Несмотря на мое волнение, мой доклад вызвал большой интерес, и я получил дружные апплодисменты. После доклада Д. П. Коновалов сказал прочувственное слово, и указал на замечательное совпадение: 35 лет тому назад в Императорском Техническом Обществе в 1-ом Отделе под его же председательством В. Н. Ипатьев сделал свой первый доклад о химическом исследовании структуры стали. Д. П. отлично помнит мое первое выступление, и он заявил, что у него уже тогда сложилось убеждение, что из меня выработается серьезный химический исследователь. В своей ответной речи я поблагодарил Д. П. Коновалова за его всегдашнее внимательное ко мне отношение, а также высказал благодарность моему первому учителю А. Е. Фаворскому. Я пожелал также процветания Русскому Химическому Обществу, на заседаниях которого, слушая доклады старших членов Химического Общества, создавших школу русских химиков, молодые химики совершенствовали свои познания, учились, как надо вести экспериментальные исследования, и т. д.
Банкет, состоявшийся после заседания общества, прошел очень оживленно. На нем присутствовал президент Академии Наук А. П. Карпинский, академик Ф. И. Щербадкий, много химиков и инженеров (около 160 человек). Инженер Пальчинский произнес блестящую речь, в которой указал, что я не принадлежу к числу таких специалистов, которые, подобно флюсу, пухнут только в одну сторону. Бедный П. М. Пальчинский! Он тогда не предвидел, что дни его жизни уже сочтены: через несколько дней он был арестован (не помню, в который раз), а через 2 месяца оказался в числе 20 других жертв, расстрелянных в отместку за убийство Кавердой нашего полпреда в Варшаве, Войкова.
На этом, к сожалению, не окончились мои переживания, связанные юбилеем. Через один или два дня президент Академии Наук пригласил меня на чашку чая к нему на квартиру. К моему удивлению на эту чашку чая были приглашены все заграничные консула, находящиеся в Ленинграде, все академики и другие гости. Незабвенный наш президент Александр Петрович Карпинский в немногих словах сказал мне, перед всеми собравшимися, такое сердечное приветствие, которое никогда не изгладится из моей памяти.
Из сказанного можно было заключить, что я получил большее внимание, чем я заслуживал, и я чувствовал даже неловкость, что моя особа причинила так много хлопот людям. После всех пережитых волнений мне надо было бы поехать на отдых, но в первых числах июня я должен был ехать заграницу, в Германию, на новую работу, а кроме того должен был сделать доклад во время русской ученой недели в Берлине, которую немцы устраивали в честь русских ученых.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ НАУЧНЫЕ РАБОТЫ В РОССИИ И ГЕРМАНИИ
В Главном Химическом Управлении был возбужден очень серьезный вопрос относительно использовании больших количеств бензола и толуола, получаемого на коксобензоловых заводах. Этот вопрос сначала обсуждался в Главном Военно-
промышленном Управлении и там было вынесено решение превратить весь толуол в тротил, который не заливать в снаряды, а хранить в военных складах, как запас для военного времени. Это решение было внесено в Главное Химическое Управление для окончательного разрешения. Для постройки таких складов и превращения количеств добываемого толуола потребовалась единовременная затрата в 15 миллионов рублей. В заседании Совета никто не мог придумать какой-либо другой^ меры, чтобы заменить это предложение, вызывающее большое сомнение в его рациональности осуществления. Тогда председатель обратился ко мне и пожелал выслушать мое мнение. Я решительно высказался против превращения всего толуола в тротил; во-первых, потому, что это вызывает ненужный расход на постройку дорогостоющих военных складов, а, главное, потому, что мы не гарантированы от случайных взрывов тротила. Что же касается использования лишних ароматических углеводородов, то я предложил подмешивать их в небольших количествах к газолину, в особенности к авиационному, что только улучшит их антинок. Необходимо подсчитать, какое количество ароматики будет оставаться неиспользованным после удовлетворения нужд военной и красочной промышленности, и тогда можно будет решить, каким образом следует использовать ее остаток для улучшения качества газолина. Мое предложение было принято единогласно и было постановлено образовать комиссию под моим председательством, чтобы в кратчайший срок решить этот важный вопрос и внести на утверждение Главхима.
Незамедлительно мною была собрана комиссия из нефтянников, представителей Теплотехнического и Автомобильного Институтов и некоторых профессоров для обсуждения этого вопроса. С самого же начала я встретил упорное сопротивление со стороны продавцов газолина на заграничный рынок, которые заявили мне, что их контракты обусловлены строго определенными кондициями, и потому всякая прибавка может вызвать изменение свойств продаваемого газолина и повлечь затруднения при поставке продукта. Потребовалось не мало
В. Н. Ипатьев и проф. П. Сабатье (1939 г.) в Париже
времени, чтобы убедить этих господ в полной несостоятельности их доводов, так как никакие технические методы испытания не дадут возможность открывать один или два процента ароматики в продаваемом газолине. Эта прибавка никоим образом не повредит свойствам газолина, а скорее улучшит его. Чтобы окончательно их убедить, указанным Институтам было дано задание в кратчайший срок представить в комиссию опытные данные относительно свойств наших газолинов после прибавки к ним различных количеств ароматических углеводородов. Нечего говорить, все испытания вполне подтвердили возможность прибавки ароматических углеводородов к нашим газолинам, которые только улучшали,а не ухудшали их свойства. Что-же касается кондиции на продажу газолина заграницу, то нефтяники сами убедились, что это не так страшно и покупатели охотно будут брать подобный товар. Главное Химическое Управление утвердило постановление комиссии, и вопрос об использовании ароматики был решен для общего благополучия всех ведомств.
В первых числах июня я уже был в Берлине и приступил к работам в лаборатории Байерише Штикштоф Верке, вместе со своим ассистентом К. Ф. Фрейтагом. К тому времени аппараты высокого давления, заказанные Гофферу, были уже готовы, и мы могли начать первые опыты с ними. Для испытания аппаратов и для демонстрации метода я выбрал реакцию вытеснения металла меди из ее раствора сернокислой соли (медного купороса) посредством водорода при возвышенной температуре. Эти опыты мы организовали в подвальном помещении лаборатории, и так как опыт должен был продолжаться долгое время, то надо было оставить бомбу в термостате на всю ночь. Когда об этом было доложено заведующему центральной лабораторией д-ру Г. Франку, то он высказал большое сомнение, что аппарат может выдерживать давление столь долгое время при повышенной температуре и давлении. Но так как опыт производился в уединенном помещении, то он согласился с моими доводами и разрешил производство опыта при подобных условиях. Когда он на другой день пришел в лабораторию', то его первый вопрос к Фрейтагу был: как прошел опыт? И был изумлен, что все оказалось в порядке, и что металлическая медь в великолепно образованных кристаллах осела из раствора медного купосора. Эти образцы кристаллов меди, достигающие более сантиметра длиной, были мною впоследствии демонстрированы на заседании Немецкого Химического Общества во время русской ученой недели.
Я начал с Фрейтагом изучать действие другого газа, — окиси углерода, — на растворы медных солей (главным образом медного купороса). Мы заметили интересное явление восстановления солей окиси меди в соли закиси меди и попутно заметили образование медной соли муравьиной кислоты. В литературе ничего не было известно относительно образования муравьиной кислоты при подобных условиях. Лишь впоследствии, когда заявили патент, мы узнали, что в Америке был взят патент на получение муравьиной кислоты из окисли углерода в присутствии хлористой меди. Чтобы изучить механизм реакции, мы решили сделать опыты образования муравьиной кислоты без участия катализатора. С этой целью мы действовали под давлением окисью углерода на дистиллированную воду, помещенную в кварцевую трубку и вложенную в мою бомбу. При температуре около 200° и давлении в бомбе 160 атмосфер окись углерода соединяется с водой и образует муравьиную кислоту в количестве 1/10 нормального раствора. Кроме того, мы нашли в газах около 14% углекислого газа, который в свою очередь произошел из муравьиной кислоты при помощи ее разложения на углекислоту и водород. Как известно, Бертелло сделал впервые синтез солей муравьиной кислоты при действии окиси углерода на растворы щелочей. Нам удалось впервые осуществить синтез самой муравьиной кислоты из окиси углерода и воды.
