Она смотрела прямо на него, и на лице ее читалось изумление. Она бросила взгляд на свою книжку, опять посмотрела на него и хотела уже встать, подумав, села, опять привстала и снова села.
Он сам встал и пошел к ней, держа в руке свою книжку – вестерн в мягкой обложке.
– Добрый день, – сказал он. – Мы что, знакомы?
– Нет, – ответила она. – Но… вы Бенджамин Мейрс, так ведь?
– Ну. – Он удивленно поднял брови.
Она нервно рассмеялась, бросив на него короткий испытующий взгляд, словно пытаясь угадать его намерения. Было ясно, что она не из тех девушек, которые позволяют себе говорить с незнакомыми людьми в парке.
– Я подумала сперва, что вы мне привиделись. – Книга лежала у нее на коленях, и он увидел оттиснутый на ней штамп: «Публичная библиотека Джерусалемс-Лота». Это оказался «Воздушный танец», второй его роман. Она показала ему его фотографию четырехлетней давности на задней стороне обложки. Там его лицо выглядело мальчишеским и до испуга серьезным, глаза блестели, как черные алмазы.
– Что ж, это хороший повод для знакомства, – заметил он, и эта фраза, хоть и совершенно обычная, странно повисла в воздухе, как некое пророчество. Рядом с ними в песочнице возились малыши, и голос матери умолял Родди не качать сестру так сильно. Но сестра взлетала выше и выше, прямо в небо, цепляясь за качели в своем развевающемся платьице. Эту картину он вспоминал многие годы спустя, как тоненький ломтик, отрезанный от пирога времени. Если бы за этим ничего не последовало, все так и потонуло бы в сумраке памяти.
Потом она засмеялась и подала ему книгу.
– Можно попросить автограф?
– Книга же библиотечная.
– А я куплю ее у них или обменяю.
Он вынул из кармана ручку, открыл книгу на чистой первой странице и спросил:
– Как вас зовут?
– Сьюзен Нортон.
Он быстро, механически вывел: «Сьюзен Нортон, самой милой девушке в парке. С наилучшими пожеланиями. Бен Мейрс». Под росписью он поставил дату.
– Теперь вам придется ее украсть, – сказал он. – Она ведь уже распродана.
– Я закажу в Нью-Йорке, – возразила она, поглядев ему в глаза чуточку пристальнее. – Это замечательная книга.
– Благодарю. Когда я ее закончил и посмотрел на то, что вышло, я боялся, что ее вообще не напечатают.
Она улыбнулась, и он тоже, что сделало разговор менее принужденным. Позже он удивлялся, что все это произошло так легко и быстро. Эта мысль не была безоблачной, поскольку происшедшее казалось ему знаком судьбы, вовсе не слепой, вооруженной мощным биноклем и уже готовой схватить беспомощных смертных и смолоть их меж жерновов мироздания в какую-то только ей известную муку.
– Я и «Дочь Конвея» читала. Мне тоже понравилось. Как, наверное, и всем.
– Да нет, очень немногим, – признался он честно. Миранде тоже нравилась «Дочь Конвея», но большинство из его приятелей поругивали эту вещь, а критики просто смешали ее с грязью. Ну, на то они и критики.
– Тогда только мне.
– А новый вы читали?
– «Билли сказал – уезжай»? Нет еще. Мисс Кугэн из аптеки говорила, что он очень неприличный.
– Черт, да он почти пуританский! – возмутился Бен. – Язык грубоват, но когда ты пишешь о необразованных парнях из деревни, нельзя же… слушайте, хотите мороженого или еще чего? Мне хочется вас угостить.
Она в третий раз посмотрела ему в глаза, потом с благодарностью улыбнулась.
– Спасибо, с удовольствием. У Спенсера чудесное мороженое.
Так все и началось.
2
– Это и есть мисс Кугэн? – спросил Бен, понизив голос.
Он смотрел на высокую худую женщину в красном нейлоновом плаще поверх белого форменного халата. Ее подсиненные волосы были завиты.
– Да. Она каждый вторник приходит в библиотеку с тележкой и набивает ее доверху. Мисс Стэрчер просто с ума сходит.
Они сидели на красных кожаных стульях в кафе. Он потягивал шоколадную воду, она – клубничную. У Спенсера находилась и местная автобусная станция, и они могли видеть через старомодный дверной проем зал ожидания, где одиноко сидел молодой летчик в синем мундире, печально глядя на свой чемодан.
– Похоже, ему не очень хочется ехать туда, куда он едет, – заметила она, проследив его взгляд.
– Отпуск кончился, наверно, – сказал он. Теперь, подумал он, она спросит, служил ли я в армии.
Но вместо этого она сказала:
– Скоро и я так же поеду. Прощай, Салемс-Лот. Наверное, буду так же тосковать, как этот парень.
– Куда, если не секрет?
– В Нью-Йорк. Проверить, могу ли я жить самостоятельно.
– А почему бы не попробовать сделать это здесь?
– В Лоте? Мне здесь нравится. Но вот родители… вы понимаете. Они всегда словно подглядывают за мной. К тому же в Лоте девушке почти негде работать. – Она потупилась, глядя в свой стакан. Шея у нее была крепкой и загорелой, как, наверное, и вся ее фигура, вырисовывавшаяся под простым легким платьицем.
– А кем вы хотите работать?
Она пожала плечами:
– У меня заочный диплом Бостонского университета. Искусство и английский. Выбирай любое. Но оформлять офисы я не умею. Кое-кто из девочек, с которыми я училась, сейчас работают секретаршами, но я печатаю довольно плохо, не говоря уж о компьютере.
– Тогда что же остается?
– Ну… может быть, какое-нибудь издательство, – сказала она с сомнением в голосе, – или магазин… что-нибудь по части рекламы. В таких местах всегда нужно что-то рисовать, а я это умею.
– У вас есть предложения? – спросил он.
– Нет… нет. Но…
– Вам нечего делать в Нью-Йорке без предложений. Поверьте мне. Вы собьете все каблуки в поисках работы.
Она невесело улыбнулась:
– Конечно, вам лучше знать.
– Вы уже работали где-нибудь?
– Да, конечно. Удачнее всего в корпорации «Синекс». Они открывали новый кинотеатр в Портленде и заказали мне двенадцать картин в фойе. Заплатили семьсот долларов. Этого мне хватило, чтобы выкупить машину.
– Что ж, вы можете поехать в Нью-Йорк и снять там комнату на недельку, – сказал он, – и обойти все магазины и издательства с вашим дипломом. Только требуйте договора сразу на полгода, чтобы вас не надули. И не дайте этому городу завладеть вами.
– А вы? – спросила она, погружая ложку в мороженое. – Что вы делаете в этой глуши с населением тысяча триста человек?
Он пожал плечами:
– Пытаюсь написать роман.
Она была явно удивлена.
– Здесь, в Лоте? Но почему? И о чем?
– Вы пролили.
– Что?.. Ах, извините. – И она вытерла свой стакан салфеткой. – И вообще, вы не подумайте, что я такая уж болтушка. Обычно я не люблю говорить.
– Не извиняйтесь, – сказал он. – Все писатели любят говорить о своих книгах. Иногда перед сном я читаю, что пишут про меня в «Плейбое». Очень интересно.
Летчик встал. К кафе подкатил автобус, проскрипев тормозами.
– Я четыре года прожил в Салемс-Лоте мальчишкой на Бернс-роуд.
– На Бернс-роуд? Там же ничего теперь нет, кроме болота и маленького кладбища. Они называют его Хармони-Хилл.
– Я там жил с тетей Синди. Синтия Стоуэнс. Мой отец умер, и с матерью случилось… ну, что-то вроде нервного срыва. Поэтому она на время отправила меня к тете Синди. Та отослала меня обратно на Лонг-Айленд через месяц после большого пожара. – Он смотрел на ее лицо в зеркале над автоматом с газировкой. – Я плакал, когда уезжал от матери, и плакал, когда уезжал от тети Синди из Джерусалемс-Лота.
– Я родилась как раз в год пожара, – сказала Сьюзен. – Это было крупнейшее событие в нашем городе, и я его проспала.
Бен рассмеялся:
– Значит, вы на семь лет старше, чем я подумал в парке.
– Да? – Она выглядела польщенной. – Спасибо. А дом вашей тети, что, сгорел?
– Да, – сказал он. – Я хорошо помню ту ночь. Какие-то люди с ручными насосами пришли и сказали, что нам придется уйти. Мы очень испугались. Тетя Синди стала метаться, собирая вещи и запихивая их в машину. Кошмарная была ночь.
– А дом был застрахован?