— Сегодня твоя очередь идти ко мне в гости, — говорит, улыбаясь, Эдик, как будто не прошло два года, как будто он еще жив. Меня трясёт мелкой дрожью. Он касается рукой моих волос, я машинально отстраняюсь. В его руках нет тепла.

— Пошли со мной, — повторяет он, протягивая руку. Я отрицательно мотаю головой и с трудом делаю шаг назад. Эдик печально смотрит на меня. — Я вижу ты ещё не готов. Ты слишком живой. Я помогу тебе, мы всё равно будем вместе. Мы слишком разные, чтобы нас не притянуло друг к другу.

Дверь с шумом захлопывается. Я просыпаюсь. Оказывается, я заснул прямо за компьютерным столом. На дворе глубокая ночь. Внезапно громкий собачий вой разрезает тишину комнаты. Проплывает воспоминание, что у соседа снизу вроде бы были две собаки. Слышна грызня и вой, а еще громкое чавканье, как будто собаки рвут на куски сладкое мясо и глотают его, не разжёвывая. Руки дрожат, во рту пересохло. В голове одна мысль: «Нельзя оставаться одному».

На следующее утро я узнал, что соседа снизу загрызли его собственные собаки, которых в итоге пришлось пристрелить. Что на них нашло, так никто толком и не смог объяснить.

Через три дня я сделал предложение своей одногруппнице Лене. Я знал, что нравлюсь ей, а для меня главное было не оставаться одному. Это стало моей манией — никогда не оставаться в одиночестве. Я стал человеком толпы…

Через два месяца мы сыграли свадьбу, а еще через девять у меня появился сын, Кирилл. Его в отличие от своей жены я искренне любил.

— Ваши сны в этот момент прекратились? — раздался голос психиатра, перебивая Антона.

— Не совсем, — ответил юноша, как будто выкапывая из памяти какие-то подробности. — Мне также часто снилась входная дверь и стук в нее, но когда кто-то был рядом, я находил в себе силы, чтобы не открывать. Я вообще стал бояться открывать дверь, зачастую не понимая, где реальность, а где сон. Жена часто подшучивала над этой моей особенностью, но быстро смирилась.

Прошёл год с рождения сына. Мы всё чаще ругались с женой, она любила меня до беспамятства, но понимала, что чувства не взаимны. Это её ужасно бесило. К тому же она замечала, что по ночам мне часто снятся кошмары, пыталась разговорить, но я боялся. Хотелось всё рассказать, поделиться, но страх причинить вред близкому человеку пересиливал. Сынишка уже лепетал первые слова, и мы с женой старались подольше разговаривать возле кроватки. Знай, я к чему это приведёт, никогда б так не поступил.

В дверь стучали! Мощные удары колоколом отдавали у меня в голове. Сон это или явь? Могу ли я открыть дверь и кого увижу там? Пахло почему-то затхлой водой и тиной. «Помогите», — раздавались крики из-за двери. Может быть, кому-то действительно нужна помощь, думаю я и делаю шаг к двери. Затем одёргиваю себя и сразу отпрыгиваю на два шага назад. Раздаётся еще один сильный удар по двери, на этот раз похоже ногой, и я просыпаюсь.

Чувствую себя как выжатый лимон. В итоге, на учёбу решил не ходить. Лена убежала к подружке, а я сидел перед кроваткой сына и рассказывал всё, что накопилось за эти годы. Всё равно он ничего ещё не понимает.

Ближайшая ночь была последней в жизни Кирилла. Я проснулся от шума в детской, в которую была переоборудована моя бывшая комната. Раздался сдавленный крик. Я стремительно вскочил и бросился к сыну. Его всего трясло от страха. Глаза были расширены до предела. Каждый мускул на лице был напряжён. Он пытался кричать: «Эик, Эик!». И еще что-то, напоминающее «двей». Через несколько минут у меня на руках был только почерневший труп сынишки. Это я убил своего сына, убил своим рассказом. Рядом голосила жена. Хотелось врезать ей, чтоб замолчала.

— Проводилось ли вскрытие, чтобы определить причины смерти ребёнка? — спросил доктор, в очередной раз, отвлекаясь от бумаг.

— Да, врач сказал — мозговой спазм. Они вообще очень много, что говорили, — ответил Антон, невольно повышая голос. — Вы понимаете весь этот ужас? От страха мой сынишка, пока его били судороги, сожрал свой собственный язык. А я ничем не мог ему помочь. Я был рядом, но не смог ничего изменить.

Парень чуть ли не кричал, снова переживая события далёкой ночи, но наткнувшись на беспристрастный взор доктора осёкся, устало махнул рукой и безвольно откинулся на кушетку.

— Хотя свою историю я Вам рассказал, теперь это и ваша проблема, — добавил пациент, когда эмоции немного схлынули.

— А от чего умерла ваша жена? — прозвучал следующий вопрос.

— Тут уже никакой мистики, напилась и на скорости в 120 километров в час влетела в столб. Вот уж о ней я нисколько не жалею. Жаль только сам я так и не смог довести начатое до конца. Нажрался таблеток, да не учёл, что друзья могут зайти. В итоге меня откачали. Были долгие разговоры с больничным психологом, и теперь я тут.

— Хорошо, я рад, что у нас вышел откровенный разговор. Встретимся завтра, вас сейчас проводят санитары и поставят укол, чтобы вы спали без сновидений.

— Док, я бы на вашем месте сегодня не ложился, — бросил Антон, выходя за дверь.

*

— Здравствуйте, Антон. Я ваш новый лечащий врач, Сергей Александрович, — обратился к юноше маленький, полный, гладко выбритый мужчина. — Я понимаю, что может быть это не просто, но хотелось бы попросить рассказать вашу историю еще один раз. Ваш предыдущий доктор, оставил только отрывочные записи.

— Он умер? — внешне сохраняя абсолютное спокойствие, спросил Антон. — Я его предупреждал, что выслушав мой рассказ, он рискует жизнью.

— Нет, он не умер, — сглотнув, выговорил доктор. — Но теперь он тоже наш пациент. Он ни на что не реагирует и только повторяет ваше имя.

— И вы хотите такой же судьбы? — прямо глядя в глаза психиатру проговорил Антон, от чего тот заметно побледнел.

— Нет, у меня есть вариант лучше. Напишите мне всё. Истории, рассказанные вслух, и истории, записанные на бумаге, это абсолютно разные вещи. У меня даже есть идея получше, — заговорил доктор заметно оживляясь. — Вам в палату поставят ноутбук с подключением в интернет, напишите небольшой рассказ и выложите его в открытый доступ. Не может же со всеми, кто прочтёт, случиться что-либо подобное?

— Хорошо, но у меня к Вам тоже условие. Я не хочу лежать в одиночной палате, я боюсь оставаться один.

— Завтра мы переведём вас в другую палату, — решительно ответил мужчина.

Ночь. Мягкие нажатия клавиш, последние строчки рассказа ложатся на лист. Хочется написать в конце что-нибудь оптимистическое, только вот радости в моей жизни давно нет. Когда-то я был слишком живым, теперь я наполовину покойник. Да я и есть покойник. А живы ли еще вы мои невольные читатели? И когда вы услышите стук в свою дверь, кто будет ждать вас по ту сторону?

*

Антон заснул прямо за столом, как только успел выложить свой рассказ в сеть. Снов не было. С утра санитар забрал ноутбук и пообещал, что после обеда юношу переселят в другую палату. К врачу его так и не вызывали.

Длинный коридор, освящаемый тусклыми лампами. Атмосфера горя и страдания, пропитывающая каждый кирпич этого здания. На этом этаже Антон никогда не был, он предназначен для тех, кому нет надежды на исцеление. Очередной поворот коридора и юноша замирает перед тяжёлой железной дверью. Санитар долго возится с ключом, пока со скрипом дверь не открывается. На удивление комната оказывается просторной и светлой, только вот решётки на окнах портят вид. Всего две кровати стоящие возле окна, причем одну, похоже, поставили совсем недавно.

Антон обводит взглядом комнату и натыкается на насмешливый взгляд своего нового соседа по палате… Эрик. Мысли путаются. Ноги юноши подгибаются, и он безвольно опускается на пол.

— Ты же умер? — произносит Антон свой вопрос.

— Чего не расскажешь соседям о сыне, которого своими руками отправил в психушку? — отвечает мне друг вопросом на вопрос, пристально рассматривая меня. — А ты сильно изменился, мой солнечный мальчик. Теперь ты у меня в гостях. Навсегда!