- Прикрыть их!
Пулеметчик выставил ствол своего оружия. "Пила Гитлера" отозвалась своим характерным "вззззз…", пулемет стрелял слишком быстро, чтобы человеческое ухо могло выловить отдельные выстрелы. Никакого стрекота – единый звук.
Следующий парень выставил голову. Выстрел. Он попал во второй танк. А русские не попали. Еще один. Не попал. А русские – да. Господи, нужно прервать эту бессмыслицу.
- За мной! – Шильке рванул вперед, ведя за собой людей.
В этот самый миг в стену грохнул снаряд из какой-то пушки, и половины стены как не бывало. Ошеломленные люди, маленькими группками, бежали по разным коридорам без какой-либо организации. И вновь сцены будто бы из сна. Дым, выстрелы с различных сторон, вопли. Шильке неожиданно свернул, пытаясь выбраться на свежий воздух, но попал прямиком в комнату, в которой расположилось командование русской роты.
Телефонист, какой-то солдат с перевешенной за спиной мосинкой, санитарка. Два офицера подняли головы над картой. Шильке мог убить их всех, в руках у него был перезаряженный "томпсон", но он не мог. Ну не мог он стрелять в людей. И уж наверняка не практически в упор. А те тоже застыли совершенно ошеломленные. Поскольку чужак не стрелял, один из офицеров спросил:
- А ты кто? Лётчик?
К Шильке вернулся дар речи. Он ответил на ломаном русском:
- Американский военный корреспондент. Союзник.
- А, корреспондент? А из какой газеты?
- Из "Нью-йоркской Правды"!
- А, правильно. А это что? – офицер показал на "томпсон" с барабанной обоймой.
- Новая модель ППШ. Теперь станут делать такие.
- Ааа…
Ситуацию спас Холмс, с воплем залетая в комнатку.
- Всем уходить! Уходить! Они идут лавой! – кричал он, одновременно размахивая своим ППШ.
Его совершенный русский язык и правильный акцент ни у кого не пробуждали сомнений. В сложившейся сумятице Шильке нагло стащил со стола карту и начал бежать в противоположную, чем русские, сторону.
- А ты чего? – догнал его в коридоре Холмс. – На чай с ними договаривался?
- Зато ты реши уже наконец, какими войсками командуешь. Теми, что с этой стороны, или теми, что с той…
- Черт подери, я и сам не знаю.
- Kameraden! – перебил их дилемму чей-то сдавленный окрик. – Kameraden! Сюда, сюда!
- Сюда – это значит: куда?
Шильке крутился во все стороны.
Холмс приложил ко рту ладони рупором.
- Эй, ты! – закричал он. – Ты где?
- Тут!
- И я тут! – распсиховался Холмс. – И хрен это нам чего-то говорит.
- Этажом выше. За такой крутой лестницей.
Какие-то люди из фольксштурма показывали руками направление. Шильке осторожно направился в ту сторону. Вокруг временно никто не стрелял, во всяком случае, не из тяжелого калибра. Непонятно, то ли на это влияла чудовищная мешанина подразделений, то ли, скорее всего, тот факт, что с обеих сторон никто толком не знал, что же происходит.
- Эй, там! Не стреляйте!
Они осторожно преодолевали ступени. Все так же ничего. А вот на этаже увидели Лангенау в окружении солдат.
- Дитер! Господи Боже мой. – Офицер поднялся из-за временного укрытия. – Никогда бы не подумал, что ты на это способен.
- В следующий раз не прерывай показаний на полуслове и не убегай. От меня не убежишь.
Лангенау только качал головой.
- Я ебу! Тогда у нас есть шанс отсюда вырваться. – Он оглядывался по сторонам. – Черт, если бы карта…
- Карта у меня есть. – Шильке подал ему смятый лист. – Только кириллицей.
Лангенау расправил карту.
- Так это же русская штабная карта! И свежая! – он поднял взгляд. – И каким чудом ты добыл нечто подобное?
- Да ничего я не добывал.
- Но…
- Он говорит правду, - вмешался Холмс. – Уж лучше не анализировать действий этого счастливчика, но я могу быть свидетелем. Дитер попросту зашел во вражеский штаб, обменялся парой слов с офицерами, взял карту и ушел.
Окружающие их солдаты глядели на Шильке, словно на бога войны. Это чувство было ему уже знакомо. Только лишь театр и немного хитроумия. Чудовищное представление всегда управлялось своими законами. Это ничего, что ты являешься заядлым пацифистом, который никогда никого не убил и не собирается этого делать. Если ьы умеешь думать, то легко станешь в глазах окружающих людей повелителем жизни и смерти, кем-то, кто имеет право принимать решение относительно их судьбы. И потому сейчас все с надеждой глядели на Шильке, видя в нем истинного бога.
- Что нам нужно, чтобы выйти отсюда?
Лангенау поднял голову над картой.
- Я обнаружил проход. Будет достаточно легкой поддержки. Немного шума на тылах.
- Никаких проблем, - Шильке поднес ко рту переговорное устройство. – Хайни!
- Слушаю, герр капитан.
- Дай мне Ватсона.
Наверное, поляк что-то ел, потому что динамик изумительно верно воспроизвел звук глотания.
- Ну что там? Вы уже в Берлине?
- В Вашингтоне. Двигай броневик и наших людей.
- Из какого дерьма я должен вас вытащить?
Лангенау перебил их милую беседу, жестикулируя. В ответ на вопросительный взгляд Шильке он спросил:
- Твои люди – фронтовики?
- Ты чего, с ума поехал: Это банда самых умных отмазчиков, которые, не пережив визита в каком-либо окопе, счастливо пережили всю войну. Но выглядят на все сто!
- Догадываюсь. – Эсэсовец указал место на карте. – Им нужно лишь показаться тут и устроить побольше шума. А потом могут смываться.
Шильке кивнул. Он снова поднес ко рту walkie-talkie.
- Слушай, ты видишь перед собой такую башенку? По карте в ней тридцать пять метров высоты.
- Я вижу нечто, что когда-то было башенкой. Сейчас от нее осталась только половина.
- Ладно. Двигай туда со всеми силами и проведи самое шумное наступление. Буквально несколько метров, тут главное произвести впечатление. Дальше не лезь, а не то тебя пристрелят, а твои люди разбегутся. Понял?
- Ясен перец.
- Как увидишь убегающих немцев, сам тоже уматывай. Отбой.
Тем временем Лангенау собирал силы. Каким-то образом, он даже ориентировался в этой чертовой галиматье. Он даже похвалил методу Шильке, которую назвал наступлением с помощью распыленного подразделения. Правда, Шильке с Холмсом не могли понять, что тот имеет в виду. После этого они, малыми группками, направились в сторону улицы. Но выходить на нее не намеревались, продвигаясь параллельно улице по коридорам и проходам среди куч мусора. По сторонам было относительно спокойно. Понятное дело, что ежеминутно кто-то стрелял, но основной напор боев должен был перенестись на соседний участок. Русские, сконцентрированные вокруг подбитых танков, похоже, посчитали, что территория ими захвачена, и главной проблемой было лишь пробить путь для остальных машин.
Группки разбитого германского отряда продвигались очень быстро. На сей раз темп устанавливали перепуганные до последнего фольксштурмисты, которые чудом нашли силы, чтобы вырваться из преисподней. Русская карта вела довольно неплохо, до какого-то момента, ведь на ней не были отмечены места пребывания отдельных солдат. Несколько пареньков из гитлерюгенд припало под завалом, последней помехой перед практически открытым местом, какими стали остатки небольшого парка.
- Видны наши засеки, - доложил один из мальчишек. - Но через эту территорию мы не переберемся. Во всяком случае, в целости, - глянул он на Шильке.
- Ватсон, начинай.
- Не бо, прорвемся.
- Приготовиться к… - неожиданно Лангенау замолчал, слыша доносящиеся с другой стороны фронта звуки граммофона. И это не был парадный марш, как того можно было ожидать, а какая-то прыгучая баварская мелодия. На рубеже появились солдаты в камуфляже, а из-за развалин выкатил броневик, поливая все пулеметным огнем. Солдаты, словно на плацу, двинулись вперед. Но не в атаку – прикрываясь автоматным огнем, они стали разбирать немецкие засеки. Одни козлы, обернутые колючей проволокой, умело отправились в сторону. Потом вторые, третьи… В головах у всех наблюдателей тут же появился вопрос: что здесь не так? Ведь это не простые проходы для контратаки пехоты. Немцы просто разбирают свою линию обороны. И через секунду до всех заинтересованных голов дошел и ответ. Боже! Это же проезд для танков!
