Первые переговоры мне пришлось вести с большой немецкой фирмой Bayerishe Stickstoff Werke, которая занималась, главным образом, производством кальций-цианамида, имевшего большой спрос, как в Германии, так и заграницей, в качестве хорошего азотистого удобрительного средства. Во главе этого дела стоял д-р Никодем Каро, почетный профессор, который, работая вместе с д-ром Франк, еще перед войной открыл способ получения кальций-цианамида. Старый Франк умер, и Н. Каро, вместе с сыном Франка, возглавляли указанную фирму. В то время Каро имел партнера, очень молодого, но очень делового, Михаел, которому очень хотелось завязать сношения с Советской Россией.
Bayerishe Stickstoff Werke имели несколько заводов, изготовляющих, главным образом, кальций-цианамид, но кроме него они изготовляли также и другие неорганические соединения, азотную кислоту, аммиачную! селитру, цианистые соединения и пр. Кальций-цианамид для своего приготовления требовал сначала получения кальций-карбида, который готовился в электрических печах из извести и угля при высоких температурах, а затем через кальций-карбид при .известной температуре (около 900-1000 град.) пропускался азот, и в результате получался кальций-цианамид. Патент на это изобретение принадлежал Франку и Каро, и они утилизировали его не только в Германии, но продавали лицензии и для других стран. В других странах, как, например, в Швеции, существовали другие патенты для изготовления этого важного продукта, но, конечно, достоинство каждого способа определяется его экономичностью и расходом энергии на каждую весовую единицу связанного азота. Хотя патент на изготовление кальций-цианамида принадлежал Франку и Каро, но мне пришлось слышать от многих в Германии, что первое наблюдение над поглощением азота карбидом кальция при высокой температуре было сделано в лаборатории Франка их ассистентом. В энциклопедии Ульмана определенно указывается имя химика, которому по праву должна была бы принадлежать честь этого открытия. Я не имею ввиду анализировать этот эпизод, — это должно быть сделано людьми, занимающимися историей развития химических процессов; но я счел нужным сообщить об этих слухах, чтобы указать, что маленькие химические люди, вероятно, нередко подсказывали замечательные наблюдения своим руководителям и хозяевам, которые из честолюбия скрывали историю того или другого открытия, приписывая себе полностью эту заслугу. Развитие производства кальций-цианамида в Германии обусловливалось тем обстоятельством, что при разложении его водяным паром под давлением азот из него выделялся в виде аммиака; этот аммиак в присутствии катализатора платины, можно было воздухом окислять в азотную кислоту, требование на которую во время войны было громадным, так как она являлась главным продуктом для изготовления взрывчатых веществ и пороха. Кроме того кальций-цианамид может быть использован также и для получения ядовитых цианистых соединений.
Как было указано выше, в России во время войны Химический Комитет приступил к постройке в Юзовке первого завода каталитического окисления аммиака воздухом и в то-же время разрабатывал проект завода кальций-цианамида. Прекращение войны и гражданская война помешали выполнению этих задач, но обе эти проблемы не переставали интересовать нас, и потому представлялось крайне интересным воспользоваться моим пребыванием в Германии и ознакомиться с этими процессами на заводах Bayerishe Stickstoff Werke, Я не переставал настаивать перед Президиумом ВСНХ, что наша главная химическая задача на ближайшее время состоит в постройке заводов связанного азота, т. е. получения аммиака из элементов водорода и азота (способ Габера), а также и кальций-цианамида, который может быть употреблен в качестве удобрительного средства в мирное время; в военное-же время он может служить также и для получения аммиака, а, следовательно, и азотной кислоты.
Первое свидание мое с Каро состоялось вечером в при-сутсвии Макодзюба в его конторе. Здороваясь со мною, он начал сразу говорить по русски на вполне понятном диалекте, и об’яснил мне, что его отец до войны жил в Лодзи и был там довольно продолжительное время болгарским консулом, а потому Каро и научился русскому языку еще в детстве, и так как он любил читать русскую литературу, то он не утерял способности говорить и понимать по русски. Это в значительной степени облегчило мои переговоры с Каро, и Макодзюб с этой точки зрения был совершенно не нужен, но его присутствие было очень полезно, чтобы записать весь разговор по русски и по немецки, и немецкую копию представить в Bayerishe Stickstoff Werke.
Д-р Каро с самого начала заявил мне, что со мной он уже познакомился в Лондоне на 7-ом Международном Конгрессе по чистой и прикладной химии в 1909 году, где он впервые делал доклад о получении кальций-цианамида. Он был со мной очень любезен и заявил мне, что он, совместно со своим компаньоном Michael, был бы очень рад начать работу в России, так как он находил, что Германия и Россия должны находиться в дружбе ввиду многих общих интересов. Я с своей стороны указал ему, что немецкая техническая помощь для нас является крайне необходимой и перечислил те насущные вопросы, которые наиболее интересуют в настоящее время СССР. На прощанье он сказал, что он подумает о всех возбужденных мною проблемах и постарается в самом ближайшем времени устроить новое свидание и познакомить меня со своим компаньоном. В заключении он заявил мне, что он очень ценит мои работы по катализу и высоким давлениям и считает, что оки сделали эпоху в химии, так как с моей легкой руки стали применять высокие давления также и в промышленности.
После моего приезда в Берлин я позвонил в Далем, в Кайзер Вильгельм Институт, к профессору Ф. Габер, с целью узнать, когда я мог бы его повидать. Дело в том, что я по своей натуре был очень застенчивым человеком и никогда не напрашивался на знакомство. Но перед моим от’ездом заграницу я виделся с А. Е. Мозером, профессором Московского Технического Училища, который только что вернулся из заграничной командировки и сообщил мне, что Габер, узнав от него, что я скоро буду в Берлине, просил его сообщить мне, чтобы я непременно заехал к нему. На мой телефонный звонок проф. Габер любезно ответил мне, что будет очень рад видеть меня в этот-же день, в б часов вечера, и указал мне подробно маршрут в его Институт в Далеме. Было ровно б часов вечера, когда я поднялся на верх из подземной железной дороги; было очень темно, и я немного замешкался, чтобы лучше ориентироваться, как был окликнут одним господином, который спросил, не я ли профессор Ипатьев. На мой утвердительный ответ, он представился мне; это был сам профессор Габер, — и мы пошли к нему на квартиру. Такая личная встреча меня очень тронула и показала мне, что мои научные работы действительно оцениваются высоко, если такой выдающийся немецкий ученый идет на вокзал меня встречать. Наша дружеская беседа продолжалась не менее двух часов и касалась различных тем, но главным образом сосредоточивалась на вопросах, касающихся экономического состояния России. По его убеждению, Россия, как страна земледельческая, должна развить свое сельское хозяйство до совершенства и быть кормилицей всей Европы и поставлять всякого рода сырье; он был против широкого развития обрабатывающей промышленности, так как находил, что без помощи иностранной промышленности она не может подняться на такую высоту, чтобы конкурировать с западной индустрией. Я ему возражал в том смысле, что мы не думаем теперь о конкуренции, но для развития того-же сельского хозяйства нам необходимы и машины, и удобрительные туки, и т. п., и эти предметы нам необходимо изготовлять у себя дома. Кроме того, для обороны такой громадной страны, какой является СССР необходимо озаботиться установкой современных методов получения азотной кислоты, а, следовательно, и аммиака, так как доставка чилийской селитры во время войны может совершенно прекратиться. Проф. Габер был очень любезен и пригласил осмотреть его лабораторию после Рождественских праздников, познакомил меня со своей молодой супругой и маленькой дочкой. Я очень благодарил его за внимание и сказал, что с большим удовольствием воспользуюсь его приглашением; но так как в самое ближайшее время я должен был уехать в Англию и Францию1 по делам промышленности, то я попросил позволения уведомить его, когда я вернусь в Берлин и установить время посещения его лаборатории. На прощанье он дал мне несколько рекомендательных писем к известным промышленникам, прося оказать мне содействие по осмотру немецких заводов. Это было мое первое знакомство с Габером, и при разговоре я заметил, что он не совсем здоровый человек: в нем замечалась какая-то нервность и было похоже, что он страдал какой-то внутренней болезнью; все время он пил газированную воду и говорил, что чувствует громадную жажду. Он сообщил мне, что собирается в далекое путешествие и намерен посетить Японию и Америку.
