- Не сыпал бы ты умными словами, - вздохнула Инга. - Я девчонка простая... Так что, когда выдвигаться-то?
- На этой недельке, - сказал Лютый уже серьёзно. - Пистолет будет, будет карабин...
- А не слишком ли? Для как бы обычной девчонки...
- Это ещё что! - Лютый вновь ощерился. - С тобой Лисёнок пойдёт. Брат твой по масти, хех. Будете как брат и сестра.
- Мы только волосами и схожи, - запротестовала Инга.
- Он не будет охальничать, - сказал Лютый, быстро смекнув, почему она воспротивилась. - А то кастрирую по возвращению...
- Не успеешь, - Инга осклабилась. - Предупреди его, что если начнёт свои ручонки распускать - прирежу и в мох пристрою.
- Предупрежу.
Он поднялся, потянулся, звонко хрустнув суставами.
- Ладно, Векшунь, засиделся я у тебя, воинство надолго оставлять нельзя, а то обязательно устроят блядство и пьянку.
- С них станется, - Инга хмыкнула, убирая кинжал в ножны. - Только Лисёнок будет со мной на охране?
- Ну да, - Лютый вопросительно глянул на неё.
- Понятно. Ладно, зачем тогда я туда попёрлась? Надо ж мне как-то залегендировать своё присутствие?
- Чего? - Лютый приподнял бровь, вслед за ней приподнялась правая половина лица.
- Батя рассказывал... Надо ж причину придумать, какого черта двух несмышлёнышей понесло в гиблое место. Пострелять какую-нибудь нежить?
- Придумаем, Векшунь, придумаем обязательно, - Лютый поправил кобуру на поясе, упёр руки в пояс, задумчиво уставившись куда-то вдаль, сквозь печь, стену, к которой она примыкала. Инга наблюдала за ним настороженно - точь-в-точь как за оцепеневшим тарантулом... Длилось это несколько секунд, после чего Лютый будто очнулся, глянул на Ингу чуть рассеянно, кивнул ей и вышел за порог. Инга тихонько выдохнула, сложила руки на столе, уронив голову на грудь - мысли одолевали тяжкие. Сама затея эта дурацкая... А Лисёнок не столько охранять будет, сколько следить за ней самой - чтобы сходила именно туда, куда надо... Оружие дать обещали - могли бы и не смешить. Что смогут сделать двое против одного, удобно засевшего с хорошей винтовкой? Мало чего, откровенно сказать. Так что да, Лисёнок не охрана, а конвой... И как быть тогда? Если всё же отказать? Прилюдно вернуть мешочек Лютому и вежливо послать? Нет, точно не вариант. Безопаснее ему в рожу плюнуть при стечении народа, утрётся, улыбнётся... А так охотно сдаст налоговикам, не дожидаясь, пока придут. И всё... И куда идти? В соседний с Горинском округ? Ну, тоже не вариант... Для перемены места жительства с округа в округ нужны несколько важных бумажек, без которых перспективы у бродяги не столь радужны. Батя был много чего знаток, но и ему пришлось помучаться, чтобы собрать документы для проживания здесь, на Форпосте. Немало вопросов вызвало его прошлое наёмника... Крови попили немало, прежде чем дали разрешение. В пользу бати сыграло то, что он пришёл селиться с семьёй - женой и совсем на тот момент маленькой дочуркой. Тогдашняя правящая верхушка решила, что отставной семейный наёмник решит поберечь семью и не будет устраивать бардака на земле округа. И были правы. Инга и не помнила даже, чтобы отец на кого-то в посёлке голос повысил, кому-то в морду дал. Но боялись его многие - Инга это подметила очень рано. Боялись и уважали одновременно - он не отказывался преподавать воинству Лютого какие-то полезные воинские мелочи, со всеми старался держаться ровно, даже если кто-то решался хамить, оскорблять... Зачем орать, если я в состоянии вырезать и выжечь весь посёлок, говорил он после очередного такого скандала Инге. Дочурка безоговорочно верила - сначала как всякий маленький ребёнок, свято убеждённый в том, что его папа самый сильный, смелый. А потом окончательно убедилась в этом, когда Векшин стал передавать ей кое-какие премудрости...
Но каким бы знатким, мудрым в воинском ремесле он ни был, перед бюрократией округов и ему пришлось склонить голову, прогнуться и смирить гордый воинский нрав. У Инги такого опыта ещё не было - если не считать два строгих замечания от налоговиков. И покидать давно обжитое место было страшновато - свою пока ещё недолгую сознательную жизнь она прожила оседло, на одном месте, оберегая то, что досталось от родителей. И вот всего лишь месяц остался до конца относительно спокойной жизни. А там иди и ищи новое жильё. Да, есть бумажки - бумажка, заверяющая личность владельца, бумажка, подтверждающая его гражданство на территории Горинского округа, бумажка, в которой указывалась собственность. И если на последнюю поставят отметку "Изъята за долги", мало какой поселковый или городской глава ближайших городов и весей согласится принять у себя такого гражданина. Не говоря уже о том, что в столице какого-либо соседнего округа с такой отметкой будет совсем тяжко. Это хорошо, если сумма долга не будет превышать стоимости имеющейся собственности. Иначе ещё и в удостоверение влепят пометку "Злостный неплательщик". Совсем волчий билет, как батя выражался. Не зная, что конкретно означает это словосочетание, Инга догадывалась, что с данным билетом жить станет совсем невесело. Можно, конечно, найти мастера по подделке документов - но в том-то и дело, что таких мастеров, во-первых, мало, во-вторых, выйти на них тяжко - батя и то не сподобился это сделать. В-третьих, велик риск обмана, как и риск попасться блюстителям окружного правопорядка - а это гарантированная плеть прилюдно на городской площади. И в-четвёртых, нужные документы давно имели установленную форму, примитивную, но достаточно надёжную защиту в виде различных мелких деталей оформления, не сразу, а подчас и вовсе незаметных неопытному и невооружённому глазу деталей. Сунешь такой любому проверяющему - а он, окажись знатоком деталей, мигом сдаст городской охране. Было бы документы просто подделать - тот же Кривин давно бы легализовался (слово из батиного лексикона) в том же Горинске и шпионил бы изнутри.
Клятый мешочек, так приманчиво звякнувший драгоценным металлом, был решением проблемы. Наверняка денег хватило бы оплатить все задолженности. Надо только заглянуть - и сразу станет понятно, насколько это решение проблемы. А может, лишь путь к новым - слишком много для не очень-то серьёзной задачи, похода к Паучьим озёрам. Точно не без подвоха... Слишком большая плата. И чего так тайно, с глазу на глаз?
А тут ответ прост, сказала себе Инга, потому что не свои деньги взял. Из казны дёрнул. Видно, рассчитывает, что мой поход поможет ему огрести гораздо больше. Но ведь загад не бывает богат - или у Лютого есть все основания рассчитывать на хорошую кубышку от Сколота?
Инга сцапала мешочек, торопливо развязала тесёмки, раздёрнула горловину, уловив заманчивый блеск в туго набитом нутре... Достала серебряный пятачок с неровными краями. Деньгам так и не придали какой-то установленной формы, строго отмерив лишь массу каждой единицы. Надо полагать, для большего удобства при межокружных торгово-экономических сношениях.
Положила обратно, достала другую - не в пример более блескучую, жёлтенькую, как закатное солнце, порядком исцарапанную. Задумчиво повертела в пальцах, с некоторым удивлением отметив, какие они грязные в сравнении с этой монеткой - оружейная смазка, пороховой нагар, порядком въевшиеся в мозоли.
Золото, несомненно - вес говорил сам за себя. Инга держала подобную роскошь не так часто и оттого запомнила её небольшую, плотную тяжесть накрепко.
- И тем не менее, Векшунь, надо что-то думать и мозговать, - сказала она себе, пряча монетку в кисет. Но что? Посоветоваться с кем-нибудь? Но с кем о таком можно поговорить? Лютый наведался открыто, не таясь, но и этот мешочек, и требования в обмен на него явно предполагали полную сохранность договора в тайне. Лютый ни словом, ни жестом не обмолвился о том, что ей лучше держать язык за зубами. И лучше бы сказал - неясностей возникло бы меньше. А тут всё так... двусмысленно, что ли? Будто бы можно раструбить о том на весь посёлок, посоветоваться с каждым встречным-поперечным. Нельзя на самом деле-то, это понятное - сразу пойдут шепотки, на репутацию Лютого падёт определённая тень - разбазаривает, понимаете ли, казённые средства, может, ещё и жалованья бойцов в этот кисет вложил. В группе тоже не одобрят - но командиров поселковых групп ставит и снимает Сколот, на деньги городской казны содержатся сами группы. А репутацию у Сколота Лютый заслужил самую что ни на есть положительную - за почти пятнадцать лет службы в командирской должности. Можно сказать, ветеран среди командиров. Таким похвастаться в соседних городках, посёлках, деревнях и сёлах могли очень немногие. Либо гибли, либо утрачивали доверие. Либо ещё какие-нибудь не менее существенные причины типа чрезмерной любви группы к командиру. Лютый умело балансировал - в группе его недолюбливали большей частью, но уважали и боялись. Сколот ценил - за преданность и жестокость по отношению к врагам правящей верхушки. И попытка испоганить репутацию Лютому могла кончиться весьма печально. Не говоря уже о том, что сам Лютый мог попытаться смыть такое вот пятно кровушкой. Лютый не был главой посёлка - но староста Власий был старостой чисто номинальным, кукольным, слова поперёк командиру группы он не рискнул бы сказать.
