– Это канарейка.

Каетан сказал это, протяжно и тяжело выдохнул, раскашлялся и закрыл глаза.

Канарейка открыла глаза всё на той же поляне. Оленя с листьями и цветами на рогах нигде не было. Только у неё в ладони лежал раскрывшийся пышный бутон, красивый и дикий.

Дождь закончился.

Эльфка провела ладонью по гладкому камню.

– Va faill, athair.

Комментарий к XXVII. Vita

Vita – Жизнь

Beanna – Женщина

Hen – Старик

Qued seo а esseath? – Кто это?

-Karina, si aeved sinn, mire. – Карина, думаю, она нас понимает.

Dh’oine – этому слову всё ещё нужен перевод, серьёзно? Ладно. Человек.

Ceadmil – Здравствуй

-Scoia’taelen neen ess minteoiren. – Скоя’таэли не предают.

Me neen ess scoia’tael. – Я не скоя’таэль.

Va faill, athair. – Прощай, отец.

________________________________________________

Как только в главе начинает маячить Каетан, она становится в два раза больше, и я ничего не могу с собой поделать.

========== XXVIII. Одолжение ==========

Страдать не хочет никто. А ведь это — удел каждого.

Просто некоторые страдают сильнее. Не обязательно

по собственному выбору. Дело не в том, что ты терпишь

страдания. Дело в том, как ты их терпишь.

Модрон Фрейа

Солнце только зачерпнуло верхушки многолетних сосен, когда Канарейка толкнула дверь сарая, служившего Вересковке корчмой.

Биттергельд энергично бросал кости на стол, а сидящий напротив него краснолюд громко вёл счёт. Вся корчма поневоле следила за ходом их игры.

Гном заметил эльфку, приветственно махнул ей и снова отвлёкся на кости. Канарейка опустилась за соседний стол, сложила голову на руки.

Она чувствовала, что совсем не зря сходила к Каетану. Пусть вспомнить события многолетней давности она могла и в любом другом месте, даже в «Алхимии», но именно там ей казалось, нет, она была совершенно уверена, что старый скоя’таэль был рядом. Подсказывал ей, изменял образы прошлого так, чтобы в настоящем всё наконец встало на свои места.

Карина не должна была потом срываться с места, пылать жаждою отомстить, вести самоубийственную охоту за Тэмк’хаэном. Не должна была бросать убитую горем Ани, не должна была начинать убивать за деньги. Каетан имел в виду не это, говоря стать кем-то кроме эльфа.

Ужасно захотелось надраться. До полуобморочного состояния, когда совсем не в силах отличить собственную конечность от чужой, а пол путается с потолком.

Канарейка не разрешила себе эту слабость. Ключи были у неё в руках, оставалось только пораскинуть мозгами и подобрать нужные замки. Может быть, всё стало проще, чем она привыкла.

Эльфка достала из кармана плаща цветок, распустившийся на рогах того чудного оленя. Положила перед собой, стала гипнотизировать его взглядом. Цветок настоящий. По его лепесткам можно провести пальцем, пах он мёдом и шалфеем, вот, даже лежал, роняя на столешницу нежную тень.

– Двадцать три! – Биттергельд стукнул кулаком по столу. – Перебрасывай, бородатый хер! Не прокатилось!

– Я тебе сейчас по роже прокачусь! – закричал в ответ краснолюд.

Впрочем, игроки быстро угомонились, и потасовки так и не состоялось.

Канарейка встала из-за стола, подошла к стойке корчмаря. Он рылся в нижних полках, что-то искал, негромко бранясь, эльфка видела только его согнутую спину.

– Что здесь можно поесть? – небрежно спросила Канарейка, облокотившись на стойку.

– Есть вареники и вчерашние щи, – ответил корчмарь, так и не соизволив подняться.

– Давай вареники. Сколько?

Эльфка рассеяно смотрела на посетителей корчмы. Здесь к вечеру, похоже, собралось всё мужичьё. Но никто из них не был ей знаком. Это совсем не та деревня, которую она помнила.

Корчмарь поставил перед Канарейкой тарелку с горячими варениками. Как и когда он успел их разогреть – загадка.

– Для тебя, моя дорогая, бесплатно.

Эльфка посмотрела на корчмаря. И даже не удивилась.

– Я всё гадала, когда ты меня найдёшь.

– Я тебя не искал. Всегда знал, где ты. – Корчмарь улыбнулся доброжелательно, хитро и плотоядно одновременно. Эта коронная улыбочка скоро будет сниться Канарейке в кошмарах.

Эльфка села за стойку, придвинув табурет ногой, принялась за вареники.

– И что? – спросила она как бы между прочим.

– Тебе нравятся вареники?

Канарейка нахмурилась.

– Их сделал один твой хороший знакомый. Я решил, что это будет довольно уместный жест с моей стороны, учитывая, что ты собиралась ехать в свой так называемый дом, в Новиград, но теперь из-за меня тебе придётся изменить маршрут.

Вот оно. Сейчас Гюнтер О’Дим попросит её об «одолжении». Она расплатится по всем счетам.

– И куда я должна ехать? – нервно спросила Канарейка, прожёвывая вареник. Она совсем не хотела верить словам торговца зеркалами, но лежащие у неё в тарелке кружочки теста с джемом внутри были ужасно похожи по виду и вкусу на те, что делал Эйвар.

– Обратно, к Ольгерду фон Эвереку.

Канарейка медленно выдохнула, пытаясь себя успокоить. Когда она услышала имя атамана, дыхание на мгновение перехватило.

Влюбчивая доверчивая идиотка. Дура. Кретинка.

– Шельма, – эльфка продолжила свой мысленный ряд уже вслух. – Гюнтер, он знает, что у меня твоя печать. Он сам прогнал меня. Это всё.

– Знаю, – улыбнулся О’Дим. – Ты поедешь, чтобы вместе с ведьмаком выполнить его третье желание.

– Зачем?

– Я могу попросить тебя об одолжении? – Чёрными, будто пустыми глазами Человек-Зеркало уставился на Канарейку. Она почти физически ощущала тяжесть его взгляда.

Эльфка сжала губы. Гюнтер О’Дим явно ждал ответа.

– Можешь, – выдавила Канарейка.

– Отправляйся в дом, где сейчас остановилась вольная реданская компания, оставь там вещи и скажи Ольгерду фон Эвереку, что ты делаешь это потому, что я так сказал, это часть нашего договора. Что потом ты будешь свободна. А затем едь на запад. Там в таверне тебя будет ждать ведьмак. Я попрошу его задержаться для тебя.

– Не нужно исполнять моё желание, – слабо сказала Канарейка. – Я была дура, к тому же пьяна. Давай отменим нашу сделку…

Гюнтер молча дотронулся до ключицы эльфки. Её тело пронзила жуткая боль, шрам будто запульсировал.

– Это – наш договор. Тебе больно. А ведь я могу делать так, даже не касаясь печати.

Канарейка смотрела на Человека-Зеркало в упор, сама подрагивая от боли. Она сжимала кулаки, губы стали тонкой ниткой. Гюнтер улыбнулся шире, наклонился к эльфке, прошептал:

– Карина, так не честно. Ты мне – я тебе.

– Но я же прошу… Не надо мне помогать… – Голос Канарейки сорвался, осип, она не говорила – хрипела.

Гюнтер О’Дим улыбнулся, убрал руку с печати, провёл по волосам эльфки, заправил за ухо упавшую на лицо прядь.

– Я уже сделал тебе одолжение.

По щекам Канарейки стекали слёзы, но лицо её было серьёзным и напряжённым. Она не могла себе позволить дать слабину.

– Едь. Тебя ждёт ведьмак.

Но был ещё один участник этой передряги, который совсем её не ждал.

Сказать, что Биттергельд сильно удивился – ничего не сказать. Он лениво встал из-за стола, чрезмерно тепло для тех криков, которые слышались во время игры, попрощался со своим противником-краснолюдом, вышел за Канарейкой на улицу.

– Ты чего, птаха? – наконец спросил он, когда эльфка стала прилаживать к седлу дорожную сумку и лютню. – Бежала оттуда как угорелая, а сейчас хочешь воротиться?

– Я не всё тебе рассказала.

– Это я понял. – Гном скрестил руки на груди, прислонился спиной к бревну, подпирающему крышу.

– И сейчас действуют те… силы, о которых я тебе не могу сказать. Мне просто нужно вернуться и всё. По-другому нельзя.

– Ты знаешь, это охренеть как жутко слышать.

– Знаю.

Гном медленно обошёл столб кругом, обдумывая что-то, решительно заявил: