- Именно так и было.

- И ты решил проблему окончательно.

Надя печально кивнул.

- Ну что же, - Холмс закурил. – Это уже все как-то держится. Хотя, во всей Германии трудно найти более наивного типа, чем ты.

- Любовь, которой отказали, делает слепым, - вмешалась Рита.

Шильке с этим тоже согласился.

- А вот скажи мне еще вот что: кем был Краузе? Специалистом по произведениям искусства? Ювелиром? Пчему он оказался в группе упаковщиков?

Надя поднял голову.

- Он был специалистом по аккумуляторам, - сказал гей.

- Что?

- Специалистом по электрическим аккумуляторам. Он работал на постройке подводных лодок.

Шильке с Холмсом обменялись взглядами. Они не успели обменяться хотя бы словом, как недалекий взрыв обсыпал их землей. Останки каких-то выброшенных из могил двух тел грохнули в яму. Сидящие в яме солдаты начали орать. Один только Холмс сохранял деланное хладнокровие.

- Эй, вы, там! – крикнул он останкам. – А ну не толкаться. Еще не время на всеобщее воскрешение.

Рита начала истерически смеяться. Но через минуту ей удалось взять себя в руки.

- Еще не пасха, - прибавила она. – Даже Иисус еще не воскрес.

Ситуация в окопе казалась контролируемой. Но стало ясно, что дальнейший допрос должен проводиться в более цивилизованных условиях. Дрожащий от страха Надя обхватил себя руками.

- А ты, случаем, не встречал здесь кого-нибудь знакомого? – спросила Рита.

- Да, да, тут есть еще один их группы упаковщиков, - сказал он, указывая рукой направление. – Метрах в тридцати отсюда. Я вчера его видел.

- Кто?

- Фамилия мне не известна. Его зовут Хайнц.

- Умная девочка, - буркнул Холмс. – Эти гады выслали сюда всех, от которых хотели избавиться.

- Что ж, пойдем за ним, - вздохнул Шильке. Перспектива идти дальше по опасному окопу его не вдохновляла.

- Погодите. Мне на сегодня уже хватит, - сказала девушка. – Может, давайте сделаем так. Я вместе с проводниками проведу Надю в тыл, а вы приведете того другого, а?

И вправду, хитроумная девочка. Черт! Но ему не хотелось показывать сомнений.

- Хорошо. В таком случае, расстаемся.

Их ожидал переход в три десятка метров. Тридцать метров. Как совестливо вычислил Шильке, поход занял у них сорок семь минут, что давало в среднем один метр в полторы минуты. Грохот орудий уже достал его до живого. Но, прежде всего, ужасной была неуверенность. Русские стреляли по передовой, время от времени – переводили огонь дальше. Но никогда они не стреляли в равных последовательностях. Никак нельзя было предусмотреть, когда они бахнут рядом с тобой. Шильке уже чуть ли не молился, чтобы чертова Хайнца не было в окопе, чтобы того отозвали в тыл, и чтобы там, на безопасном расстоянии они моги бы его схватить и допросить.

И молитвы его отчасти были выслушаны.

- Хайнц? – какой-то перепуганный солдатик едва-едва высунул голову из-под ранца. – Землю кусает.

- Как это случилось? – спросил Холмс.

- А никак. Попали в него, и хана.

- Здесь?

- Да здесь, чтоб они сдохли! Если не веришь, сам проверь. – Он указал рукой, на миллиметр поднимая ее над насыпью. - До сих пор там еще лежит, потому что гиенам не захотелось оттянуть его на пару метров дальше.

Холмс проверять не собирался.

- Возвращаемся, - сухо бросил он Шильке.

Как правило, окопы прокладываются таким образом, что по поперечным траншеям можно легко перемещаться и даже выводить солдат из-под обстрела, обеспечить безопасное убежище и выслать назад на позиции буквально в тот момент, когда вражеская пехота пойдет в наступление. Но здесь таких удобств не было. Нашим героям пришлось преодолеть обратный путь точно тем же образом, благодаря которому они добрались сюда. Шильке перестал воспринимать время. Говоря точнее, ему сделалось все равно. Грязный, потный и полуживой он понял, что близится вечер, только тогда, когда они добрались до расположения боевой группы. К ним сразу же подбежала Рита.

- Это конец! – шепнула девушка. – Его убили.

- Кого? – ничего не понимая, спросил Шильке.

- Надю расстреляли!

- Что? – не мог поверить он. – Расстреляли? Не русские, а наши? И расстреляли?

- Все именно так, - процедила Рита сквозь стиснутые губы. – Действительно. – Она ужасно нервничала.

- И ты ничего не сделала?

- А что я могла сделать? Какое им дело до какого-то офицеришки из крипо? Жандармы и так меня чуть не избили.

- Но ведь у него была бумага…

- Он им эту бумагу и предъявил. Светлейший герр майор из жандармерии порвал ее у меня на глазах, а как только я начала пугать Берлином, он расхохотался и спросил, а не желаю ли я встать под стеночкой рядом с ним за шпионаж на тылах нашей боевой группы. Он потребовал от меня приказ, который мне вообще разрешает здесь находиться. Еще момент, и его бы понесло.

- А Ватсон?

Рита пожала плечами.

- Как ты ему и приказал, он ожидал возле броневика. Наверняка ничего не слышал. А когда я его позвала, он вызвал твой отряд.

- Как*

- Как-то придумал. Он, вообще-то, довольно шустрый тип. Только что с того?

Шильке глянул на Холмса, словно ожидая от того помощи. Но тот стоял молча. На его мертвом, собранном лице не дрогнула ни единая мышца.

- За что расстреляли Надю? – тихо спросил он.

- За то, что тот вел дневник. Что-то записывал. Мемуары или нечто подобное.

- Это какая-то чушь?

- Да нет, - жестом головы подтвердил Шильке. – В вермахте это абсолютно запрещено. Но за это ведь и не расстреливают.

- Но, может, в штрафной роте.

- Тоже нет. Могут конфисковать, наказать….

- Ладно, не будем об этом, - перебил его Холмс. – Откуда они знали, что у Нади имеется дневник?

- Понятия не имею. Как только мы сюда добрались, они сразу же его схватили и вытащили тетрадку из ранца. Майор просмотрел дневник, бросил в костер, а Надю отвели за угол и…

Холмс незаметно сжал губы. Какое-то время он молчал, затем взял Шильке под руку и оттянул в сторону.

- Что ты испытываешь?

- Бешенство.

- Плохо. Тебе нельзя действовать под влиянием эмоций, - спокойно объяснил Холмс.

- У нас только что убили единственного свидетеля.

Холмс вынул из кармана небольшое зеркальце и подсунул его под лицо Шильке.

- Что ты видишь? – сухо спросил он.

- Типа с рожей побитой собаки.

- Я не об этом. Нимб видишь*

- Не понял.

- Я спрашиваю: ты нимба у себя над головой не видишь? Если нет, то это знак того, что Надю воскресить ты не можешь.

Шильке сначала дернулся, потом сделал глубокий вздох. Потом еще один.

- Тебе нельзя действовать под влиянием эмоций, - повторил Холмс. – Помни, ты не можешь отомстить, ты не сильнее их, ты не такой хитроумный. Прими это к сведению.

Еще раз Шильке сделал глубокий вздох, отчаянно пытаясь успокоиться.

- Сделай так, чтобы этот гад совершил какую-нибудь ошибку.

- Каким образом?

- Придумай. Но помни, без каких-либо эмоций, - он замолчал на минуту, потом спросил: - Ну как? Погляди мне в глаза и ответь. Уже?

Был или Шильке уже спокоен? Он не имел ни малейшего понятия. Во всяком случае, он кивнул, оттер пот со лба, размазывая грязь по лицу. Ну, и что теперь? Разныться, позвать на помощь? Сказать, что те – их неприятели гораздо более быстрые, гениально организованные и вообще лучшие? Или же они побеждают своим интеллектом и холодным расчетом? Холмс неоднократно повторял: "Все вокруг – всего лишь театр. Так что будь хорошим актером, и этого будет достаточно".

- Приведи сюда мой отряд.

Холмс наморщил брови.

- Но мы же не станем устраивать перестрелку?

- Естественно.

- Тогда действуй.

Через минуту Шильке, во главе полутора десятка человек в камуфляжных куртках подошел к майору жандармов. Он отдал салют и представился в соответствии с уставом.

- Что это за марионетки, - указал майор на солдат с автоматами. – Или, как та дура в измазанном грязью пальто, вы намереваетесь пугать меня Берлином?