– Ты же уже взрослая, Карина, – сопел «друг», явно пытаясь одной рукой стянуть с себя штаны. – Твой папаша вернётся нескоро, мы успеем развлечься.

Своей грязной лапой он забрался под нижнюю рубашку, принялся лапать её между ног. Было больно и унизительно. Слёзы стояли в глазах, превращая стол и стену перед ней в одно тёмное пятно. Очевидно, наигравшись, «друг» резко задрал подол платья эльфки, откинул его ей на голову.

У Карины не было сил сопротивляться. Она безвольно лежала на столе, думая о том, чтобы это всё поскорее закончилось, он ушёл, и она могла наконец зареветь. В голос, громко, растирая слёзы по щекам.

«Друг» сзади резко дёрнулся, очевидно, опуская штаны. Он с силой подался вперёд, и Карину пронзила острая боль. Она не знала, что это так больно.

Вдруг его будто резко что-то рвануло назад, эльфка, улучив момент, скатилась со стола на пол. Закружилась голова, сквозь слёзы Карина увидела, как «друг» оседает на глинобитный пол со свёрнутой шеей и лезвием гвихира Каетана, торчащим из живота. Сам эльф стоял позади него с такой яростью на лице, которой девочка ни разу не видела.

У его ног лежали травы, высыпавшиеся из лежащей на боку корзинки.

Карина не привыкла показывать слабость. Но тогда она не могла с собой ничего поделать. Она зарыдала в голос, надрывая горло, сидя на полу и путаясь в подолах собственных юбок. Каетан молча сел рядом с ней и обнял. В первый и, кажется, последний раз. Прижал девочку к своей груди сильной рукой. Может быть, ей показалось, но его плечи тоже подрагивали.

Нужно было срочно уезжать. О парнишке спохватились на следующий день, заплатили ведьмаку. Тот побродил по округе, после чего сам, похоже, расстроившись, авторитетно заявил, что кроме утопцев, здесь никого нет. Ночью на улицы стали выходить патрули. Когда в пропаже мальчишки, часто якшавшегося с нелюдями, обвинят нелюдей, было только вопросом времени. Если бы в деревню сейчас приехали «белки», начались бы беспорядки. Случилось именно то, чего Каетан так боялся. Помимо агрессивных кметов теперь за ним будут охотиться «белки». Он убил человека, нарушил естественный ход вещей, положение дел в деревушке. Убежище теперь было небезопасным. Они быстро собрались, забрав самое необходимое, уехали ночью, скакали буквально куда глаза глядят, пока не обнаружили глухую забытую всеми деревушку недалеко от границы с Реданией. Называлась она Вересковка. Здесь эльфы и остались.

Карине Каетан толком ничего не объяснил. Потому ли, что он не хотел впутывать её в это, или считал, что она не поймёт, но после случившегося девочка была готова следовать за своим опекуном куда угодно.

Теперь они вообще стали значительно ближе. Бывший скоя’таэль словно растаял, чаще стал говорить с ней, пытаясь унять её стыд по поводу собственной расы и не дать ему превратиться в отвратительную гордость Aen Seidhe, которую из себя он выживал годами. Учил её обращаться с оружием, людскому языку и его диалектам, которые он слышал в молодости, ползая по кустам, Старшей Речи. Карина злилась, была похожа на ощетинившегося ежа, не подпускала к себе никого, стала диковатой. Каетан помнил себя таким же, собственная раса долгое время тяготила и его, но он чувствовал, что молодая эльфка переживает это много болезненней.

Однажды он принёс откуда-то лютню, сел рядом с девочкой и негромко сказал:

– Карина, чтобы не быть эльфом, тебе придётся стать кем-то ещё.

Канарейка открыла глаза. Она не помнила, когда успела задремать, прислонившись к тонкому деревцу. Дождь всё ещё колотил по листьям, ветер гнул деревья. На поляне казалось, что это всё происходит где-то далеко и совсем не с ней. Будто она всё ещё спит.

Сбоку, в кустах, Канарейка заметила какое-то движение. Она резко развернулась, схватилась за рукоять кинжала. Попыталась встать, но не смогла – ноги затекли, она завалилась на бок. Куст шевельнулся, из него на поляну царственно и неторопливо ступил олень. Увидев эльфку, он остановился, наклонил голову, словно её перевешивали большие ветвистые рога.

Канарейка медленно села, замерла. Олень вышел, не отрывая от эльфки чёрных глаз-бусинок, осторожно пересёк тонкими ногами поляну. Остановился возле пришелицы вплотную, лёг рядом с ней, склонил голову Канарейке на колени. Почему-то она этому не удивилась, мягко положила руку оленю на голову. Дотронулась до рогов. Они были больше похожи на крепкие ветви, усеянные нераскрывшимися почками. Вдруг почки и правда начали распускаться, раскрылись яркими зелёными листьями и нежными белыми бутонами. Канарейка прикоснулась к одному из цветков.

Они остались в Вересковке. Дом их стоял на отшибе, вдалеке от остальных, жался к кромке леса.

Каетан продолжил заниматься травничеством – до этого в деревне не было никого, кто умел лечить недуги и травмы, и кметам приходилось обращаться к Друидскому кругу, остановившемуся неподалёку в лесах. Друиды помогали неохотно, с каждым разом всё больше прятались, уходили глубже в чащу леса.

К эльфам, как и в остальной Темерии, здесь относились с осторожностью и плохо скрываемой неприязнью.

Карина вела дом или пропадала в лесу – лазала по деревьям, стреляла дичь и собирала травы.

В 1160-м случился мятеж Фальки. Его последствия прогремели по всем Северным Королевствам, погнали из городов волну беженцев. Среди тех, кто добрался до Вересковки на скрипящей телеге бородатого купца, была Ани, девушка двадцати лет с длинной чёрной косой и драной плешивой кошкой. Её дом в Роггевеене спалили дотла, несколько дней ей пришлось провести на сырой, залитой кровью улице. Она подхватила какую-то болезнь – страшно кашляла, раздирая горло. Так она и попала к Каетану.

Поначалу он отнёсся к ней как любой другой больной: лениво и равнодушно осмотрел, отвернулся к ведру, черпанул рукой воды и промокнул лицо.

– Я травник, не врач. Толком и не могу сказать, что это за болезнь. На твоём месте обратился бы к чародеям.

Ани нервно теребила кончик своей косы.

– У меня нет на это денег.

Её кошка, которую девушка зачем-то притащила с собой, запрыгнула на стол и лапой скинула на пол связку трав.

Каетан пожал плечами, открыл шкафчик и стал перебирать лежащие на полке коробочки со сборами.

– Помочь? – спросила Ани.

Эльф холодно взглянул на неё, ничего не ответил. Достал наконец нужную коробочку, поставил на стол перед девушкой.

– Заваривай вместо чая на ночь. Кашель не пройдёт, но глотку рвать перестанет.

– Можно спросить?

Старый эльф блеснул глазами, подошёл к двери и показательно отворил её.

– Где ты потерял вторую руку?

– Забирай кошку и иди отсюда.

– Извини. – Ани поднялась со стула, взяла кошку на руки. – Это было неправильно.

– Иди уже, beanna*, – выдохнул Каетан.

– Я-то пойду, hen, – Ани игриво наклонила голову, прислонившись к дверному косяку. Эльф даже немого удивился её внезапному знанию Старшей речи.

К вечеру вернулась Карина, они разожгли огонь в небольшом очаге с треснувшим дымоходом, поставили греться похлёбку. Эльфка сидела на лавке и маялась с лютней, пыталась наиграть простенькую мелодию, которую слышала утром от пастуха. Каетан читал что-то, впрочем, без особого интереса, больше наслаждаясь спокойствием и мыслью о том, что он наконец сбежал. Спасся и смог спасти девочку.

В дверь постучали. Так поздно никто не ходит к травнику.

Эльфы быстро переглянулись, Карина схватила со стола нож, воткнула его за пояс охотничьих штанов, спряталась за камином. Каетан вытащил из-под складок одежд гвихир, медленно и беззвучно подошёл к двери, отворил её. В дом вбежала кошка, громко мяукнула и спряталась в углу. За ней в дом зашла Ани, улыбнулась Каетану.

– Ты мне толком не объяснил, как заваривать эту твою траву, милсдарь травник.

Карина вышла из-за очага, взглянула на девушку, хмуро спросила Каетана:

– Qued seo а esseath?

– Karina, si aeved sinn, mire.