— А ты уже так привык, что тебя здесь кормят ужином? — не уступая ему, в ответ усмехнулся Джон, а в следующий момент невидимая рука мягко потрепала Гарри по голове. — Ну и наглец же ты, Поттер. Уверен, если бы тебя похитили с целью выкупа, ты бы и им на шею сел.

Гарри только рассмеялся и подставился под прикосновения — слишком нежно и ласково зарывались чужие пальцы в его лохматые волосы. Кто же знал, что это так приятно, когда тебя гладят по голове? То есть, конечно, Джон и прежде делал это, но сейчас Гарри впервые ощущал эту ласку в нормальном душевном состоянии, без истерик и сомнений, просто принимая всё, что происходит.

«По крайней мере, пока это всё не переходит границ», — поспешно заверил себя Гарри и мысленно сам с собой согласился. Это был тот компромисс, на которой он готов был пойти со своей совестью.

За столом послышался плеск воды, а затем он почувствовал запах ароматного чая. Глухо звякнула переставляемая посуда.

— Разговор? — поинтересовался Гарри, усаживаясь поудобнее. Подавшись вперед, он наклонился ближе к столу, опершись локтями о коленки, и ожидающе обернулся в сторону Доу.

— Пожалуй, да, — уже привычно раздался голос справа и привычно же продавился рядом диван. — Хочешь поговорить о чём-то конкретном?

— Вообще-то, да, — несколько смущенно кивнул Гарри. — Ну, то есть, не то, чтобы ты был обязан… и вообще…

— Гарри, не мнись, — чуть сухо отозвался Джон. — Просто говори. Если что-то будет не так, уж не бойся, я сообщу.

— Придурок, — пытаясь скрыть смущение за наигранным недовольством, бросил Гарри, но почти сразу продолжил, словно боялся передумать: — Ладно, хорошо. Это глупо, но я всё ещё хотел поговорить о том, о чём мы с тобой общались в прошлый раз. И… ну… узнать, кем ты хотел быть в детстве. И стал ли им. И кем ты думаешь… ну… эм… мог бы быть я, — уже совсем тихо закончил он.

Справа послышался какой-то сдавленный звук, и Гарри поспешно добавил:

— Если ты засмеешься — я тебя придушу. Мне плевать, что у меня нет палочки, и я тебя не вижу — я найду способ.

— Полегче, господин аврор, — всё же хохотнул Джон, но в его смехе не слышалось насмешки, — я бы не стал над тобой смеяться. К тому же мы правда только вчера говорили об этом. Что касается меня, то… скажем так, в детстве у меня были достаточно амбициозные мечты, которые не могли не претерпеть изменений в процессе взросления. Сейчас же… Ну что ж, не могу сказать, что это работа мечты, но, пожалуй, мне она нравится. Люди забавно на меня реагируют, а я знаю свое дело.

— Сейчас это всё отлично звучало бы, если ты министерский палач, — хмуро вставил Гарри. — Кстати, я так и вижу это. И то, как люди забавно на тебя реагируют.

— Слишком грубо, Поттер, — неожиданно холодно отозвался Джон. — Я никого не убивал. Никогда. Как бы эта чертова война не повернулась, я…

Он резко оборвал себя, но Гарри было уже достаточно. Он вновь замер на своем месте, растерянный и настороженный.

— Ты… участвовал?.. — осторожно спросил он.

Гарри почувствовал, как резко поднялся с дивана Джон. Послышались шаги, хлопок пробки, плеск, и ему показалось, что он уловил запах чего-то алкогольного. Раздалось несколько гулких глотков.

— Все участвовали. Какая разница? Это то, о чем я меньше всего хотел с тобой говорить в эти чертовы дни!

Гарри был поражён, хотя и сам себе не мог точно ответить, чем именно. Реакцией вечно спокойного Джона? Его ответом? Тем, что Гарри, кажется, впервые вывел того на по-настоящему яркие эмоции? Нет, конечно, было раздражение и во время второго Обета, и вообще, когда они говорили во второй день, но впервые это было так ярко, искренне, так… не нарочно. Почему-то до этого Доу казался ему человеком в принципе не способным на что-то настолько несдержанное, на случайные оговорки, на эту растерянную злость, с которой тот отвечал сейчас. Это делало Джона Доу более живым, более настоящим и это, кажется, нравилось в нём Гарри.

— Почему нет? — всё так же осторожно и медленно, словно ступая по тонкому льду, спросил Гарри. И так же, как и спрашивал, он осторожно поднялся, ощупывая подлокотник дивана и край низкого столика, обошел их и двинулся в ту сторону, где, как ему казалось, остановился Доу. — Почему ты не хочешь говорить об этом? Ты не прав, участвовали вовсе не все. И уж точно не у всех была необходимость убивать. У тебя она была? Я верно понял? Сколько тебе лет? Мне почему-то казалось, что мы примерно ровесники, но если так…

— Поттер, завязывай со своими аврорскими замашками! — раздраженно выкрикнул Джон, и Гарри, быстро сориентировавшись, повернулся в его сторону.

Два широких шага — и в его грудь уперлась чужая ладонь.

— Что ты вообще вскочил? Чего тебе надо? Окончательно испортить этот вечер?! Четвертый, Гарри! Уже четвертый! У меня их осталось всего три, и всё закончится, ты вернешься в свою прекрасную и спокойную жизнь, а у меня останутся только эти воспоминания! Только эти проклятые воспоминания, но ты и их мне хочешь испортить! Какого черта?! Ты вообще ещё помнишь, какой факультет ты заканчивал?

— А ты? — в тон ему спросил Гарри и, потянувшись, коснулся руки, всё ещё упирающейся ему в грудь. Осторожно перебирая по ней ладонями, он потянулся вперед, нашаривая своего шантажиста и, совершенно не обращая внимания на неожиданное сопротивление, притянул его к себе. — Я руку готов дать на отсечение, что ты слизеринец. И ты собирался меня завоевывать в эти дни, а уже сдался? Хорошо, если ты не хочешь, то мы не будем об этом говорить, — так же слепо потянувшись, он осторожно нашарил плечи Доу, провёл по ним вверх, скользнул к шее и, осторожно коснувшись ладонями чужих щёк, повернул его лицом к себе: — О чем ты хочешь, чтобы мы поговорили, Джон?

Тот молчал. Молчал так долго, что Гарри уже решил, что так ничего и не дождётся. Он просто стоял, наощупь водил большими пальцами по щекам, ощущая мягкость чужой кожи, вглядывался в темноту и ждал какого-то ответа, хотя вряд ли сумел бы ответить на вопрос — какого и зачем? Впрочем, отпускать и отступать почему-то совсем не хотелось, и Гарри просто ждал.

— Я уже ни о чём не хочу говорить, — наконец тихо выдохнул Джон и, вывернувшись из рук, уткнулся лбом Поттеру в плечо. — Я уже ни о чём не хочу с тобой говорить. Ты всегда всё портишь, Поттер. Ты очень всё портишь. Сейчас я дам тебе выбор, хотя он ужасно глупый. Я уже сейчас знаю, что ты выберешь, но у меня просто язык не поворачивается отпустить тебя сразу. Пусть лучше ты выберешь это сам, а я сделаю вид, что пытался. В общем, сейчас ты можешь уйти. Я провожу тебя до двери, расколдую повязку, и мы распрощаемся до завтра. Быть может, завтра у нас… у меня получится лучше. Или ты можешь остаться. Я не буду сегодня тебя трогать. Но хочу, чтобы ты трогал меня. Всё, что можешь сам себе позволить, потому что я тебе, кажется, могу позволить всё. Это ужасно, но это так. Я бы хотел, чтобы ты узнал меня руками. Увидел меня ими. Быть может, такой я понравился бы тебе больше, чем… просто понравился бы. Я бы лежал и не двигался, полностью доверившись тебе, а ты бы… что хочешь… на что решишься… — голос Джона там, на плече, сошел на чуть слышный шепот, и будь тот чуть дальше, Гарри бы его, наверное, и не услышал. Но Джон был совсем близко, и Гарри растворялся в его словах, завороженно слушая, и только продолжал осторожно поглаживать большими пальцами виски и мягкие прядки над ними.

Когда Джон неожиданно напрягся и резко вскинулся, отстраняясь, Гарри не нашел другого слова, чтобы описать это, кроме как «разрушить идиллию».

— Впрочем, что я говорю! Можно подумать, ты захотел бы! — Доу рассмеялся как-то нервно и уже хотел было совсем вырваться из рук Гаррри, но тот успел перехватить его за локоть и рывком подтянуть к себе.

— Нет, постой! Я согласен! — поспешно выпалил он и замер. То ли от того, что и Джон в один момент словно бы даже перестал дышать, то ли от того, на что же сейчас подписался.

— Ты сам понимаешь, что говоришь? — наконец осторожно спросил Доу.