Так что не мне с ним тягаться, сказала себе Инга. Он простит любую мелкую шуточку типа ножа, упёртого в спину, воспримет как урок, а не посягательство на собственную честь и власть. Но если вынести образовавшийся меж ними сор из избы... Тут всё станет ещё туманнее и загадочнее. Дай бог не кончится несчастным случаем на охоте.
Но совет нужен...
Инга вынула несколько монет из мешочка. Нужен ведь повод наведаться... естественно, пойдут по деревне шепотки - скучающие старики и старушки на лавочках невероятно зоркие. Да и Лютый наверняка будет следить за Ингой - что она сделает, пойдёт ли к кому-нибудь, а если да, то к кому...
Прихватила серебро, рассчитывая разменять на медяшки. Надо ведь купить припасов - молоко, яйца, хлеб. Как-то всё не удаётся разжиться несушками. Корову или козу Инга завести не согласилась бы - пригляду за скотиной батя не научил, приучив жить за счёт матери-природы. А мама... мама просто не успела...
Пора уже наконец почистить огород от сорняков... Да и вообще заняться хозяйством - в небольшом масштабе, понятное дело, для большого нужен годный мужик, а таковые в посёлке все окольцованы. Но так, для души и с голодухи не пропасть - не помешает однозначно.
Прихватив корзинку, Инга торопливо шагнула за порог. Надо полагать, вернётся не то что с полной - со второй даже. И наверняка шепотки пойдут - скучно народу, вот и будет шептаться, что откуда-то у неимущей Векши взялись деньги, чтоб затариться. Ну, можно будет отпереться, что батя припрятал запасец на самый крайний случай. И вот, похоже, наступил этот самый случай. Не поверят - а точнее, разделятся мнениями, но это не особенно важно...
Инга невольно пожалела, что батя не стал хуторянином-бирюком. По-другому, быть может, всё сложилось бы. Меньше пришлось бы оглядываться на людское мнение...
... К дому на окраине, у самого земляного вала Инга подошла с двумя корзинками. Хлеба, яиц, овощей, пару корчаг с молоком, ткани две вдовые старушки-сестры выдали, что называется, на-гора, подслеповато щурясь в Ингину ладонь, на которой темнело серебро. Косясь с некоторым подозрением - девка-то замуж не хочет, хотя уж двадцать лет, давно пора второго нянькать, а она всё кобенится, непутёвая! - сводили её в птичник, в ледник, в огород... Несомненно, на вечернем сборе старшего поколения обсудят в первую очередь.
Невысокая калитка в плетне была закрыта на петлю, накинутую на воротный столбик.
Андрей жил, можно сказать, ещё большим отшельником, нежели Векшин. Но платил исправно, большей частью пропадал то на охоте, то в Горинске, сплавляя добычу. Что он делал с деньгами, которые должен был получать немало - непонятно. Налоги вносил исправно - и того, что, по общим подсчётам, осталось, должно было хватать на то, чтобы подправить как следует порядком уже одряхлевший дом. Но нет, и дом, и сарайчик производили ощущение того, что их хозяину плевать на них... Наверное, так и было. Покосившийся плетень, просевшие, подгнившие нижние венцы, прохудившаяся крыша...
Инга сняла петлю с воротного столба, боком из-за корзинок вошла в небольшой дворик. Почему-то дохнуло пустотой - моменты присутствия-отсутствия Инга чувствовала очень хорошо.
Горка свежеколотых дров рядом с поленницей уже потемневших, гора чурок. Воткнутый в вязкий дубовый чурбан колун с рукоятью, отполированной человеческими руками до блеска. Вроде недавно ушёл и должен вот-вот вернуться - уходя надолго, сложил бы колотые дрова, чтобы не заниматься этим после промысла, занятия порядком утомительного. Должен скоро вернуться - и Инга внутренне обрадовалась.
В подтверждение её догадки дверь в сени оказалась приоткрыта. Инга поставила увесистые корзинки на утоптанную у низкого крыльца землю.
- Тук-тук! - негромко крикнула она, заглядывая в прохладную тень сеней. Ответом оказалась вполне ожидаемая тишина.
В сенях было пусто - если не считать крюки для рыбы под потолком, вязанки плотвы, чебаков, ротанов, длинной широкой скамьи у бревенчатой стены дома.
Дверь в дом и вовсе была широко, гостеприимно распахнута - но гостям тут не были рады, Инга знала это наверняка. Не то чтобы у Араксина был дурной, нелюдимый характер бирюка-затворника. Скорее, наоборот, где-то даже мог произвести впечатление доброжелательного человека. Однако что-то в нём такое чувствовалось, отчего и Лютый предпочитал с ним не связываться лишний раз. И кличка Аспид, приклеенная к нему, отчего-то казалась очень ему подходящей.
Однако Араксину батя доверял - о чём говорил вполне откровенно. На чём основывалось доверие наёмника, Инга могла только гадать. И позднее, спрашивая о том, слышала только какие-то пространные отговорки - мол, есть такие, которые, знаешь, ну, такие, что им можно сразу и целиком довериться, редкость, но есть, волк, понимаешь, волк, а не трусливый шакал, волк, зверь кровожадный, хищный, но честный, если он тебя ненавидит, он тебя убьёт, если ты ему глянешься - может, и жизнь отдаст.
Такого впечатления на Ингу Андрей никогда не производил - тут она сомневалась в правдивости батиных слов. Но дыма без огня не бывает, это известно... Какое пламя породило этот дым, оставалось только думать и размышлять. Или набраться смелости и спросить у Араксина, ожидая таких же туманных отговорок.
Изнутри домик казался ещё меньше, чем снаружи. Чисто, опрятно - но как-то пусто. Не дом, а так, временное пристанище. Взгляд скользил по ящикам, приколоченным к бревенчатым стенам, по полкам, по потрёпанным корешкам видавших виды книг на полках.
Кровать, устеленная овчиной, даже на вид была жёсткой. Ни подушек, ни одеяла. Нетрудно представить, как Андрей приходит сюда и ложится, почти не раздеваясь.
Инга легла на кровать, распустив волосы, разметав их пошире. Прикрыла глаза, пытаясь полностью расслабиться, отрешиться от окружающего мира, полностью сосредоточиться на своих ощущениях. Что она надеялась почувствовать - не знала и сама. Делая так на охоте, Инга стремилась понять, в каком направлении идти за добычей, уловить возможную опасность. Так батя учил и приговаривал при этом, что ей проще, так как с малых ногтей учится, не то, что он, постигший такие хитрости в более зрелом возрасте, когда всё больше и больше воспринимается материальная сторона мира.
Ощущения пришли нескоро - и всему виной было осиное жужжание мыслей, оставленных разговором с Лютым. Но они пришли - смутные, неясные, в виде слабеньких полутонов, полунамёков... Повеяло теплом - едва ощутимым, осязаемым даже не кожей, а подсознанием, чуть очнувшимся от спячки. Теплом и спокойствием, даже некоей размеренностью. Ровным монотонным гулом звучала сила - её отпечаток, оставленный множеством ночёвок на этой кровати, вызывал такие же ощущения, как и сам её носитель и источник. Человек, ночевавший на этой кровати, ею обладал - и не только в телесном плане. Тщательно скрываемая, взращиваемая внутри звериная сила - вот какой вывод просился на ум. Инга однако не спешила, вслушиваясь, если можно сказать, пытаясь вчувствоваться... Давалось нелегко - что немудрено, если владелец привык скрывать свои чувства даже от себя самого, сжимая их в тугой шар где-то в глубине души.
Негромкие шаги, донёсшиеся будто сквозь вату, заставили открыть глаза. Инга шустро села на кровати, стараясь, чтобы вид у неё при этом был самый обычный.
На пороге возникли оставленные ею снаружи корзины - как предупреждение о своём присутствии. Затем возник и сам Араксин - в привычной бурой охотничьей робе, сшитой грубыми нитками из лоскутьев грубого же холста. Множество карманов, ремешков. На поясе из кабаньей шкуры - внушительных размеров тесак, который запросто можно было назвать мечом, ибо заточен был с двух сторон. Полуботинки со шнуровкой - не по здешней солдатской моде, предпочитавшей сапоги без шнурков и различия на правую и левую ноги. На правом - чехол с узким засапожником. Металлическое навершие ещё одного ножа высовывалось из-под левого рукава, закатанного на треть предплечья.
А внешность самая обычная - не самый высокий и здоровый, но к дохлякам точно не отнесёшь. Рослый, жилистый, кто-то, назвав двужильным, не ошибался ничуточки. С худого, заросшего золотистой от солнца щетиной лица на Ингу насмешливо глядели пепельно-серые глаза.
