Люси вдруг почувствовала холод, исходящий от окна, и сжалась от нахлынувших раздумий. Она с широко раскрытыми глазами впилась в душу этого мужчины и старалась найти ответы на вопросы, что вдруг возникли в голове и иглами впились в мозг.
— Вот, вот здесь, — быстро начеркав нужные координаты на стикере со стола Грея, он все той же дрожащей рукой протягивал листок и впивался взглядом в задумчивое лицо того.
Грей взял бумажку и прочитал адрес, написанный неровными иероглифами, а затем взглянул на ручные часы — «17:34».
— Кажется, поезд туда отправляется через четыре часа, — он поднял взгляд на клиента, — завтра утром уже будем там.
— Я еду с вами, и это не обсуждается, — на удивление четко произнес тот.
— Тогда в 21:00 встречаемся на центральном вокзале, — не возражая, Грей кивнул головой, — и оставьте номер своего мобильного.
Мужчина резво поднялся и, начеркав на другом стикере последовательность чисел, отдал тому и поспешил к выходу. Грей скользнул взглядом по цифрам и окликнул клиента уже перед самой дверью:
— А как Ваше имя?
Без замедлений незнакомец повернул ручку и уверенным тоном представился:
— Гажил Редфокс, — а затем поспешно вышел из помещения, прикрыв дверь со слышным стуком.
Люси показалось, что сейчас кто-то намеренно кинул ее в кипящую лаву, а затем проворно окунул в ледяную воду. По телу прошлась волна неприятного разряда, который словно царапал кожу, внутренние органы, каждую клетку. Распарывал до крови, а затем слизывал ее своим холодным языком.
— Так мы были знакомы? — прохрипела она, сверля взглядом входную дверь.
Вспоминать свое прошлое, как оказалось, не так уж приятно. Пытаясь вернуть очертания своей давно минувшей жизни, возродившаяся душа стирается с еще большей скоростью, в то время, как теней, что ее поглощают, становится куда больше.
И кажется, Люси это совсем не испугало.
========== Глава пятая. Шипение морозных ветров. ==========
Комментарий к Глава пятая. Шипение морозных ветров.
Песня: Gabrielle Aplin - Through the Ages
Колеса пригородной электрички с ярым шипением терлись о промерзшие рельсы. Размеренный стук уже давно выровнял сердцебиение пассажиров на свой лад. За окнами с толстыми стеклами, помутневшими от грязи и морозного воздуха, проносились мрачные панорамы. Они сливались, словно палитра незрячего художника, вытягивались в блеклые неосвещенные линии, тянувшимися вслед за составом.
Поезд неустанно мчался по путям, разрезая витающие в воздухе снежные кляксы, попеременно гудел, проезжая мимо очередного перегона. Внутри же стояла тишина — большинство пассажиров предались сну, игнорируя неудобное положение и до онемения жесткие сидения.
Фонари в проезжающем селении казались Люси ночными мотыльками, блекло отражающимися на поверхности стекла.
В вагон, скрипнув грузными старыми дверьми, зашла пожилая женщина и тут же, не озираясь по сторонам, быстро прошла неуверенной походкой через весь вагон, направляясь к следующему. В руках зажатая потертая сумка и не по сезону легкое помятое пальто в сознании бодрствующих нарисовали примерный портрет этой старушки. Она была бедна, скромна и неуспешна — как заметили они.
Люси же заметила, что женщина была по-настоящему несчастна.
— Только бы она оказалась там, — Гажил следил взглядом за мигающим светильником в начале вагона и, постоянно бормоча, молил лишь об одном.
Его алые зрачки заметно потемнели от усталости и переживаний. Не в силах смотреть на его бледное лицо, Люси аккуратно прикоснулась к его лбу двумя пальцами и применила заклинание сна.
Прикосновение отдалось ноющей болью в груди. Не удивительно — хранитель не должен воздействовать на чужих подопечных. Таким образом он сбивает на мгновение связь с истинным духом-наставником.
— Ты нарушаешь правила, — рядом вдруг возникла знакомая фигура.
Передернувшись от внезапного появления Эрзы, Люси неловко сжала ладонь и отошла от Гажила на пару шагов.
— Я знаю, — уверенностью ее тон не сквозил, хоть она и пыталась, — но он давно мучается.
— Это заботы его хранителя, — ее же был пропитан металлическим привкусом, — ты слишком часто ступаешь по граням дозволенного.
Люси ничего не ответила и устало вздохнула. Спорить, видимо, было бессмысленно. Да и грешно, в конце-то концов. Странно, что Эрза относительно спокойно реагировала на подобные этой выходки. Говорила строго, но тепло. Словно друг, а не архангел — божий посланник, стоящий на уровень выше по рангу.
Читать стертые души не умели даже управители небесных светил и стихий. По слухам это под силу лишь самым близким Господу божествам — серафимам, херувимам да престолам. И так получилось, что увидеть представителей высшей иерархии Люси пока не доводилось. Она надеялась, что никогда и не доведется. Потому что ей было страшно.
Страшно, что ее душу прочитают, зацепятся за возникшие сомнения, прикоснутся к небьющемуся сердцу.
А затем вырвут его — раскрошат, пустят по ветру пылью.
И пыль эта, что пепел, осядет на крыльях золотых и очернит их навеки.
— Нельзя, нельзя, нельзя, — нервно зажмурившись, Люси ладонями обхватила свое лицо.
— Что тревожит твою душу? — обеспокоенно спросила Эрза.
«Стертую…», — пронеслось в голове.
— Душу? — усмехнулась, скомкав в ладони белоснежное одеяние, и опустила голову, боясь открыть глаза.
— Люси, ответь мне, — глухой звон доспехов заглушил нотки обеспокоенности в твердом голосе Эрзы, — почему ты странно себя ведешь?
Молча отступив на два шага назад, Люси повернулась к окну и прижалась к нему лбом. Она часто дышала и о чем-то шептала себе под нос. Пальцы дрожали, неловко скользили по стеклу, пытаясь зацепиться или оставить на нем хоть царапину. Неприметную никому, кроме нее.
— Я не хочу, — сипло отозвалась, — не хочу ничего, — плечо вздрогнуло от внезапно обвившего ее тело холода, — зачем мне была дана «воля»?
Мелко перебирая пряди светлых волос, тишина коснулась скользких легких и заставила обеих нервно сглотнуть: одну по неимению слов, другую — от цепкого страха.
— Когда гаснет звезда, растворяясь в пустотах, мы молчим, — сухо промолвила Эрза, внимательно смотря на ту.
— Откуда ты… — Люси обернулась и удивленно уставилась на архангела.
Воздух стал вдруг в тысячу раз тяжелее, но от зудящих домыслов отвлек голос подопечного.
— Нет! — внезапно хрипло воскликнул Нацу, резко проснувшись.
Он замешкался, приходя в себя, и, наконец, облегченно выдохнул, прикоснувшись ладонью к груди, где бешено стучало сердце. В его взгляде читались обеспокоенность и какая-то холодная отстраненность. Словно сон, который только что приснился ему, инеем залег в клетках головного мозга, вовсе не собираясь исчезать.