— Фу, очнулась! Очнулась наша Настасья Микулична! — радостно рявкнул Василий.

Песик с облегчением вздохнул и засунул нос в широкий рукав пальто. Нос был, как полагается, влажным и холодным, и я невольно вздрогнула. С тревогой покосилась на легкомысленно распахнутую дверь и ситцевую занавеску, которая шевелилась под порывами ветра.

— Где они? Они... ушли?

— Их увезли. Наша полиция нас бережет, — просиял Василий цыганской улыбкой.

— А вас почему не забрали? Вы тоже участвовали.

— Я потерпевший, — ласково сообщил Василий. — В отличие от тебя противоправных действий не совершал, только защищался. Забрать хотели тебя, матушка, как напавшую. Но я не дал. Сказал, что это за меня жена заступилась, и они поверили.

— Что?!

— Шучу! — с деланым испугом тут же поправился он, и выражение его лица стало очень симпатичным.

— Тоже мне — шутник... — Я даже не обиделась и рассмеялась вместе с ним. — Я, между прочим, переводчик и кандидат наук.

Василий кивнул с пониманием:

— Видишь, Треха, какая серьезная женщина...

Пес зевнул.

— Ясен перец, такая за бомжа замуж не пойдет. Да и я, матушка, жениться не собираюсь: ты не моего поля ягода, уж извини... А сказал, чтобы не увезли с места происшествия в одной машине с теми годзиллами. По-любому спасибо тебе, добрая женщина. Если бы не вы с Трехой, лежать бы мне сейчас в склепе с дюбелем в башке. — Он зажмурился и тряхнул кудрями. — Ох долгая была бы смертушка.

И неожиданно поклонился мне, чем сильно смутил. Я медленно села на постели. В принципе, все было в порядке: немного звенело в ушах, но это пустяки. Желание покинуть сей убогий приют стало неодолимым.

— Все-все, Василий! Я принимаю благодарности и спешу домой. Мне правда пора.

— Ты идти-то можешь? Хочешь, на руки возьму?

— Не стоит, — усмехнулась я и решительно поднялась.

Этому цыгану палец в рот не клади — руку откусит.

— Мы проводим. Айда с нами, Треха!

— Зачем? Думаете, возможны новые сюрпризы?

— На кладбище они всегда возможны. Здесь своя отдельная планета — полюс недоступности.

Мы потихоньку побрели по дорожке. Я быстро поняла, что Василий идет не к воротам, а, наоборот, от них. Спрашивать не хотелось. К тому же Треха, которому я доверяла, был абсолютно спокоен. Он скакал впереди и с удовольствием обнюхивал подтаявший снег. Я подняла глаза и посмотрела вверх. По-зимнему голые, ветки деревьев соединялись в ажурный купол. Изящный узор казался гигантским рисунком черной тушью на синем шелке.

— Посмотрите, как красиво! Если бы я была японкой, я бы посвятила этим веткам четверостишье, — неожиданно вырвалось у меня, и я покосилась на спутника, ожидая реакции.

— Стихи? Это хорошо. — Василий снисходительно кивнул. — Но не торопись, ты еще настоящей красоты не видала. Вот смотри!

Мы остановились перед сиренево-лиловым холмом: с южной стороны, где уже стаял снег, его от подножия до макушки покрывали огромные колокольчики. Венчики изо всех сил тянулись вверх и просвечивали на солнце, казалось, что в каждом пылает маленький огонек.

— Как чаши Грааля... — У меня перехватило дыхание.

— Верно, на чаши похоже. Только вообще-то это обыкновенные крокусы.

— Я в молодости видела такие. Мы тогда поднимались на Ивано-Франковский перевал. Откуда они здесь?

— Не знаю откуда. Я же говорю — своя планета. Ну налетай, собирай.

— Зачем? Я что, варвар?.. Кстати, о варварах. — Я исподлобья взглянула на него. — За что эти люди хотели вас убить? Что вы им сделали? Это гробокопатели, да?

— Да, — неожиданно просто согласился Василий, как будто речь шла о чем-то очень обычном. — Таких археологов здесь много, но эти — профессионалы. И хотя вокруг копано-перекопано, они все равно что-то находят. Не обращайте внимания, уважаемая, это очень давняя история.

Он строго посмотрел на меня, и было ясно, что больше ничего не скажет. Я вздохнула.

— Вот, гостья дорогая, твой пакет с продуктами.

— Оставьте себе, — я небрежно махнула перчаткой, — там, кстати, бутылка шампанского...

— Я непьющий, — обиженно сказал Василий. — То есть запойный, поэтому не пью.

— Отдайте кому-нибудь.

— Треха тоже непьющий. А здорово бутылка сработала! — Он подмигнул, как мальчишка. — Бутылка и консервы — вот в чем дело! А я смотрю и думаю: как такая маленькая, худая тетка с одного раза мужика уложила? Да еще обычным пакетом.

Я поморщилась как от укола, потому что всегда мне было легче сделать больно себе, чем другим. Даже прихлопнуть муху противно, а ведь недавно била по голове человека. Била всерьез, чтобы лишить сознания. А если бы убила? И это все для того, чтобы спасти жизнь этому Василию.

— Можно два вопроса напоследок?

— Зачем же напоследок? Ты заходи...

— Почему ангел в том склепе держал голову в руках? И почему вы его так отчаянно защищали?

— Не защищал — просто они меня подкараулили и к стенке приперли. Я же говорю, давняя история. — Василий пожал плечами. — А ангельскую голову я нашел в кустах и пристроил как мог. Думаю, отреставрирую. Это детский склеп, и на стене есть надпись от безутешных родителей.

— Да что вы! — растрогалась я.

Гигант в ответ поклонился:

— Сия трогательная подробность, естественно, дает мне дополнительные очки в дамских глазах, однако придется вас разочаровать. Не стал бы я за чужих покойничков насмерть стоять. А правды, мать, я тебе не скажу! Считай, что я тех двоих изгонял со своей планеты.

Я озадаченно смотрела на него: Василий менялся на глазах — забыл свои народные словечки, говорил как интеллигентный человек. Наверное, творчеством занимался, таланта не хватило и, вместо того чтобы смириться, все пропил или спустил на наркоту. Сознание расширял. Слабак! Вспомнилось, как тянуло попробовать эти волшебные штучки, отвлечься, забыться и хоть на минуту стать счастливой. Но на мне был ребенок и я, сжав зубы, лихорадочно переводила и превращала в шедевры романчики, чувствуя, как каменеют мозги, забываются слова и мой писательский дар медленно, но верно исчезает в никуда.

Пес сел на дорожку и сделал акробатический этюд, почесав за ухом действующей задней ногой.

— А с какой стати вы его Трехой называете? У него же четыре лапы.

— Четвертая теперь фиктивная, будет болтаться для красоты.

— А может...

— Нет, не может! — твердо сказал Василий. — Я в таких вопросах специалист: мне много раз руки-ноги ломали и я сам по пьяни ломал. Знаю, что говорю.

Я устало прикрыла глаза. От этих слов повеяло мраком, страшной, пещерной жизнью. В который раз подумала, что животных намного приятнее любить, чем людей.

— Красивый у тебя перстень, — вдруг жестко произнес Василий.

Снова взор его нехорошо, по-вороньи блеснул из-под бровей. Я хотела пискнуть, что это бижутерия, но вместо этого гордо расправила плечи и, бесстрашно глядя в глаза, подтвердила:

— Красивый. Если помните, я люблю красивые вещи, сумки например.

— Настоящий?

— Старинной работы.

— Вижу, что настоящий, я в камушках тоже разбираюсь.

— Надеюсь, вы не забыли, что я спасла вам жизнь? — с вызовом сказала я.

Он усмехнулся:

— Еще не забыл, только у людей память короткая, так что не светись, мать, и не вводи во искушение, как сказано в Евангелии. Не я, так другой — это тебе в назидание. Здесь много любопытных. А теперь иди по этой дорожке и никуда не сворачивай...

Он зашел за дерево и исчез. Треха кинулся следом, а я повесила пакет на тополиный сук и с достоинством пошла восвояси.

Глава 8

Кажется, я открыла глаза ранним утром, а возможно, это был поздний вечер: в комнате царил полумрак и было очень тихо. Нежный голубой свет лился из окон и превращал мою спальню в волшебный венчик крокуса, внутри которого была я...

Я встала, удивилась легкости своего тела и выскользнула на улицу. Вокруг все было так же, как вчера, и вместе с тем по-другому. Внезапно я поняла, что это сон — от этой мысли захватило дух, стало весело и страшно, как будто я неслась вниз по американской горке.