Лицо Таори было задумчиво и грустно. Дамы-советницы продолжали ей что-то говорить, будто бы убеждая её в чём-то, но в ответ на все их увещевания королева снова и снова качала головой.

«Будь моей гостьей, чужестранка, – телепатировала она путнице. – На время твоего пребывания здесь прими имя Э́нити, что означает “пришедшая оттуда”».

Советницы, которым не удалось отговорить королеву, с её разрешения опустились на свои подушки. А Таори, выйдя из-за стола, взмахнула рукой, и музыка, стихшая на время беседы, заиграла вновь. Королева заскользила по мраморному полу, а девушки-танцовщицы, взмахивая покрывалами, образовали хоровод вокруг неё. Изящно гнулись руки королевы, как плети виноградной лозы, а из-под края подола временами показывался носок её ноги, обутой в сандалию. Прекрасные, длинные пальцы были у неё на ногах, а подъём стопы – высокий и крутой, как у балерины.

«Ты удостоена великой чести, – посредством мысли сказала путнице придворная дама в голубом платье с золотыми галунами и каймой. – Её Величество самолично исполняет для тебя танец гостеприимства».

То, что танцевать здесь любили, путница или, как её теперь звали, Энити уже поняла. Танцем здешние жители выражали свои чувства и намерения. После того как пляска королевы закончилась, настал черёд советниц. Музыка изменилась, из мягкой и ласковой став печально-тревожной, и дамы лебедушками поплыли по мраморной глади огромного зала с увитыми цветущими лианами колоннами. Их руки одновременно взлетали вверх, изгибались змейками. С безупречной синхронностью дамы покачивали плечами, поворачивались, очерчивали вытянутыми носками ног дуги на полу, а «подтанцовка» из девушек с покрывалами колыхалась на заднем плане, изображая, по-видимому, волнуемую ветром рощу.

«Они исполняют танец неохотного подчинения, – пояснила королева с улыбкой. – Они не согласны с моим решением и обеспокоены, но покоряются моей воле».

А Энити подумалось: если бы министры – дядьки в солидных костюмах и галстуках – на совещании у президента изъяснялись посредством танца, забавное, наверно, было бы зрелище! Интересно, а как бы выглядел танец наложения вето в Совете Безопасности ООН? А какими телодвижениями сопровождались бы санкции против России? Представив себе это танцевальное непотребство, Энити фыркнула. Неплохая идея для КВН-овской сценки.

«Мне следовало бы исполнить танец благодарности за гостеприимство, Ваше Величество, – обратилась она к королеве. – Но, боюсь, танцовщица из меня никудышная. Никогда не могла запомнить последовательность шагов...»

«Танец идёт из души, дорогая Энити, – ответила та. – Дело тут даже не в заучивании последовательности движений. Дело в чувствах, о которых ты хочешь сказать. Нужно отдаться в их власть. Главное – движения души. А тело само последует за душой».

Путница уже почти привыкла к телепатическому общению, но ей всё-таки не хватало и обычного, голосового. Стоило выучить местный язык хотя бы ради того, чтобы слышать живой голос королевы. Его отзвуки отдавались в душе Энити, как звон прекрасного золотого колокола.

«Если хочешь, можешь обучиться нашему языку, – сказала королева, будто прочтя её мысли. – Я дам тебе наставниц».

«Благодарю, Ваше Величество», – поклонилась Энити.

Она ещё немного покашливала, но была уверена, что хворь сойдёт на нет сама очень скоро. Однако королева заметила её нездоровье и настояла, чтобы гостья прилегла в постель и предалась восстановительному отдыху. Энити проводили в очень уютную спаленку с широкой кроватью под балдахином из живых лиан с белыми, похожими на лилии, цветами. К спальне прилегала купальная комната с зеркальными стенами и нужник с проточной водой. Жидкое мыло перламутрово переливалось в стеклянных чашах. Погрузившись в тёплую ванну с солью и благовониями, Энити ощутила физическое и душевное блаженство. Девушка-прислужница с мягкими и ласковыми руками вымыла ей голову и растёрла тело мочалкой. Не привыкшая к такому обслуживанию, Энити уверяла, что справится сама, но отказываться от помощи здесь было не принято: это означало нанести помогающему обиду. Как она позднее узнала, слуги королевы являлись свободными людьми, которые ничего не получали за свою работу. Они делали это исключительно добровольно и из любви к Её Величеству.

Когда она забралась в мягкую постель и натянула на плечи лёгкую шёлковую простыню, девушки исполнили для неё танец отдохновения, закрыли занавески на окне и бесшумно удалились. А по полу пополз дымок – переливчато-розоватый, мерцающий блёстками. Сперва путница встрепенулась от испуга, подумав, что её собираются удушить каким-то газом, но подобное зверство как-то не вязалось с обликом прекрасной королевы. Не могла она так поступить с гостьей, Энити не верилось, что Её Величество способна на такое вероломство, и она понемногу расслабилась, с любопытством разглядывая дымок. Тот становился всё гуще, полностью скрыв пол, так что кровать как будто парила в мягких, как вата, мерцающих облаках. «Будто в сказке», – проползла в её голове последняя сонная мысль, и она легко и непринуждённо соскользнула в дрёму. Самым последним чувством в её душе шевельнулся страх: а если она проснётся и снова очутится в кошмаре реальности Того Мира – её родного мира? Но, видимо, дымок обладал успокоительными и снотворными свойствами, потому что уже в следующий миг её накрыло тёплым покрывалом сладостного небытия.

Проснулась Энити с такой же лёгкостью, вынырнув, словно поплавок, на поверхность яви. Несколько мгновений она боялась разомкнуть веки... Над нею раскинулся живой цветущий балдахин, а на полу покачивался тонкий, уже почти растаявший слой дыма, озаряя комнату приятным для глаза розоватым отсветом – уютным, вечерним. Вымытые до скрипа волосы шелковисто рассыпались и благоухали чем-то тонким, проникновенно-благородным. Как же приятно чувствовать себя чистой, а не перепачканной в глине и грязи...

Её босые ноги ступили на пол и утонули в дыму, немного не доходившем ей до щиколоток. С каждым шагом он разлетался в стороны и таял. Раздвинув занавески, Энити увидела точно такой же розовый закат. Как прекрасны были деревья, озарённые вечерними лучами! Рай на земле, определённо рай. Несколько мгновений ей потребовалось, чтобы сообразить, как открывается оконная рама. В спальню хлынул душистый, сладкий воздух, который хотелось пить, как нектар. А откуда-то струился сильный, чистый голос, переплетаясь со звоном струн арфы и наполняя вечер щемящим волшебством. Он пел песню на местном языке, и желание овладеть им вспыхнуло в груди Энити с новой, властной силой. Хотела бы она знать, что поётся в этой песне – величественно-торжественной и вместе с тем ласковой, прославляющей жизнь и красоту этого мира...

Энити хотелось выскочить из окна и броситься на голос, но она обнаружила, что не одета. Её вещей в купальной комнате не оказалось. Может, забрали в стирку? И, будто бы угадав момент её пробуждения, в спальню вошла та же девушка-прислужница, которая мыла ей голову. На вытянутых руках она бережно несла бледно-зелёное платье и лёгкие сандалии с ремешками чуть выше лодыжек.

«Надень это, уважаемая гостья Её Величества. Твоя одежда находится в чистке. В этом платье тебе будет удобнее».

Платье село прекрасно, будто на Энити и было сшито. Одно плечо и руку до локтя прикрывал рукав-пелерина, второе плечо оставалось голым. Складчатый подол покроя «полусолнце» в длину достигал середины бёдер. Ткань оказалась совершенно невесомой и воздухопроницаемой, будто Энити разгуливала голышом. Платье не стесняло движений и совсем не чувствовалось на теле. Из чего были изготовлены сандалии? Определённо, не из кожи. Материал ремешков и подошв Энити не могла опознать, и он был такой же лёгкий и полувоздушный, как платье, велюрово-мягкий, но плотный на ощупь. Девушка расчесала ей волосы деревянным гребешком и убрала боковые пряди под заколки-лилии. Теперь Энити была облачена полностью по здешней моде.

«Ты хотела бы выйти в сад, уважаемая гостья Её Величества?» – телепатически осведомилась девушка.