И плевать.

Канарейка запела:

Закат раскинулся крестом поверх долин вершины грёз;

Ты травы завязал узлом и вплёл в них прядь моих волос.

Ты слал в чужие сны то сумасшедшее видение страны,

Где дни светлы от света звёзд.

Мужчина режущим жестом закончил разговор со своей собеседницей, развернулся на лавке к Канарейке. Он откинул капюшон и плотоядно улыбнулся.

Эльф. На месте его правого глаза зияла пустая глазница, рассечённая чёрным уродливым шрамом.

Канарейка играла, смотрела на эльфа с красивыми прямыми чертами лица, обтёсанными ветром.

Господином Горных Дорог назову тебя;

Кто сказал, что холоден снег?

Перевал пройду и порог, перепутие,

Перекрестье каменных рек.

Эльф потянулся за пазуху за чем-то, на его шее мелькнула скоя’таэльская татуировка. Он достал изящную и вообще как-то не вяжущуюся с его внешним видом флейту, стал деликатно и негромко подыгрывать.

Я ухожу вослед не знавшим, что значит слово “страх”.

О, не с тобой ли все пропавшие, погибшие в горах,

Что обрели покой там, где пляшут ветры под твоей рукой

На грани ясного утра?

Спутница эльфа, женщина, тоже опустила капюшон. Она обладала какой-то странной угловатой красотой, обычно свойственной эльфским чародейкам. Но она была человеком, а человеческая магичка обязательно исправила бы в себе недостатки внешности, как, например, крупноватый нос и шрам на шее.

Господином Горных Дорог назову тебя, облака

Кружат стаей перед грозой.

Наша кровь уходит в песок, позабудь её, и она

Прорастёт тугою лозой.

Эльф окончательно втянулся в ритм и мотив, играл с явно читающимся удовольствием, черты его лица словно сгладились и стали мягче. Губы растянулись в полуулыбке. Его спутница смотрела на эльфа с нежностью, которая каким-то куполом обволакивала их обоих.

Канарейке даже стало завидно. Было видно, что эти двое прошли через многое и теперь словно остались на тихой поляне посреди леса. Хотела бы Канарейка найти такую поляну для себя.

Я хотела остаться с тобой,

Я уже успела посметь.

Пахнет снегом прозрачная боль –

То ли даль, то ли высь, то ли смерть…

Канарейка закончила играть, заглушила струны. Эльф снова ощетинился, как будто издевательски два раза хлопнул в ладоши, положил флейту на стол перед собой и глотнул из фляги.

Канарейка стала просто наигрывать разные мелодии. Она так отдыхала. Одноглазый эльф и его спутница переговаривались о чём-то, иногда бросали на певицу быстрые взгляды, словно они были с ней знакомы, но всё никак не решались заговорить.

Через какое-то время спустился Биттергельд, голодный как медведь после спячки. Шлёпнул по стойке горстью монет, потребовал три миски чего-то горячего и наваристого. Канарейка тут же поняла, как она сама голодна, закончила играть и хотела уже двинутся к столу, за который сел гном, как одноглазый махнул рукой, подзывая её.

Канарейка нехотя подошла к столу, спутница эльфа улыбнулась.

– *Ceadmil, sor’ca, – сказал одноглазый.

– Cead, – буркнула Канарейка.

– Aeen esseath a scoia’tael? – спросил одноглазый с таким видом, будто окажись эльфка «белкой», он сразу бы отдал ей какой-нибудь приказ. Тут же вскрыть себе вены. Спрыгнуть с крыши. Даже когда он сидел в корчме в такой глуши, прятал татуировки и шрамы под простецкой рубахой, его сдавала выправка. Прямая спина, надменный взгляд, резкие быстрые движения рук.

– Neen, – улыбнулась Канарейка. Под взглядом единственного глаза эльфа ей казалось, что она сейчас загорится на месте.

– Просто бард? – эльф внезапно перешёл на Общий.

Канарейка судорожно перебирала в голове неопределённые ответы, хотела уже раскрыть рот, как сбоку раздался картавый бас Биттергельда:

– А вы, значится, кто такие будете?

– Я – Клотильда, это – Матеуш, – с каким-то странным незнакомым акцентом сказала спутница эльфа, улыбнулась. Он сам же скривился на мгновение, бросил в женщину вопросительный взгляд, но всё же удержал мраморную маску на лице.

– Эльф, которого зовут Матеуш? – Биттергельд скрестил руки на груди.

– Оставь, Чеслав, – обратилась к гному Канарейка. – С чего бы им врать нам?

Битергельд-Чеслав прыснул. У людей абсолютно дурацкие имена.

– Ты очень красиво играешь. Это флейта? – обратилась Канарейка к Матеушу. Эльф сдержанно кивнул. Клотильда раскатисто и заразительно рассмеялась.

– Он такой скромняга.

Канарейка ещё раз оглядела этого «скромнягу». Он имел пугающий вид, и дело было даже не в пустой глазнице. Не только в ней.

Матеуш заметил, что эльфка смотрит на него, опустил на глаз повязку со лба, освобождая заправленные под неё длинные, до плеч, почти чёрные волосы.

– Вам на этот стол? – сварливо спросила хозяйка. В её руках были три ароматных горшочка с похлёбкой, а в глазах – презрение к собравшейся компании.

Клотильда кивнула хозяйке, обратилась к Битергельду и Канарейке:

– Поешьте с нами. Мы так давно не сидели ни с кем за столом. – Женщина выдержала паузу, бросила на эльфа выразительный взгляд. – Вообще за столом.

Биттергельд без лишних слов опустился на скамью рядом с Матеушем, Канарейка подсела ко Клотильде.

– А что же вы это, по лесам скакали? – спросил гном, но как только перед ним опустился горшочек с похлёбкой, отвлёкся и всем своим существом отдался еде.

– Мы бежали. – Женщина выдержала паузу, словно ожидая от окружающих реакции. Дождалась только от собственного спутника – тот впился ногтями в край стола. – От охотников за колдуньями. Знаете, дело в том, что я – магичка.

– Ты дурная beanna, bloede dh’oine, а не магичка, – прошипел Матеуш. – Будешь на каждом углу об этом орать?

Клотильда прямо посмотрела в глаза эльфу, спокойно проговорила:

– Думаю, самая страшная тайна за этим столом всё-таки не у меня.

– Так вы – магичка? – неловко спросила Канарейка, вертя ложку в руках. Хотелось есть, и похлёбка в горшочке выглядела вполне прилично, но при мысли о еде отчего-то начинало подташнивать.

– Ну, не в обычном смысле слова. Аретуз я не заканчивала, могу немного врачевать, если получится…

– Это как раз то, что нужно! Вы мне поможете? Я заплачу. У меня есть деньги.

– А что с тобой? – мягко спросила Клотильда.

– Колено повредила… – протянула Канарейка. У неё не было никакого желания посвящать сидящих за столом в свои недавние приключения. – Ходить почти не могу. И… надо проверить, не понесла ли я дитя.

– Птичье гузно! – Гном от удивления чуть не подавился, закашлялся. – Ты где умудрилась, ушастая?!

– С лестницы упала, – глупо отмазалась Канарейка, пялясь на столешницу.

– Прямо на мужика? – усмехнулся эльф.

Канарейка холодно посмотрела на него. Матеуш скрестил руки на груди, по-птичьи наклонил голову.

– Езжай в Аэдирн, – вдруг сказал он. – Там нет таких, – эльф прочистил горло, – лестниц. В Вергене сейчас спокойно, если обратишься к Деве Саскии, она даст тебе убежище и работу.

Клотильда еле заметно покачала головой, Биттергельд нахмурился.

– С чего бы это она меня примет? – спросила Канарейка.

Не то, чтобы она правда собиралась ехать в Верген. Она слышала о событиях, произошедших там около двух лет назад. Слышала, что теперь там оплот нелюдей, город, наполненный терпимостью и радужным счастьем. Дескать, люди там живут в мире и согласии с нелюдями, и никакие расовые гонения никому даже в голову не приходят. Интересно, а лошади там срут цветами?

– Я могу тебе помочь, – спокойно ответил эльф.

– С чего бы?

– Ты – Aen Seidhe.

– Впервые кто-то вроде тебя называет меня так. Обычно вы не жалуете осёдлых эльфов, Матеуш.