Если бы Эйлера схватили, не поздоровилось бы и самой Трисс, нарушившей закон, запрещающий оказывать «белкам» какую-либо помощь. На шибеницу чародейка, возможно, и не угодила бы, но из города была бы выслана однозначно, лишена имущества и привилегий, которыми обладала, как королевская советница.

Кроме того, эльф ощущал себя лишним в доме, где жила любовь, ясно читавшаяся во взглядах и прикосновениях, которыми обменивались Трисс и Gwynbleidd. Эльф знал, как нужно бывает влюбленным уединение, как мешает присутствие в доме постороннего, хоть и делающего вид, что ничего не замечает.

Потому и ушел, как только почувствовал, что голова уже не кружится, стоит только встать с постели, руки и ноги не дрожат от слабости, а тело слушается его по-прежнему. Почти по-прежнему. Впрочем, чародейка сказала, что через пару месяцев он вообще забудет о том, что был так тяжело ранен. Эйлер ей верил.

Трисс стала первой человеческой женщиной, к которой он не испытывал отвращения. Возможно, это происходило потому, что чародейка была слишком красива для dh’oine? Или потому, что у нее оказалась очень приятная, удивительно искренняя улыбка и сияющие голубые глаза? Или потому, что от Трисс всегда очень приятно пахло? Её запах ничем не напоминал вонь, исходящую от обычных людей.

А может, все было гораздо проще: чародейка спасла его жизнь, не думая о том, что может пострадать из-за этого. Разве можно ненавидеть или презирать того, кто рискует собой ради тебя? Особенно если до этого вы ни разу не видели друг друга? Нет. На столь черную неблагодарность Эйлер способен не был, потому и родились в его душе горячая признательность и уважение к рыжеволосой женщине с солнечной улыбкой.

Прощаясь, он осторожно взял руку Трисс, пахнущую чем-то приятным и нежным, поднес к губам и коснулся легким поцелуем. И тут же отпустил, смутившись, опасаясь, как бы чародейка не обиделась за такую дерзость. С нравами и обычаями dh’oine Эйлер был знаком плохо, а этот жест считал достаточно интимным, но поступить иначе не мог.

И у него словно гора с плеч свалилась, когда Трисс не нахмурилась грозно, а звонко рассмеялась, крепко обняла его и взлохматила светлые волосы:

— Чтобы больше в таком виде мне не попадался! — шутливо погрозила пальцем. — Не идет тебе кровь, ну совсем не идет. Сейчас ты мне куда больше нравишься.

— Спасибо, — Эйлер почувствовал, что краснеет, — когда-нибудь я верну вам этот долг.

— Конечно, а куда ты денешься? — чародейка протянула ему небольшой узелок: — Здесь немного лечебного зелья и мазь: на болотах сыро, раны могут начать ныть, а это должно помочь.

— Спасибо, — повторил эльф, а потом последовал за ведьмаком, который уже ожидал его снаружи, чтобы провести через канализацию к болотам. После ограбления караул был усилен, и пришлым эльфам не стоило показываться в городе.

Любого из них могли схватить и тут же уволочь на допрос, обвинив в пособничестве «белкам», а то и в самом ограблении. Точно такая же судьба ожидала бы и того, кого застукали в обществе «остроухого бандита», а потому они шли очень осторожно, а вздохнуть свободно смогли, только спустившись в канализацию. В конце концов, утопцы и плавуны не так опасны, как люди, с ними куда проще справиться, особенно если рядом с тобой шагает ведьмак.

***

За время его отсутствия в лагере появилось множество новеньких. Это Эйлер заметил сразу же, как только ступил на знакомую поляну.

— О, а вот и наш герой! — радостно заорал Торби — краснолюд, с которым эльф успел подружиться еще до ранения. — И как оно? — от избытка эмоций, он толкнул Эйлера в бедро, и эльф невольно поморщился:

— Нормально, а вы здесь как?

— А что мы? Киснем от скуки и пухнем…

— От сивухи, — с усмешкой закончил один из эльфов, — ждем, когда же наконец Яевинн поведет нас в настоящий бой. Надоело дырявить стрелами мишени, я хочу убивать dh’oine.

— Все хотят, — рявкнул Торби, — но молчат. Поскольку командир велел покуда сидеть тихо и не высовываться. И ждать, когда он вернется.

— Вернется? — ощущая, как настроение стремительно рюхается прямиком в болотную жижу, уточнил Эйлер, уже успевший понять, что Яевинна в лагере нет. Сейчас вокруг него собрались все, кроме дозорных и… командира. — А где он?

— А черт его знает, — пожал плечами краснолюд, — он нам не доложился, куда утопал. Хотя мыслишки кой-какие есть.

— А именно?

— Да к Торувьель он смотался, помочь ей, дескать, надо, а то что-то там у ней не получается с отрядом. Только это он пускай дитям малым рассказывает, мы-то знаем, о какой помощи речь, — выразительный жест, мерзкий в своей непристойности, ошеломил Эйлера, и сохранить на лице равнодушное выражение было невероятно сложно, но он смог. И даже спросил, криво усмехаясь:

— А я почему не знаю?

— Да потому что сосунок ты ишшо, бабы не нюхал и не трогал, а я ж сказал — дитям такое знать не положено!

— Торби! — возмущенно осадила разошедшегося краснолюда эльфка, которой раньше Эйлер тут не видел. — Какой же ты грубый! Всем известно, что у Торувьель и Яевинна — давняя любовь, разве мог он не прийти ей на помощь?

— Любовь-морковь! Тьфу, пропасть, сказки бабские! — смачно харкнул на траву Торби. — Все вы бабы одним миром мазаны и одним местом думаете! Соскучился командир по манде, любой мужик бы одурел — столько на болотах сидеть, ровно сыч в дупле! А Торувьель, хоть и эльфка, а огонь-баба! — сладостно причмокнул губами краснолюд. — Слыхал я, давно они уже кувыркаются… хе…

— Вот как? — равнодушно бросил Эйлер, хоть внутри в этот момент творилось черт знает что. — Ладно, я прилягу, пожалуй. Пока добрался сюда, устал с непривычки.

— Тю, раскиселился, ровно девка! А как же возвращение твое обмыть? С того света почитай чаровница тебя возвернула, а он тут нюни распустил и на боковую собрался. Не годится такой коленкор! Правильно я говорю, ребята? — Торби победно огляделся вокруг, ожидая поддержки, но вместо этого услышал от Эйлера:

— Да вы отмечайте, разве я против, — эльф достал из своего заплечного мешка пару бутылок вина, которым его снабдила Трисс — на всякий пожарный. — А мне пить пока что нельзя, чародейка запретила, не то снова плохо будет.

— Вона как? — разочаровано протянул краснолюд. — Разве добрая чарка может мужику повредить?

— Запросто, — снова заступилась за Эйлера эльфка, — после большой кровопотери нежелательно употреблять алкоголь. Так что оставьте его в покое. Раз так горит — берите вино и валите на ту сторону лагеря. Считайте, что это приказ.

— Э, а ты чего это раскомандовалась? — подбоченился Торби, плотно прижимая к себе бутылки. — Когда это тебя командиром над нами поставили? Чет я такого не припомню… — он поскреб в затылке, изображая задумчивость и воспоминания.

— А никогда. Просто не только о себе думать надо. А будешь и дальше выпендриваться, Яевинну всё расскажу, когда он вернется. И я даже подумать боюсь, что он с тобой тогда сделает…

— Гы, в том-то и суть — когда вернется, а это вопрос очччень антиресный! — хохотнул нисколько не испугавшийся угроз краснолюд. — От хорошей манды не шибко-то оторвешься, я знаю, что говорю! А Торувьель…

— Хватит! — громко крикнула эльфка, опуская руки на рукояти своих кинжалов. — Хочешь пить — иди и пей, только захлопни свою вонючую пасть и прекрати ею срать, тут уже и так дышать нечем!

— Так пойди проветрись! — грубо заржал Торби, но посмотрел на перекошенное, побледневшее лицо Эйлера и осекся: — Ладно, что-то и правда понесло меня, это от безделья все, в бой пора, а мы тут дурью маемся. А ты ложись, — он осторожно похлопал эльфа по здоровому бедру, — а то белый стал, как сметана, того и гляди в обморок хлопнешься. Видать и вправду много крови из тебя вытекло, командир говорил — всего кикиморы изодрали.

— Не совсем, — криво усмехнулся Эйлер, — а вы пейте, это хорошее вино, — сказав это, он повернулся, к тому месту, где спал раньше, но эльфка, так яростно его защищавшая, остановила его жестом, указала на покосившийся шалаш, который раньше занимал Яевинн: