По телу Эль пробежала дрожь. Удивительно приятная дрожь, от которой кожа стала покалывать везде, где к ней прикасалось его тело.
— Добро пожаловать в мою пещеру… — Макс положил свою ношу на кровать так, что ее ноги остались свисать. Сам же встал на колени перед ней.
Эль приподнялась на локтях, заглянула в его лицо. Этот мужчина был безупречен во всем, и желание превратило его в настоящий ходячий соблазн: одно то, как Макс пытался держать себя в руках и прикусывал губу казалось той самой дозой адреналина, которая подстегнула ее сердце снова пуститься вскачь.
Его взгляд скользил по ней — неуверенной, неловко завернутой в плед, но уже предательски мокрой между ног. И Макс знал это. Эль видела, что знает. Наверное, надо что-то сделать, как-то подзадорить его, показать, что она готова на этот шаг. Но как?
— Мне кажется, ты слишком много думаешь, — прошептал он, склонившись к ней и мягко попробовав на вкус ее нижнюю губу. Потом положил руки ей на колени и развел их в стороны. Эль замерла, перестала дышать. Все ее ощущения мигом скользнули вниз живота — там, где он касался ее мягким полотенцем. Дурацким полотенцем, за которым скрывается нечто… она не знала, как назвать его. В голову лезли какие-то пошлые глупости, которые она бы в жизни не произнесла вслух.
— Я…
Макс осторожно прикусил ее за губу, потом мягко лизнул укушенное место. В ответ она, наконец, выдохнула, вместе с воздухом освобождая и требовательный стон. Почему ей не страшно в ее первый раз? Почему все равно о том, будет ли боль и сколько крови останется на простынях? Все, что имеет значения здесь и сейчас — ее великолепный мужчина, от одного взгляда на которого плавятся и с треском перегорают ее эмоциональные предохранители.
— Все хорошо… — Макс чуть толкал ее бедрами, прижимался, рождая в ее теле теплые волны, охватывающие с головы до ног.
Они освобождали голову, выталкивали остатки мыслей и неуверенности. Эль все еще стеснялась, боялась показаться для него глупой или непривлекательной. Но его голос, его уверенность, его… движения — все это накрывало с головой.
— Знаешь, я считаю, что в спальне лишние мысли только мешают… — Его пальцы коснулись внутренней части ее бедер, пробежались, чуть касаясь кожи. Эль вспыхнула, не в силах сдержать стон сквозь сжатые зубы. — Может быть, иногда, мысль-другая и может промелькнуть… — Макс гладил ее бедра, одновременно задирая ноги все выше, пока они не оказались на уровне его плеч. — Но сегодня думаю я, договорились?
Чтобы снять с нее остатки одежды ему потребовалось несколько секунд. Каким-то краешком сознания Эль еще думала о том, что лежит перед ним совсем обнаженная, с широко расставленными ногами, но сейчас это больше не имело никакого значения. Она обнажила душу для своего мужчины, все остальное не имело значения.
— Ты такая красивая, Габриэль.
Она приподнялась и увидела, что взгляд Макса скользит по ее телу и то, каким стало его лицо… Господи, это настоящая пытка, видеть его вот таким: одновременно и горячим, желающим, требовательным — и бесконечно нежным, осторожным, словно он собирался прикоснуться к бабочке и не стереть пальцами ни одну грань рисунка на ее крыльях.
Он сделал какое-то незначительное, совсем легкое движение — подтолкнул ее, одновременно разводя и забрасывая ее ноги себе на плечи. А потом… потом Эль почувствовала такой жар у себя между ног, что вцепилась в покрывало и выгнулась.
Макс медленно, словно пробовал на вкус, поцеловал ее во внутреннюю часть бедра, проложил дорожку выше, до сгиба — и остановился, осторожно поглаживая пальцами припухшие от желания складки. Эль закрыла глаза, обессиленно упала на спину. Противопоставить что-то вибрирующей дрожи во всем теле было нечего. Хотелось одновременно и закрыться руками — и еще шире развести ноги, чтобы он, наконец, услышал ее молчаливую мольбу и сделал это.
Макс осторожно, притрагиваясь языком так, словно боялся причинить боль, лизнул ее, одновременно раздвигая пальцами влажные от желания складки. Эль выгнулась, задержала дыхание, почти уверенная, что следующий вдох разорвет ее легкие словно воздушный шарик. И когда его язык требовательно и, одновременно, легко лизнул ее клитор. Раз, второй раз, дразня и покатывая, словно драгоценную жемчужину.
Боже, он в самом деле целует ее… там? Там, где все горит, все такое развратно мокрое? Как в том порнофильме… нет, Эль уже не могла вспомнить тот момент, развратная сцена замылилась и потускнела.
Его язык, его губы…
Они убивали ее и одновременно возносили куда-то высоко, поднимали в раскаленное пике, где не остается ничего, кроме яростного желания.
Эль чувствовала, как руки Макса скользят по пледу, которым она в каком-то припадке скромности пыталась прикрыться, но теперь чувствовала, что если немедленно не сбросит ткань, то непременно умрет. Она пыталась помочь, пыталась приподняться. Но каждый раз его поцелуи становились еще плотнее, а язык… он проникал прямо в нее, пронзал и играл где-то внутри… как тут можно делать хоть что-нибудь, кроме постоянных взлетов все выше и выше? У Эль не осталось сил сделать хоть что-нибудь. Только комкать покрывало, метаться из стороны в сторону и кричать. Да, кричать. Или громко стонать. Она понятия не имела и не понимала, откуда в ней рождается это бесстыдство, ни ничего не могла поделать. Сдерживаться — все равно что попытаться заткнуть бьющий из шланга поток воды. На время, быть может, и получится, но потом напор достигнет такой силы, что его уже ничто не остановит.
Максу все же удалось высвободить ее. Плед так и остался лежать под Эль. А руки Макса легли на ее грудь. Его ладони были немного шершавыми, и возбужденные соски отозвались на это касание буквально взрывом.
— Я хочу тебя… — прошептала она с трудом контролируя рвущиеся из горла слова. — Хочу, хочу! Пожалуйста!
Эль бы выкрикивала эти слова снова и снова, но как на зло не хватало дыхания. Теперь из ее рта доносились только невнятные, полные бесстыжего желания всхлипы.
Макс медленно ослаблял пытку. Не ушел сразу, а продолжал целовать еще какое-то время, пока Эль немного успокаивалась. Хоть спокойствием это состояние вряд ли можно было назвать. Она пылала изнутри, тело требовало немедленного продолжения, бунтовало, заставляя кусать губы и постанывать. Эль так раскинулась на кровати, широко расставив ноги — безумное непотребство, если посмотреть со стороны. Она и подумать не могла, что будет вот так лежать перед мужчиной и больше всего в жизни желать, чтобы он уже, наконец, скинул свое проклятое полотенце и сделал то, ради чего природа наградила его членом… членом… она все же произнесла это слово. Пусть и в голове. И небо не упало на землю, и не отсох язык.
— Я сейчас… — произнес Макс и поднялся. — Не шевелись, мисс самые вкусные панкейки, хочу каждую секунду видеть тебя всю.
Эль послушалась. Она больше не стеснялась. Желание превратило ее в кошку, готовую ползать перед котом и упрашивать взять ее.
Макс отошел к письменному столу, что-то достал из ящика, затем вернулся.
Презерватив.
Он все предусмотрел… то есть знал, что все так будет? А разве могло не быть? Она готова была отдаться ему еще там, у него дома, несколько дней назад. Но он не воспользовался ее слабостью, а только приоткрыл дверь в новый для нее мир. Намекнул, что может там скрываться. И намек Эль очень понравился. Понравился на уровне инстинктов. Настолько, что все происходящее теперь казалось самой правильной и естественной вещью на свете.
Полотенце полетело на пол.
Эль не отвела взгляда.
Его член был хорош. Гладкий и блестящий. Правда, вроде немного великоват… для нее. Она ведь такая маленькая.
Макс натянул презерватив и вернулся к кровати. Навис над Эль, поцелуями и легкими толчками подталкивая забраться выше. Теперь она целиком лежала под ним.
Он вошел осторожно, направив член рукой. Смотрел прямо ей в лицо, ловил каждую эмоцию. А вот Эль не могла на него смотреть. Не из-за стеснения — Максу чудесным образом удалось выгнать из нее эту глупость. Скорее, просто не было сил. Она слушала себя, слушала свое тело, немного напрягаясь каждый раз, когда Макс надавливал еще чуть сильнее, еще глубже проникая в нее. Больно, сейчас должно быть больно — она это знала. Ну и пусть, она потерпит. Та буря, которую Макс будил в ней одним своим присутствием, требовала удовлетворения. Эль больше не хотела терпеть и прятаться. Не хотела убегать от собственных желаний. Она, впервые в жизни так сильно и отчаянно хотела жить.
