Она не хотела знать.

Доверилась ему и послушно шла рядом, понимая, что готова дышать оставшиеся часы рядом с ним одним воздухом.

— Любишь кино? — оглянувшись и на миг пересекаясь взглядом с ее, поинтересовался с ухмылкой Нацу.

— У нас слишком разные понятия об этом из-за времени, — объяснила она и улыбнулась.

— Тогда я научу тебя своим понятиям, — специально зацепив рукой ее ладонь, он улыбнулся в ответ и направился в сторону ближайшего кинотеатра.

Люси продолжала идти, ощущая горящий отпечаток на кисти.

***

— Зачем тебе два билета? — удивленно спросила Люси, отходя от кассы вслед за Нацу. — Мне ведь не…

— Хочу, чтобы сидела рядом, — перебивая, объяснил тот и сдал курточку в гардероб. — Просто наслаждайся, Люси, я ведь решил научить тебя моей жизни.

Она улыбнулась, слегка кивнув, и молча прошла в зал, ныряя среди нескольких зрителей. Какой-то фильм в каком-то кинотеатре, среди каких-то людей.

Но рядом с Нацу.

Это, пожалуй, было самое важное.

— И часто ты так в кино ходишь? — уселась на соседнее кресло и заинтересованно хмыкнула.

— Честно? — хохотнул тихо в ответ. — С призраком — впервые.

— Но я не призрак, — вопреки желанию рассмеяться, воскликнула.

— А я не сумасшедший, — насмешливо бросил он в сторону, — но если мы продолжим так разговаривать, то меня за такого примут.

Заметив, что некоторые любопытно оглядывались на того, с кем перешептывался Нацу, Люси виновато сжала губы и попыталась заглушить желание спросить то, что в голове у него крутилось, вдавливая мозги в кипяток сожалений.

Он сказал, что не сумасшедший.

Мысленно добавив «наверное».

А она сказала, что не призрак.

И так же сомневалась в этом.

***

О кости будто лезвие точили, а Люси молчала и выходила из зала, отстраненно скользя по лицам. Минус три часа ее свободы.

Минус три часа ее пожара.

— И как тебе? — довольно спросил Нацу, заинтересованно заглядывая в глаза.

Люси чуть улыбнулась и сощурилась от яркого света, режущего зрение в коридоре кинотеатре.

— Есть в этом что-то странное для меня, — тихо прошептала, — но мне понравилось.

— По тебе и не скажешь, — разочарованно произнес он, убедившись, что рядом никого нет.

— Да я тоже странная, — рассмеялась она.

Внутри жгло от того, что ей тоже приходится лгать. И не потому, что кино показалось ей не таким привычным для памяти; не потому, что некоторые зрители мешали своими перешептываниями или диалогами с экраном; не потому, что боевик с элементами драмы был каким-то сумбурным по сюжету.

А потому, что она толком не смотрела на экран, исподтишка наблюдая за Нацу, который время от времени окликал ее по имени — тихо-тихо — и хотел убедиться, что исчезла она лишь из поля его зрения, а не из этого мира.

И это было до трещин в груди — приятно.

До обожженной кожи на пальцах — горячо.

До прилипшего песка мыслей о последних часах — терпко.

Даже слишком.

— Куда теперь? — опомнившись уже на улице, спросила.

— В мою амбициозную юность, — беззаботно сказал Нацу и в этот же момент резко повернул, направившись навстречу какому-то загруженному мужчине в деловом костюме, который устало плелся, по-видимому, домой.

Прокашлявшись, когда оставалось пару метров, Нацу принял растерянное выражение лица и неловко похлопал того по плечу, чуть запинаясь спросив:

— Я извиняюсь, — фраза вырвалась из его горла, перебиваясь в воздухе дрожью, — а какой сейчас год?

Мужчина опешил, остановившись перед парнем и приоткрыв рот, нерешительно ответил на вопрос.

— П-п-получилось… — смешивая эмоции восторга и страха в интонации, Нацу радостно пожал тому руку и поплелся мимо, оставив его наедине со спектром эмоций, что отразились на лице в мгновение.

Люси рассмеялась звонко, догнала подопечного, который уже практически исчез с поля зрения того бедняги, и произнесла искренне:

— Ты его напугал, но это было действительно весело.

— Обычно мы так развлекались, когда делать было нечего, — довольно ответил Нацу, засунув руки в карманы, — да и он слишком загрузился работой. Надо было как-то отвлечь.

— Такой наивный, что будет думать об этом теперь не день и не два, — цокнула она, усмехаясь.

Нацу лишь пожал плечами и прошел еще пару шагов, когда остановился, вдруг услышав задумчивый голос Люси:

— Ты был таким же, — она стояла сзади и пронзительно смотрела на него.

— О чем ты?

— Первое время после смерти Венди… — она сглотнула и прохрипела. — Ты был таким же отрешенным. Считал, что лишний в этом мире.

Он молча выдохнул и опустил глаза на землю, просипев в ответ:

— Я до сих пор так считаю.

— Нет, — Люси в миг появилась перед ним и уверенно надавила на грудь в области сердца, — ты обманываешь себя, но сердце давно иного мнения. Только твой разум не согласен, Нацу.

— Ошибаешься, — сощурился он, утопая в ее зрачках.

— Тогда почему от твоего сердца не веет холодом? Когда человек не в состоянии простить, его сердце замерзает, потому что пламя души давно погасло.

Ошеломленно следя за Люси, он продолжал глотать воздух и молчать, не зная, что ответить. Начал сомневаться, потому что она — девушка, которая совсем не призрак для него, — говорила все это и крошила барьер внутри. Грани с треском ломались, рушились под давлением ее твердого голоса.

— Тебе надо лишь простить, — промолвила в заключение, с надеждой смотря на него.

— Я не могу.

— Любить кого-то больно? — вдруг спросила она, перебираясь на другую тему.

Нацу замешкался, не понимая, почему она не стояла на своем упрямо, как умеет.

Странная, странная Люси.

До сухости во рту и царапин на ребрах — странная.

— Любить?.. — повторил вопросительно.

— Венди, Игнил, — сухо перечислила она, — больно ли любить в этом мире, Нацу?

Он сглотнул, дыша неравномерно и несознательно сжав руки в кулаки.

— У тебя же есть память, поройся там и узнай, — как-то резко бросил в ответ.

— Я пыталась, — виновато покачала она головой и посмотрела на землю, — но это ощущение всегда ускользало, будто сквозь пальцы туманом. Хотела схватить, уже было поймала, но оно все терялось в голосах из моей головы. Поэтому я и спрашиваю.

Нацу хрипло выдохнул дымку и закрыл глаза, усмиряя поток воспоминаний. Спустя минуту он прочистил горло и тихо сказал:

— Любить — это лучшее, на что способен человек в этой жизни, — прервался и глотнул воздух, режущий горло ядовитой изморозью, — больно терять тех, кого любишь.

Люси подняла голову, встретившись с его взглядом, и вдруг поняла, что улица опустела уже пару минут как. Из окон жилых домов раздавался приглушенный вихрь человеческих жизней: они смеялись, пели, что-то активно обсуждали, спорили, рыдали.

И любили.

Тепло так, ярче солнца распространяя этот свет.

— Ты любишь, — безмолвно произнесла, внимательно следя за взглядом подопечного.