан принадлежали к социалистическим партиям. Рабинович не был большевиком, но сочувствовал всем их национализациям и находил, что гораздо приятнее работать при настоящем социалистическом хозяйстве, чем быть во власти капиталистов.
«Вот, например, Вы, Владимир Николаевич, — говорил он, — работали прежде консультантом у компании Нобель, который загребал деньги в свой карман, свысока относился к Вашей работе и во всякое время мог выбросить Вас с работы, и никто не мог ничего с ним сделать; Вам и всякому служащему приходилось терпеть гнет от подобного хозяина. То ли дело в социалистическом государстве, где нет подобных хозяев, где поставленный во главе того или другого предприятия гражданин сознает, что он такой-же советский работник, как и Вы, что он должен идти рука об руку с Вами и использовать Ваши ценные знания не для своего личного обогащения, а для пользы всего государства. Вас не могут без причины удалить со службы, так как Вы находитесь под охраной профессиональных союзов. Подумайте серьезно о подобном порядке вещей, установившемся ныне в нашем государстве на новых началах, и я уверен, что Дьг еще с большей энергией будете
«Ваша речь, Лев Борисович, с точки зрения логики непогрешима, и все в ней кажется так гармоничным и заманчивым, что с первого взгляда нельзя и возражать. Но я приведу Вам некоторые соображения, которые могут в значительной степени изменить ту чарующую перспективу, которую Вы изволили начертать. Во-первых, я вовсе не принадлежу к числу тех лиц, которые видят счастье в обладании большим капиталом; я совершенно не капиталист, я ученый, но не лишенный практических навыков и вдобавок оказался еще не плохим администратором, так как в течении 3-х лет, как Вам известно, управлял всей химической промышленностью России во время войны и, как говорят, управлял не плохо. Поверьте, что мне никогда не улыбалось кланяться в пояс богатым людям и хозяевам, и, по правде сказать, по своему характеру, я никогда не искал знакомства с богатыми людьми; я полагал, что между мною и ими не будет достаточно искренности и что поэтому мне лучше быть подальше от них. Ближе с ними я познакомился только во время последней войны, когда мне волей-неволей надо было иметь с ними дела и принимать их у себя в Химическом Комитете. За это время мне пришлось познакомиться с богатым человеческим материалом, как собственниками, так и служащими, и чтобы дать Вам правильный ответ на возбужденный Вами вопрос, я ни на одну минуту не могу забыть, что для правильной оценки предлагаемой социальной реформы необходимо иметь в виду характер среднего человека этой эпохи и со всех сторон обсудить: может ли он воспринять и работать спокойно при данных обстоятельствах, выполняя заманчивую социалистическую программу, предложенную небольшой кучкой людей, не имеющих ни малейшего опыта по управлению страной, которая веками выработала определенную систему уклада всей государственной жизни.
