— Да хотя бы и так! — выпалил краснолюд. — Она, может, только этого и ждет. Ласки ей твоей хочется, аж дрожит вся, как тебя видит. А ты ведешь себя так, словно в рехнутые монахи пошел, которые обеты дают баб не касаться. Сколько на свете живу, такого идиота вижу в первый раз! И ладно бы она страшная была, как кикимора, так ведь нет — что твоя картинка, все на месте, как для эльфки. Да любой счастлив был бы, что такая по нему сохнет, а ты…

— А я — не любой. И хватит об этом, — Эйлер поднялся на ноги. — Алунэ хочет того, чего я не могу ей дать, а просто трахнуть и бросить — это слишком по-человечески, не находишь?

— Ах да, ты ж у нас несравненный Aen Seidhe, тебе бабы не для этого нужны, а чтобы про высокие материи с ними трепаться, как старые хмыри, которые и рады кого-то отыметь, да нечем.

— Заткнись, Торби, — прорычал Эйлер, сжимая кулаки.

— А то что? В рыло мне дашь? Или может, на дуэлю вызовешь, как трахнутый пыльным мешком из-за угла рыцарь? Перчатку в морду швырнешь за то, что я честь твою девичью оскорбил?

Кулак эльфа влепился в глаз краснолюда еще до того, как Эйлер понял, что именно сделал. Понял и тут же пожалел, запоздало вспомнив, что и в лучшие времена в кулачных боях всегда уступал невысокому, но по-медвежьи сильному Торби. А сейчас, когда раны еще давали о себе знать, эльф и вовсе не продержался бы и пары раундов.

В лучшем случае — остался бы без зубов, в худшем — к ранам добавилась бы пара-тройка сломанных ребер, потому что в отличие от шуточных драк, сейчас в глазах Торби горела настоящая ярость. Но бить в ответ краснолюд не стал, сплюнул под ноги Эйлеру, потрогал стремительно заплывающий глаз и сказал:

— Ошибся я. Не изверг ты, а самый обычный мудак, возомнивший из себя хер знает что только потому, что вместо командира кикиморе подставился. Чтоб ты знал, Яевинн обещался лично всыпать тебе сотню горячих, чтоб приказы не забывал, херой сраный. И только такая дурочка, как Алунэ, может тобой, бараном тупорогим, восхищаться и по ночам в подушку плакать из-за того, что ты ее осчастливить не хочешь. Эх, да что с тобой говорить! — он махнул рукой и отвернулся, собираясь уйти.

— Торби… — устыдившись, Эйлер схватил краснолюда за рукав, намереваясь пояснить, почему не отвечает на чувства Алунэ, но тот слушать не стал, вырвал руку и презрительно бросил, уходя:

— Пошел ты в жопу, мудозвон херов.

***

В тот день Эйлер вернулся в лагерь, когда начало темнеть. Ночами на болотах было на порядок опаснее, а потому не стоило глупо рисковать собой. Он вернулся, хоть плохо представлял себе, как теперь будет смотреть в глаза Торби. Потерять друга из-за бабы, к тому же — не твоей, подобное могло приключиться только с ним!

Краснолюд делал вид, что в упор Эйлера не видит, а Алунэ напротив — бросилась ему навстречу, встревожено заглядывая в глаза. Ну конечно же, его же не было в лагере целый день! По всей видимости, все это время девушка места себе не находила, а сейчас не смогла скрыть радости. И улыбка, которая расцвела на ее губах, вызывала у Эйлера приступ раздражения, острый, как никогда. С этим нужно было что-то делать, потому что продолжаться так дальше не могло, и он сказал, подходя к девушке и наклоняясь к её уху:

— Отойдем?

— Конечно, — тут же согласилась она, — я так рада, что с тобой всё в порядке!

«Ну еще бы», — подумал Эйлер, а вслух сказал:

— А что со мной будет?

— Ну мало ли, — пожала плечами девушка, — тут же всякой нечисти полно, помнишь, как вчера к нам пиявка подобралась? Вот же мерзость!

— Есть такое, — усмехнулся Эйлер, отводя эльфку подальше от остальных. Заметил пристальный взгляд Торби и скривился. — Послушай, Алунэ, — начал он, когда решил, что отошли достаточно, — тебе не кажется, что… ты путаешь сказки и реальность?

— О чем ты? — непонимающе уставилась на него девушка.

— О том, что это в сказках у… героев всегда есть возлюбленные, а в жизни все иначе. Да и вообще, я уже говорил тебе, что никакой не герой, и тем более… не твой, — он с трудом подбирал слова, боясь обидеть, но и не видя иного выхода. Нужно было поставить точку. Сейчас же. — И дело тут не в тебе, Алунэ, — добавил мягче, видя, как задрожали губы девушки. — Ты очень красивая и обязательно встретишь того, кто тебя полюбит, но…

— Меня не любишь ты, — с трудом выговорила она, — я понимаю… так бывает, — эльфка все же заплакала, повернулась к нему спиной и закрыла лицо руками.

Эйлер стоял, не зная, что еще сказать, как её успокоить, и стоит ли вообще это делать. Может лучше просто уйти, оставив ее одну? Хотя нет, это не самая лучшая идея, вдруг девчонка глупостей каких-то натворит, решив, что жить дальше не стоит? И хоть его вины в этом не будет, доказать это самому себе, не говоря уже о других, Эйлер не сможет.

— Я больше не буду тебя доставать, — глухо проговорила она, — прости, что надоедала. Я просто думала, что…

— Не извиняйся, — он все же положил руку ей на плечо, но девушка тут же сбросила её и даже отошла на шаг, — и уйди, пожалуйста. Не бойся, в трясину не брошусь. Мне еще за отца отомстить надо, я же не просто так сюда пришла. Уходи! — выкрикнула она вдруг громко и умоляюще, и Эйлер повиновался, решив, что иначе будет только хуже.

Он вернулся к костру, напоролся на осуждающий и презрительный взгляд Торби и не стал задерживаться у огня. Хватит с него на сегодня лекций и упреков, и так на душе дерьмово, как никогда. И вроде не виноват перед Алунэ ни в чем, но… Было гадостно, как будто совершил подлость. Развернувшись, он пошагал к шалашу, решив, что не стоит маячить перед глазами у Торби и остальных членов отряда, которые, конечно же, были в курсе происходящего.

Краем глаза эльф заметил, что краснолюд встал и пошел в темноту, туда, где оставалась Алунэ. Ну и пусть, может у него получится убедить девушку в том, что на самом деле во всем виноват «херов мудозвон», возомнивший себя неизвестно кем, а ей просто не повезло влюбиться не в того мужчину. Впрочем, совсем скоро ей будет намного легче, потому что Эйлер из бригады уйдет, это эльф теперь решил окончательно. Хватит издеваться над собой и мучить девчонку, только начинающую жить и не виноватую в том, что его сердце принадлежит другому.

***

В ту ночь Эйлеру так и не удалось уснуть. Сна не было ни в одном глазу, только боль и пустота, с которыми он не смог совладать. А еще были сожаления и раскаяние, стыд и острое желание исчезнуть, провалиться сквозь землю, оказаться как можно дальше от этих болот, этой постели и… Яевинна, бесшумно возникшего у шалаша.

Увидев командира, Эйлер тут же вскочил с лежанки и пробормотал:

— Извините, что я…

— Тебе был нужен нормальный сон, — спокойно произнес Яевинн, словно и не отлучался надолго. — Здесь все же лучше, чем под открытым небом. Впрочем, теперь отсыпаться будет некогда, завтра выступаем на Вызиму, — сообщил сухо и равнодушно, окинул Эйлера внимательным взглядом: — Ты сможешь сражаться?

— Конечно, — так же ровно ответил эльф, стараясь заглушить слишком громкий стук своего сердца. — Я здоров, чародейка… Трисс совершила чудо.

— Отлично, — едва заметно улыбнулся Яевинн, — можешь оставаться тут до утра, я все равно не собирался спать. Нужно слишком многое сделать. И еще… — он помолчал и добавил: — Больше не приглашай на свидания смерть. Она никогда не отказывается. Твой поступок… это было глупо и достойно наказания, но потом, если выживем в завтрашней драке.

— Я хотел… — опустил Эйлер голову, не смея посмотреть Яевинну в глаза, боясь увидеть в них холодную ярость и… отблески страсти, которой командир предавался совсем недавно.

— Подохнуть? — иронично осведомился Яевинн. — У тебя почти получилось. Слепое и глухое сердце не слышало ничего, кроме себя самого. Жаль, — командир развернулся, чтобы уйти, и Эйлер все же сказал ему в спину:

— Берегут себя те, кому есть ради кого жить, те, чья жизнь важна не только для них самих. Если бы вы погибли, бригаде пришел бы конец. Я не мог позволить, чтобы dh`oine получили такой подарок.