Сталкиваюсь с ней в коридоре. Камрусена идёт из сушилки, в руках - стопка одежды.

- Хорошо, что ты зашёл.

Мы в комнате (меня немного злит, что стены обычные, белые, и по ним ничего не скажешь о тех, кто здесь живёт). Она протягивает свёрток из коричневой шуршащей бумаги.

- Это из ректората. Справка для тебя и для твоего Цветка. Ты должен будешь ему её отдать - такова традиция. Его зовут Канопис, он в пятьсот пятнадцатой комнате. Отнесёшь ему и скажешь, что всё в порядке.

- Камрусена, послушай.

- Что-то ещё?

- Можно как-нибудь встретиться с тобой и пообщаться? Мы ведь учимся вместе. С тобой так здорово, но мы с тобой почти не видимся. Только на лекциях и ещё на собраниях Совета, но там мы говорим о совсем других делах.

Быстрая тень пробегает по её лицу. Словно туча по небу.

- Потом об этом поговорим. У меня сейчас нет времени. Праздник скоро, сам понимаешь.

Она снова выходит из комнаты. У меня не получается придумать, куда.

2. Синяя Башня — 3:0 — Дедушка Ленин

Синяя Башня значит для меня очень много, пусть я никогда в ней и не был. Я почти уверен, что витой росток в середине нашего герба намекает именно на неё.

Синяя Башня - это флигель двухэтажного пансиона, где живут профессора и старшие лаборанты. Он примыкает к нашему кампусу, оставляя только узкую щель, всегда накрытую тенью. Левый угол пансиона, где проходит винтовая лестница, скруглён и надстроен большая иссиня-белой башня с высокими окнами. Не очень высокая, она взлетает в небо, словно ракета и захватывает дух у всякого, кто на неё посмотрит. Ещё на первом курсе я загорелся идеей туда попасть.

Первым препятствием оказались контрольные, из-за которых я целыми вечерами просиживал в библиотеке, тщетно стараясь хоть что-то запомнить. Окна коридора, который вёл к читальному залу, выходили на её сторону и я часто задерживался, чтобы посмотреть на её стройный силуэт на фоне догоравшего закатного неба. И она успокаивала меня, убеждая, что после контрольной времени хватит на всё.

Но это было самообманом. После контрольной оказалось, что весь наш поток должен переехать в другое здание, а здесь будут жить лингвисты и риторы. И даже если выдавался свободный вечер, я про неё забывал, а вспоминал слишком поздно, когда темнота за окном и подушка под головой уже обещают сладкие сновидения.

Но один раз я всё-таки к ней вышел. Нёс вещи в химчистку и решил посмотреть на неё вблизи. Свернул в проход между домами (он оказался на удивление коротким), вышел к подножью и задрал голову.

Никого, ничего. Дверной проём закрыт железной решёткой, прутья в виде расцвётших ромашек. Рядом щель для карточки. Вход только для прислуги и преподавателей.

Я обошёл её по кругу, но так и не увидел ничего, что помогло бы её понять. Даже когда ты в двух шагах, она хранит свою тайну. Как и большинство непостижимых вещей, Синяя Башня видна, как на ладони и всё-таки в неё не пробиться. Чего там - его невозможно даже приблизительно её окинуть взглядом! На любом из ракурсов её что-нибудь загораживает.

Многие науки, которые читали нам в Академии, были ничуть не доступней для понимания, чем Синяя Башня. Возможно, поэтому студенты и не обращали на неё внимания, как не замечали они и тысячи других красот, которых в Академии не мало. Сложно замечать красоту, когда ты завален наукой, и величайшие специалисты в данной области конопатят тебе мозги на четырёх-пяти лекциях в день.

Конечно, Башню не назовёшь самым высоким, заметным или хотя бы прославленным местом Академии. Нет Башни и на карте наших достопримечательностей. У неё даже названия нет - я сам придумал её так назвать.

Но в ней достаточно красоты и загадки, чтобы она стала символом Академии для меня одного. И это продолжалось очень долго, пока я вдруг не заметил, что рядом есть Камрусена. А она прекраснее любой науки и любой башни.

...Странное дело. Скоро начнётся обычная предпраздничная суета, везде развесят гирлянды, а в столовую завезут большие бочки сидра... Но в этом году праздник для меня словно задрапирован серым туманом. Раньше было предвкушение, теперь - чувство, что всё опять повторяется, и будет повторяться год за годом, пока крутится дальше это чёртово колесо времени.

И Жертвоприношение кажется мне теперь неважным, хотя моя роль в нём - это огромная честь и ответственность. Многие до сих пор верят, что без жертвоприношений мир разрушится. Да, Новому Солнцу нужна самая лучшая кровь, иначе оно так и остановится и начнёт убивать землю. Если встанет в зените - будет убивать зноем, если встанет ночью - холодом, а если встанет на закате - сыростью и кознями злобных демонов.

Но даже чудесное Солнце подёрнуто сейчас этой тоскливой и равнодушной дымкой. Оно ведь большое, сильное и горячее, множество веков ползёт оно по небу и насытившись этой весной, оно снова пойдёт по прежнему кругу, уходя всё дальше и дальше от нас и ничуть не приблизив меня к ней.

Камрусена не просто председатель Совета Кампуса. Она - девушка, которая хотела им стать и добилась своего. Теперь она на своём месте и продолжает смотреть вверх, не замечая меня.

...Что и говорить, влюбляться в Камрусену было глупо. Внутри всё горит, кажется, будто душа ободрана до крови. Но - странно. Раньше, пока я не был влюблён, мне никогда не было так хорошо.

Совсем растерянный, я спускаюсь по винтовой лестнице и оказываюсь в Белой Столовой, среди мрамора и деревянных панелей. Уборка в самом разгаре: низкорослый первокурсник Моми, которому ни за что не дашь больше тринадцати, и его бригада, все в фартуках и с подвязанными головами, увлечённо гоняют швабрами по полу пластмассовую крышку от ведра.

- Хай, Отокар!- Моми вытирает лоб и машет мне рукой.

- Как успехи в уборке?

- Три-ноль в нашу пользу.

Воротами для его команды служит стол для преподавателей, а ворота команды противника - тот, что стоит за поворотом основного прохода. Это придаёт игре особую остроту: пасы передают между ножками стульев, а на повороте вспыхивают неожиданные схватки.

Вот Моми прорвался за поворот, обошёл первого из противников и несётся в глубине территории противника. Один из его подопечных следует за ним, а второй присоединяется, перемахнув одним прыжком два сдвинутых стола, и даже не коснувшись расставленных приборов. Сильный упитанный мальчик бросается наперерез, но Моми ловко - он прирождённый фехтовальщик - поддевает его ручкой швабры и горе-нападающий отлетает в сторону, чтобы повиснуть на занавеске и чудом не обрушить карниз. Третий из команды противника пытается ему помешать, а тот, кого он обошёл вначале, пробует достать его шваброй - но сказывается несыгранность и неумелый соперник попадает шваброй прямо по переносице своего товарища. Моми перепрыгивает упавшего противника, ловко проводит крышку по дуге и одним броском посылает её в ворота противника.

Вопль «Гооооол» разлетается между белыми стенами. Четыре-ноль! Ура!! Моми издаёт победоносный вопль и начинает прыгать, потрясая шваброй, как копьём.