Благодарю тебя, милосердное небо, за выучку прежних лет, за то, что я смогла без минутной задержки спустить лодку на воду и теперь гребу против течения! И помоги мне, господи, сохранить ему жизнь ради той, кто полюбит его, хотя сильнее, чем я, несчастная, любить его никто не сможет!

Она гребла изо всех сил, гребла исступленно и все же не теряя рассудка, и не сводила глаз с того, кто лежал на дне лодки. Она положила его так, чтобы видеть это изуродованное лицо. Родная мать прикрыла бы его — так оно было изуродовано, но ее взгляд ничто не могло отвратить.

Лодка коснулась носом гостиничной лужайки, покато сбегавшей к реке. В окнах гостиницы горел свет, но у дверей никого не было. Она привязала лодку и, снова собрав все свои силы, подняла безжизненное тело на руки и, не передохнув ни минуты, внесла его в гостиницу.

Пока бегали за докторами, она сидела около него, поддерживая ему голову. В былые времена ей приходилось слышать рассказы о том, как у потерявшего сознание поднимают руку и сразу же опускают ее, если человек мертв. Она с ужасом ждала той минуты, когда доктор возьмет эту перебитую, окровавленную руку и не задержит ее в своей.

Пришел первый доктор и, прежде чем приступить к осмотру, спросил:

— Кто принес его сюда?

— Я, сэр, — ответила Лиззи; и все, кто был в комнате, посмотрели на нее.

— Вы, милая? Да вам не только не донести, а и не поднять его!

— В другое время, может, и не донесла бы, сэр, а тут хватило сил.

Доктор поглядел на нее внимательно и с состраданием. А потом, нахмурившись, ощупал пациенту голову и переломанные руки и взял его за кисть.

Неужели он уронит ее?

Доктор, видимо, колебался. Он не задержал руки в своей, а осторожно опустил ее, взял свечу, осмотрел раны на голове еще внимательней, проверил зрачки. Потом поставил свечу на стол и снова взял пациента за руку. В комнату вошел второй доктор, они пошептались о чем-то, и тогда тот, второй, взял пациента за руку. Он тоже не уронил ее, но с минуту подержал в своей и осторожно опустил.

— Позаботьтесь об этой несчастной девушке, — сказал первый доктор. — Она почти в забытьи. Ничего не видит, не слышит… И слава богу! Унесите ее отсюда, не приводя в чувство. Ах, бедняжка, бедняжка! Какое же у нее мужественное сердце! Боюсь только, что она отдала его мертвецу. Помогите ей, чем можно.

Над шлюзом Плэшуотерской плотины занималось утро. В небе еще мерцали звезды, а на востоке уже проступал тусклый свет — предвестник того, что ночь уходит. Месяц спрятался, и по обоим берегам реки стлался туман, сквозь который виднелись деревья — вернее, призраки деревьев, и вода — вернее, призрак воды. Призрачными казались и бледные звезды и сама земля, а холодный отсвет на востоке, не озаренный, не согретый потухшим небесным светильником, можно было уподобить невидящему взгляду мертвеца.

Не такое ли сравнение невольно напрашивалось матросу с баржи, который стоял один у ворот шлюза? Во всяком случае, Брэдли Хэдстон смотрел в ту сторону, когда прохладный ветер пронесся над его головой и улетел прочь, успев шепнуть что-то такое, от чего призрачные деревья и вода дрогнули… или ответили угрозой? — ведь чего только не подскажет человеку воображение!

Брэдли подошел к сторожке и толкнул дверь. Она была заперта изнутри.

— Боится он меня, что ли? — пробормотал он, постучавшись.

Плут Райдергуд вмиг проснулся, отодвинул засов на двери и впустил его.

— Что это, Третий Хозяин! Я уж боялся, что вы совсем сгинули. Две ночи пропадали. Ну, думаю, улизнул он от меня! Совсем было решился пропечатать в газетах — мол, разыскиваю человека.

Брэдли так изменился в лице, услышав это, что Райдергуд счел за благо смягчить свой намек лестью.

— Да нет, сударь, на вас это не похоже, — продолжал он, с тупым видом мотая головой. — Этой мыслишкой я только вначале, шутки ради, позабавился. А потом говорю себе: «Он человек честный». Вот так слово в слово и сказал. «У него, говорю, честности на двоих хватит».

Примечательно, что Райдергуд ни о чем не спрашивал Брэдли. Впервые он посмотрел ему в лицо, когда отворял дверь, теперь посмотрел еще раз (правда, украдкой) и решил обойтись без расспросов.

— Вы, сударь, пожалуй, еще часиков на сорок уснете, прежде чем попросите позавтракать, — сказал он, когда его гость, сев на стул, подпер подбородок рукой в уставился глазами в пол. И вот еще одно примечательное обстоятельство: разговаривая с Брэдли, Райдергуд без всякой надобности переставлял с места на место свою убогую мебель, лишь бы не смотреть на него.

— Да, пожалуй, мне надо выспаться, — сказал Брэдли, не меняя позы.

— Вот и я то же самое вам советую, сударь, — подхватил Райдергуд. — А в горле у вас не пересохло?

— Да. Надо чего-нибудь выпить, — безразличным тоном проговорил Брэдли.

Мистер Райдергуд поставил на стол бутылку джина и, сходив с кувшином за водой, налил своему гостю в стакан и того и другого. Потом он снял одеяло с кровати, встряхнул его, снова постелил, и Брэдли лег спать не раздеваясь. Образно выразившись, что он «сведет счеты со сном» в деревянном кресле, мистер Райдергуд устроился, как и прежде, у окна, и, как и прежде, все смотрел в упор на своего гостя, пока тот не заснул. Тогда он поднялся, подошел к кровати и стал тщательно осматривать его с головы до ног, на сей раз вблизи и при ярком дневном свете. И, осмотрев, отправился к шлюзу обдумать все как следует.

— Один рукав ниже локтя располосован, другой лопнул по шву в пройме. Видно, кто-то в него вцепился, и вцепился что есть силы — прямо-таки повис на нем, потому что ворот у рубашки оторван. По траве валялся и в воде побывал. И вся одежда в пятнах, а что это за пятна и откуда они взялись, я тоже знаю. Ура!

Брэдли все спал и спал. После полудня с верховьев реки к шлюзу подошла баржа. До нее тут проходили и другие баржи и вверх и вниз по реке, но сторож у шлюза окликнул только эту, справившись, нет ли каких новостей. Видимо, время у него было рассчитано точно. Матросы с баржи что-то рассказали ему, но в двух-трех словах, без всякой охоты.

Между тем временем, когда Брэдли лег и когда он встал, прошло двенадцать часов.

— Меня не проведешь, голубчик! — пробормотал Райдергуд, обращаясь не к появившемуся в дверях сторожки учителю, а к шлюзу. — Так я и поверил, что можно столько спать!

Брэдли подошел к деревянному вороту, где сидел Райдергуд, и спросил, который час. Тот ответил, что около трех.

— Когда вас сменяют?

— Послезавтра, сударь.

— Не раньше?

— Вот ни на столечко не раньше, сударь.

Оба, видимо, придавали какое-то особое значение этому обстоятельству. Райдергуд ответил с явным удовольствием и повторил свой ответ еще раз, растягивая слова и подчеркивая их отрицательным покачиванием головы:

— Вот ни-на-сто-лечко не раньше, сударь.

— Я говорил вам, что уйду сегодня? — спросил Брэдли.

— Нет, сударь, — весело и любезно ответил Райдергуд, — не говорили. Может, хотели сказать, да запамятовали. Иначе с чего бы вас сомнение взяло?

— Дождусь захода солнца и уйду, — сказал Брэдли.

— Тем более надо подзаправиться. Пойдемте, Третий Хозяин, я вас угощу.

Так как мистер Райдергуд обходился в своем хозяйстве без скатерти, на сервировку ему потребовалось не больше минуты — долго ли поставить на стол вместительный противень с тремя четвертями огромного мясного пирога и достать два карманных ножа, глиняную кружку и большую темную бутылку с пивом.

Оба принялись за еду, причем Райдергуд ел и пил с большим аппетитом, чем его гость. За неимением посуды честный человек вырезал из толстой корки пирога два треугольника и положил их — внутренней стороной кверху — один перед собой, другой перед Брэдли. На эти гарелки он навалил мясную начинку, придав таким образом дополнительный интерес трапезе, так как участники ее вслед за мясным блюдом принялись поедать и самые блюда, да к тому же имели удовольствие гоняться по дощатому столу за сгустками подливки и отправлять их в рот с помощью ножа, если только они не соскальзывали с лезвия.