К тридцатому километру открылось второе дыхание. Его хватило метров на пятьсот, потом оно сдохло, забившись в глубины сознания и издавая лишь жалобные всхлипы с просьбами пожалеть и пристрелить на месте. Зато Федя, бегущий впереди, выглядел столь бодро, что казалось, только начал свой забег. Более того он громко подбадривал друга, не давая упасть. Хотелось ответить ему чем-нибудь нецензурным, но Кирилл понимал, что если он сейчас ещё и заговорит, то окончательно собьёт дыхание и никуда уже не добежит. А аппетитный зад по-прежнему маячил впереди.

На тридцать пятом километре Кирилл был готов сдаться. Солнце уже припекало и вода, обильно поливаемая на голову в местах раздачи, уже не помогала. Зато в груди рождалась злость.

— Это ж как обидно будет, столько промучиться и потом свалиться? Нет! Нельзя расслабляться, — думал он про себя, продолжая пялиться на широкую спину и зад впереди бегущего Фёдора. — Вот угораздило ж меня так вляпаться! Сибирский (мать его так за ногу)… Международный (приехали три казаха, два киргиза и один негр из Москвы, выдаваемый за кенийского бегуна)… Марафон (грёбаные 42 километра 195 метров)…

На тридцать девятом километре Кирилл уже начал переходить на шаг. Безумно мешала чёлка, слипшаяся от пота. Радовало одно — Федя его не бросил и по-прежнему бежал рядом, то и дело подбадривая парня. Если б не он, Кирилл точно бы уже сдох где-нибудь посреди дороги.

Последние 195 метров ноги уже почти не двигались, но Кирилл упрямо переставлял их, видя вдали финишный ствол. Рядом, поддерживая друга за руку, бежал Федя. Он тоже устал, но не так чтобы очень сильно. Финиш они пересекли, держась рука об руку. Только тут ноги Кирилла окончательно подкосились, и он безвольной тушей повис на руках Феди.

Вечером в общежитии, лёжа на своей кровати, Кирилл медленно приходил в себя. Болело всё, даже то, о чём он все эти годы не подозревал. Радовало только одно — он добежал, он смог!

— Молодец! — поздравил друга Федя. — Я думал, ты упадёшь. Так что я сдержу своё обещание, сегодня вечером можем заняться сексом.

Ответ Кирилла был длинным, красочным, но совершенно не пригодным для печатного произведения. Среди прочего в нём Феде рекомендовалось заниматься этим с быком Борькой, потому что выносливость у них одинаковая, а нормальным людям нужно прийти в себя. Напоследок, окончательно выговорившись, Кирилл попросил его просто поцеловать и дать выспаться, а секс подождёт.

Федя с радостью выполнил эту просьбу, хоть и неумело прижавшись губами к горячей щеке засыпающего друга. За эти 42 километра он по-настоящему понял как дорог ему этот смешной парень. Теперь он ничего не боялся.

========== Прошло полгода ==========

Поздним зимним вечером я сидел за компьютерным столом перед светящимся в полумраке монитором и старательно пытался вычитывать текст на экране. Илья развалился на кровати, завернувшись в одеяло, напоминая нахохлившегося воробья и недовольно бурчал.

— Кир, что ты там всё пишешь каждый вечер? Ни за что не поверю, что это ты над диссертацией работаешь. Во-первых, аспирантура у тебя только началась и нафига оно тебе надо. А во-вторых, если это действительно диссертация, почему стоит мне подойти, ты закрываешь текст?

— Илья, ну не начинай снова, — устало сказал я, отвлекаясь от текста в его сторону. — Вот закончу, тебе первому покажу всё.

— Да ты уже полгода что-то там печатаешь, «Войну и мир» можно было за это время написать. Тоже мне — Толстой. Вот возьму и обижусь, будешь спать на полу, — гордо заявил Илья, резко вскинув голову.

Эх, ну что ж это за наказание такое, хотя и любимое. Пришлось подниматься с кресла и идти к Илье, чтобы успокоить. А то он же себя накрутит и потом вправду может на пол отправить. Но вот того, что произошло дальше, я совершенно не ожидал. Когда до любимого оставался всего один шаг, он резко бросил одеяло мне под ноги, вскочил с кровати и обогнув по большой дуге стремглав устремился к компьютеру. Вот же проныра! Я было рванул за ним, но ноги запутались в складках одеяла и я упал на пол. Хорошо хоть руки успел подставить, а то так и сломать что-нибудь можно.

— Фэнтези?! Ты пишешь грёбаное фэнтези? — раздался возмущенный голос от компьютера. Илья уже во всю пялился в экран и пролистывал мой текст. — Так, что тут — маги, барды, муть какая-то… ещё и слэш! Что сказки кончились для меня, кому-то целую книгу сочиняешь?

— Илья ты не так всё понял, — попытался я успокоить любимого. — Это на спор. Мы поспорили с твоим братом, Егором.

— Так ещё и эта туша тут при делах. Всё, точно спишь на полу! Для меня, видите ли, он время жалеет, а тут уж двести страниц накропал.

— Да я для тебя на всё готов, — тут же попытался оправдаться я, подходя к Илье и обнимая его. — Хоть сейчас могу сказку сочинить. Ну не обижайся. Я же тебя люблю!

Илья в моих объятиях немного оттаял, но гордость не позволяла ему пойти на попятную.

— Хорошо, сейчас рассказываешь сказку и лучше молись, чтобы она мне понравилась, иначе спать тебе на полу до конца недели. А о твоей писанине для братца мы позже поговорим, я ещё и ему всё выскажу при случае.

— Хорошо, я расскажу тебе сказку о вечном студенте. Ложись в кровать, и я начну…

========== 14. Сказка о вечном студенте ==========

Я люблю свиней. Собаки смотрят на нас снизу вверх.

Кошки смотрят на нас сверху вниз.

Свиньи смотрят на нас, как на равных.

У. Черчилль

Витя Игошин был очень умным мальчиком, своего рода вундеркиндом, растущим в тепличных условиях, созданных заботливыми родителями. Он любил учиться, много читал, да и вообще находил в познании весь смысл своего существования. В тринадцать он уже окончил школу с красным дипломом и поступил на филологический факультет местного университета. Профессора взирали на юного вундеркинда вначале с брезгливым недоумением, а потом, когда тот открывал рот и начинал говорить, с неописуемым восторгом.

К восемнадцати годам перед Витей начал вырисовываться диплом с отличием и перспектива начала трудовой деятельности. Не проходило дня, чтобы, вернувшись домой, он не натыкался на обсуждение с родителями его будущего трудоустройства. При слове «работа» Витя впадал в ужас, а потому обзаведясь красными корочками дипломированного филолога, тут же заявил, что собирается получать второе высшее. На этот раз в области математики. Родители хмурились, а Витя настойчиво доказывал, что гуманитарное образование было ошибкой, а он технарь по сути. Да и вообще это они виноваты, что в столь юном возрасте запихнули его на филфак. Сам он видите ли тогда был слишком молод и не мог еще разобраться в своих предпочтениях.

Родители пообсуждали немного сложившуюся ситуацию, но смирились. Витя же ликовал. И пусть второе высшее было платным и от него никто не ждал особого усердия, он всё равно стал стремиться стать лучшим на курсе, впитывая новые знания как губка. Как раньше он потрясал преподавателей проработанным анализом произведений классической литературы, так теперь уверенно боролся над загадками алгебраической топологии.