Нередко к проведению раскулачивания, а соответственно и лишения избирательных прав зажиточных крестьян привлекались воинские части. Руководители воинских отрядов отправляемых на проведение коллективизации зачастую действовали, опираясь не на закон, а на свои собственные представления о том кого следует лишать права голоса и раскулачивать. Произвол и насилие были в этих случаях обычным явлением. Об этом красноречиво свидетельствует «Политдонесение политуправления Белорусского военного округа в Политуправление РККА об участии красноармейцев в раскулачивании», составленное 21 февраля 1930 г. В частности, оно сообщало о том, как бригадой красноармейцев 2-го бронеполка под руководством командира бронеплощадки Токарева в Петровском сельсовете Карачевского района Западной области «были индивидуально обложены и лишены избирательных прав 18 середняков. Причём основанием… служило наличие у прадеда 60 десятин земли на сыновей или же мелочная торговля прадеда в дореволюционное время и т. д.». Вышестоящее начальство в лице военкома 2-го бронеполка Ветлугина полностью поддерживало и поощряло действия Токарева и его подчинённых. Более того, сам Ветлугин принимал посильное участие в подобных операциях. 8 февраля 1930 г. «к уполномоченному ГПУ по Карачевскому району был доставлен из Петровского сельсовета кулак Курочкин со следующей запиской Ветлугина: „Одновременно с сим направляю гражданина Курочкина и ставлю в известность, что он подошёл под рубрику кулачества и ликвидирован как класс. Лишён избирательных прав, и имущество его конфисковано“»[207].
Постановления центральных партийных и правительственных органов о борьбе с перегибами при раскулачивании и нарушениями избирательного законодательства вызвали оперативную реакцию руководства Западной области. 16 апреля 1930 г. (через 6 дней после постановления ВЦИК) на заседании президиума исполкома Западной области рассматривался как отдельный пункт повестки вопрос: «О мерах к устранению нарушений избирательного законодательства». По результатам его обсуждения было принято специальное постановление. В нём констатировался факт массовых нарушений законодательства о выборах. Окрисполкомы, Смолгорсовет и соответствующие облотделы были обязаны «…в десятидневный срок отменить все постановления, циркуляры и распоряжения, устанавливающие дополнительные по признаку лишения избирательных прав, не предусмотренные законодательством Союза ССР и РСФСР, ограничения в отношении лиц, лишенных избирательных прав и членов их семей, хотя бы жалобы означенных лиц на лишение избирательных прав, и были оставлены без последствий»[208]. При окрисполкомах и райисполкомах создавались специальные комиссии, которые должны были в месячный срок проверить списки лишенцев, выявляя случаи неправильного лишения избирательных прав. Кроме того, эти комиссии должны были рассматривать жалобы и ходатайства лишенцев.
Уже в первые дни своей работы комиссии выявили многочисленные случаи нарушений избирательного законодательства при лишении прав. С 28 апреля по 8 мая происходила проверка некоторых окружных и районных исполкомов на предмет выполнения директив партии и правительства по борьбе со злоупотреблениями при лишении прав. 18 мая результаты проверки, а также итоги деятельности комиссий рассматривались на специально созванном областном совещании всех председателей райисполкомов, горсоветов и заведующих орготделами окрисполкомов. В результате ревизии, (о чём было доложено на совещании) выяснилось, что во многих избирательных комиссиях и советах «дела и списки лиц лишенных избирательных прав находились в хаотическом состоянии». Кроме того, констатировалось, что «лишение избирательных прав в ряде мест происходило безо всяких оснований и документальных данных»[209]. Приводились примеры грубого нарушения закона и откровенного произвола при лишении прав. Так, «в Ярцевском округе Ельнинского района лишили избирправ одного гражданина, как социально опасного элемента, только потому, что этот гражданин выступал на собрании граждан против речи секретаря сельсовета». В другом месте «… лишили прав кустаря за то, что он раньше шил шапки полицейским»[210]. И подобных случаев было великое множество. Добиваясь высоких показателей при раскулачивании и борьбе с «социально чуждыми элементами», местное начальство шло на прямое пренебрежение даже видимостью законности.
На совещании говорилось и о том, что процессы рассмотрения многочисленных жалоб лишенцев и пересмотр списков лиц, лишенных избирательных прав, идёт слишком медленно, более того — кое-где соответствующие комиссии вообще не сформированы. Исходя из всего изложенного орготдел облисполкома, потребовал от низовых советских организаций до конца июня закончить пересмотр списков лишенцев. Также предписывалось реорганизовать комиссии по рассмотрению ходатайств лишенных избирательных прав, «обеспечив широкое привлечение бедняцко-батрацкого и середняцкого актива» в их состав[211]. Во все округа для проверки работы по исправлению нарушений избирательного законодательства и оказания помощи посылались по 2–3 члена облисполкома.
В борьбе с «незаконным лишением избирательных прав» активно участвовали органы прокуратуры. В середине апреля 1930 г. Прокурор Западной области Куликов обратился с запросом в Президиум облисполкома, в котором в частности писал: «Из просмотра жалоб выявляются вопиющие факты искажения директив партии, когда облагают в индивидуальном порядке и лишают права голоса лиц, платящих налог 2 р. 80 коп., за то, что во время службы в Красной Армии жена прибегала к наёмному труду»[212]. Работники прокуратуры работали в составе комиссий по пересмотру списков лишенцев. Кроме того областной и районными прокуратурами постоянно возбуждались ходатайства о восстановлении граждан в избирательных правах.
Эти меры, а также выселение за пределы области «раскулаченных» крестьян привели к существенному сокращению количества лиц, лишённых избирательных прав, что стало очевидным в ходе очередной избирательной кампании. Подготовка к выборам 1930–31 гг. включала в себя новый пересмотр списков лишенцев на местах. При этом, как сообщалось в информационной сводке орготдела исполкома от 1 декабря 1930 г. «по целому ряду районов списки лишенцев представлены сельсоветами лишь на 50 %». Кроме того, отмечалось, что в некоторых местах избирательные комиссии «вносят снова в список лиц, восстановленных в избирательных правах вышестоящими органами по тем же самым мотивам». Указывалось и на то, что «материалы по лишению весьма страдают отсутствием документальных данных, в виду чего создаётся тормоз к своевременному рассмотрению жалоб»[213]. Однако в последующих информационных сводках и материалах по выборам областные органы управления подчёркивали недопустимость как чрезмерной жесткости при лишении избирательных прав, так и излишнего либерализма. Уменьшение общего количества лиц, устранённых от участия в выборах по области объяснялось в этих условиях не только восстановлением в избирательных правах граждан, которые были лишены их незаконно, но и «недостаточным подходом к выявлению лишенцев, которое иногда проходит без привлечения к этой работе батрацко-бедняцких масс»[214].
Тем не менее, как уже указывалось, число лиц лишенных избирательных прав в кампанию 1930–31 гг. было меньшим, чем в предыдущие выборы. Всего в сельских местностях Западной области было внесено в списки лишенцев 62 597 человек, что составило 2,18 % от количества взрослого населения. Как и в прошлые избирательные кампании наибольшей по численности оказалась категория лиц лишённых избирательных прав за принадлежность к семье лишенцев. В неё по Западной области было включено 23 503 человека, что составило 37,9 % от общего количества лишенцев. Далее по численности следовали пользователи наёмного труда — 10 574 человека (16,9 %), частные торговцы — 8 512 (13,9 %), священнослужители — 5 302 (8,8 %), бывшие полицейские — 4 968 (7,9 %), граждане «живущие на нетрудовые доходы» — 4 207 (6,9 %), осуждённые — 2 967 (4,8 %), умалишённые и подопечные — 1 744 (2,9 %).
