- Капитан, он решил идти на нас. Развернул Хранителей, готовился к битве. Всё это не подлежит сомнению.

- Возможно. Приведи он личных дом-клинков, не Хранителей Калата Хастейна, я не сомневалась бы в рассказе Раала - впрочем, и тогда я предположила бы обмен грубыми словами и даже большие оскорбления, на которые Илгаст не мог не ответить. Но возложенный долг - заботу о Хранителях - он воспринял бы весьма серьезно.

- Похоже, что нет, - буркнул Урусандер.

- Вопрос погромов...

Урусандер пренебрежительно хмыкнул. - Почему же Ренд решил не верить мне? Я обещал покарать виноватых, найти в своих рядах каждого преступника, каждого убийцу невинных.

- Вы лично дали ему обещание, сир? Лицом к лицу?

Он туже натянул плащ и повернулся к тропке, что вела к воротам. - В тот день я был не в настроении, - пробормотал Урусандер.

Потрясенная признанием Шаренас двинулась следом за ним. - И все же, сир, - настаивала она, - есть еще убийство Хастов.

- И что?

- Требуется правосудие, сир.

Он резко остановился и обернулся. - Гражданская война, капитан. Вот что выпало нам. Хотя я держался миролюбиво - хотя я решил остаться здесь, удерживая свой легион. Хотя я вызвал всех ветеранов под свое крыло, под свою ответственность. И все же они решились выступить в поход. Как убедиться, что Илгаст Ренд не следовал приказам Аномандера? Как не заметить в попытке ударить по легиону до его полного сбора тактический смысл, стратегическое намерение? Капитан, я поступил бы именно так на его месте.

Он двинулся дальше.

- Сомневаюсь, сир.

Эти слова заставили его обернуться. - Объясните, капитан.

- Если бы за всем стоял Аномандер, сир, Илгаст Ренд наверняка явился бы с куда большей силой. Хотя бы добавил к Хранителям личных дом-клинков и клинков Аномандера. Как насчет трясов? Кто более пострадал от погромов, нежели монахи Янниса? А прочие Дома? Сокрушить вас сейчас - здравая тактика. Владыка, Илгаст Ренд явил нам силу, символ личного негодования. Что-то случилось на той встрече с Хунном Раалом. Если Раал отравил три тысячи солдат-Хастов, постеснялся бы он спровоцировать Ренда на глупый поступок?

Урусандер всматривался в ее лицо. День угасал вокруг, ветер становился сильнее, горчил холодом. - Не могу судить, - сказал он в конце концов. - Давай спросим его самого?

- Лучше подождать, - посоветовала Шаренас. - Простите, сир, но мы не знаем сил вашего лагеря. Сначала хотелось бы поговорить с лейтенантом Серап. Она перенесла гибель двух сестер, это могло открыть ей глаза на Хунна Раала. Еще я хочу уяснить роль во всем верховной жрицы. А что Инфайен Менанд, Эстела и Халлид Беханн? Командир, упомянутые мною офицеры Легиона - излюблены вами... но имя каждого связано с погромами, со страшными списками жертв. И каждый, смею утверждать, действовал по приказу Хунна Раала.

- Думаешь, - проговорил Урусандер, - мы с тобой будем в одиночестве против широко расползшегося заговора?

- Это заговор вашим именем, владыка, хотя для них эта причина подобна тончайшей вуали. Когда выгорит пламя войны... предвижу внезапный конец иллюзий, тогда мы узрим обнаженные амбиции.

- Кто командует Легионом, капитан?

Она покачала головой. - Последним, кто вел его в битву, сир, последним, кто привел его к победе, был Хунн Раал.

- Я совершил ошибку, - сказал Урусандер.

- Нет ничего непоправимого, - заверила Шаренас.

- Шаренас Анкаду, мы уже воюем? - Он отвел глаза. - Я сам только что назвал происходящее войной.

- И все же, сир, мир можно завоевать без нового кровопролития.

- Кроме крови тех, что вершили злодеяния моим именем.

"Неужели? Ты сделаешь за врагов их работу? Казнишь большую часть собственных офицеров? Услышал бы Илгаст Ренд твои посулы или нет, остался бы в сомнениях. Твоя справедливость, Урусандер, живет лишь в воображении. Остается идеалом, не оскверненным реалиями мира.

Продолжай парить над нами, если хочешь. Я все еще предпочитаю надежную землю".

Они шагали по краю насыпного холма, пробираясь к главным воротам. Солнце слева стало красным пятном, горизонт зачернили горящие леса. Над угрюмым дымом небо окрасилось золотыми полосами.

Она вспомнила обещание Урусандера. Справедливость сияет яростно и ослепительно в идущем рядом муже. Но если он решит проявить ее... "Перед лицом его правосудия смертная плоть попросту растает". Нет, его будут обманывать на каждом шагу. Начавшееся убийством Энесдии - резней на месте свадьбы - успело обрасти множеством требований о возмездии. Слишком много скорбящих сторон, чтобы достичь истинной справедливости. Она даже не уверена, что Урусандер сумеет удержать контроль над своим легионом. "Нет, пока жив Хунн Раал".

Семья Иссгин жила под гнетом проклятия, и Хунн Раал стал лишь последним в этом перечне глупцов. Но грязь имеет свойство расползаться.

Урусандерово правосудие лишено тонкости. Здесь идет не одна война. Он должен понимать. "А я? Я отныне предана Вете Урусандеру? Или я не из знати? Какая суровая участь грозит мне, если все спутается?"

Нет, не время решать. На данный момент она будет держаться чести и долга перед командиром. Пока он кажется достойным командования. Но если придет время обрезать все связи, нужно быть готовой.

- Шаренас, - внезапно сказал Урусандер. - Рад, что ты вернулась.

Всегда полезно приблизить тех, встречаемых в любой компании, что держатся незаметно и скромно, служа единой цели - прибрать оставленную неразбериху. Мысль засела в уме Синтары, пока верховная жрица лениво следила за служанкой, уносящей остатки пиршества. Она понимала, что мысли мужчин бегут по совершенно иным путям, оценивая и даже замышляя, а глаза устремляются к выпуклостям пониже спины, замечая, как тонка ее одежда.

Низкие импульсы возбуждаются среди тяжелых винных паров. Нет нужды смотреть на гостя, чтобы подтвердить правильность догадки. Аппетит пьяницы туп и слеп. Посуда уже летит, девица визжит, а он - пока мысленно - швыряет ее на пол, размывая всякие границы желаний.

Нелегко сражаться с таким, как Хунн Раал. Пусть ее трезвый ум скользит туда и сюда, насквозь и около, но пьяница склонен к внезапным неожиданным рывкам. Вот танец вечной неуверенности.

Но сейчас, в удовлетворенной тишине после обеда и слишком большого количества вина, она может игнорировать Хунна Раала, размышляя о нужности незаметных. Лишь полный дурак смеет заявлять, будто все равны - и не нужен арбитр, последний судия. Откровенный идиотизм подобных заявлений слишком очевиден. Рассуждения сами по себе не преступны, их едва ли стоит стыдиться, если альтернативой считать сведение всего и вся к некоему идиллическому и невозможному идеалу.

Она слышала разглагольствования Урусандера о справедливости - словно путем предписаний и указаний закон может заменить то, что неизбежно и естественно. "Если ради получения привилегий, достижения власти над окружающими мы принуждены вести вечную войну, дабы оставить вещи на положенных местах - в особенности низшие сословия - стоит ли удивляться, что мы, немногие избранные, живем словно в осаде? Стоит ли удивляться, что отчаяние толкает нас к актам ужасающей жестокости?

Законы, которые готов наложить Урусандер, определят лицо врага. Иначе быть не может. Вещи не одинаковы. Мы не равны. Немногие способны править, остальные должны подчиниться.

Хунн Раал может взять ту женщину, служанку, если захочет. Ее жизнь в его руках. Ну, и в моих. Но нам не нужны законы и мораль, чтобы оправдывать свои поступки. Добродетель не стоит в стороне, ожидая приглашения. Она рождается в свете внутреннем.

Да уж, видите, как ярко пылает она в некоторых, но не во всех".

Служанка вышла.

- Новенькая? - спросил Хунн Раал.

Синтара вздохнула: - Много юных женщин приходит ко мне. Моя задача провести беседу, найти им место в хозяйстве или храме.