Время они на двоих,

Не зная, что уже скоро

Будут в краях чужих.

Прошло ещё два-три года.

Окончив школу, Вадим

В город уехал учиться,

А Игорь остался один.

Не с кем стало парнишке

Топтать во степи ковыль,

А после на речке плескаться,

Смывая дорожную пыль.

Не с кем стало ночами

Разглядывать звёзды в тиши,

Ах, как уговаривал друга:

— Ты, только почаще пиши!

Вадим, поселившись в общаге,

Всё чаще о друге грустил,

Но ни единой весточкой

Об этом не сообщил.

Душу тревожить другу,

Тоской своей не спешил.

Вот, если б увидеться — здорово,

А писем он не любил.

Высокий, почти под два метра,

Косая сажень в плечах,

Вадима все девушки курса,

В своих поминали речах.

А он ни одну не заметит,

И взгляд его не сверкнёт,

Ведь сердце, разлукой полно,

В родную деревню зовёт.

А Игорь в себе разбирался

И ждал от друга вестей,

Скучал, тосковал, напивался

И понял, что в сущности, гей.

Сей факт осознать было сложно,

Тем более друг далеко.

Пытался принять свои чувства,

Но это далось нелегко.

Проверку решил провести он:

Приняв двести грамм натощак,

Нагого представил Вадима —

В штанах появился стояк.

А далее взмахи рукою,

И залитый спермой живот,

Разрядка была такой бурной,

Что капли попали аж в рот.

И что же теперь ему делать?

Как другу сказать о таком?

Да так чтоб Вадим не заехал

Массивным под глаз кулаком.

И Игорь решил затаиться

И спрятать все чувства внутри.

Шло время — учеба, заботы,

Минуло так месяца три.

Всё также страдал Игорёха,

Всё также о друге мечтал

Вот выпьет — становится легче,

В мозгах появлялся провал.

Вадим же осваивал город,

Привык к толчее, суете.

Но всё же степные просторы

Ночами он видел во сне:

Пшеничное море колосьев,

Ромашек цветущих поля.

Мечтал с ветерком он промчаться,

Пришпорив лихого коня,

Да так, чтобы друг за спиною

Смеялся всем бедам назло.

Проснётся — сплошные машины,

Асфальт, грязь, толпа и бабло.

Мир денег, амбиций и секса.

Как жить, чтоб в себе сохранить,

По-детски невинную душу?

Ответ очевиден — любить,

Высокому чувству отдаться,

Забыв этот мир суетной.

Откуда ж ему только взяться

Средь грязи желаний такой?

На поиски личного счастья

Отправился наш герой в клуб:

Гром музыки, танцы, объятия

И блеск в темноте алых губ…

Его это лишь раздражало,

И думалось, тихо скорбя,

Что в этом движении жизни

Он просто теряет себя.

И в памяти всплыл Игорёха,

Не видел которого год.

Как он там? Скучает? Тоскует?

И также ли весточки ждёт?

А, может, забыл о Вадиме?

И есть у него новый друг,

С которым он вместе проводит

Простой, молодецкий досуг.

Гремит над танцполом рок-песня,

Не слышит её наш герой.

В груди разгорается ревность,

И мысль: «Может, я голубой?»

Иначе же как объяснить вдруг

Возникшую тягу свою.

Ответ прозвучал однозначно:

— Я лучшего друга люблю!

Все эти мытарства и поиск —

Лишь повод не думать о нём.

И в такт зажигательным ритмам,

Заполнилось сердце огнём.

Оставил он в клубе знакомых,

Без сил возвратился домой,

Глаза закрывает, а Игорь

Стоит перед ним, как живой.

— Он друг мой всего лишь, и только!

Но как же себя убедить,

Когда в первый раз твоё сердце

Страдает и хочет любить?

Как жить, если вдруг вверх ногами

Весь мир обернулся вокруг.

Ведь он не поймёт и осудит —

Пришёл запоздалый испуг.

Решил наш герой: «Будь, что будет,

Но чувства свои сохраню.

А Игорь о том не узнает,

Как пылко его я люблю».

В разгаре уж знойное лето:

Жара, сенокос, звон ручья.

Вновь встретились после разлуки

Давнишние наши друзья.

А ночью средь поля, звон смеха

И жарящий пылом костёр,

Как в детстве, на всём белом свете

Их двое! Созвездий ковёр

Над ними как высшая правда,

Вот только не могут они

Открыть свои чувства друг другу,

Признавшись в взаимной любви.

Друзья — это много иль мало?

Что можно сказать тут в ответ?

Ведь оба открывшимся чувствам

Сознательно дали запрет.

Прошло десять лет, также дружат

Уж семьями правда они.

Но каждый подчас вспоминает

Свои молодецкие дни.

У Игоря сын подрастает,

Вадимом зовут сорванца.

У друга же сын Игорёха,

Отрада и гордость отца.

И младшие Игорь с Вадимом,

Как деды, отцы их дружны,

Резвятся, играют и шутят,

Слова им подчас не нужны.

А каждый из старших мечтает,

Что может хоть в детях они

Со временем счастливы будут,

Познав наслажденье любви.

История кончилась, знаю,

Не радостен этот финал.

А всё потому, что о чувствах

Друг другу никто не сказал.

— До Пушкина тебе, конечно, далеко, — отозвался Илья, сидя нахохлившись на кровати с видом знатока, — ни ритма, ни стиля. Набор рифмованных строк, а не стихи.

— Мог бы и похвалить, для тебя между прочим старался. А ты тут критика включил — обидно, — попытался изобразить обиду я.

— Да ладно тебе, — отмахнулся он. — Лучше ты мне объясни, почему в этот раз всё так грустно. Где хэппи-энд?

— Стихи они и должны быть грустные. Весёлая у меня проза.

— Вот тогда и не опускайся до поэзии, а то сбегу быстро. Ладно, с дружбой разобрались, что там на выбор?

1) Сказка о вечном студенте

2) Сказка о сне в голубом тереме

3) Сказка о дачных играх

Быстро озвучил я варианты, радуясь, что сегодня любимый даже не вспоминает об уходе.

— Это что за голубой терем? Откуда такое название? Вот её и рассказывай.

========== 11. Сказка о сне в голубом тереме ==========

Наверно, все, не вдумываясь в суть,

заявят: «Этот автор недалёк!» —

Но кто оценит утончённый вкус,

умея проникать и между строк?

Цао Сюэцинь

В незапамятные времена, когда по Земле бродили лишь дикие звери, а обезьяна ещё не взяла в руки палку, на бескрайних просторах Великих вымыслов, окруженных океанами Забвения появились они, те кого позже станут считать Богами. Немного их было, но юный мир содрогнулся от тяжести их поступи. Небесный свод задрожал, с него посыпались камни, оставляя сияющие в ночи прорехи. Шли годы: Боги сражались, постепенно истребляя друг друга; обезьяны послезали с деревьев и начали медленно эволюционировать в то, что много позже назовут человеком; камни небесного свода, разбросанные по бескрайним просторам, учились постигать новый мир.

Один из таких камней — большой, серый Валун оказался в одиночестве посреди широкой сибирской равнины. Жизнь его на протяжении веков была скучна и однообразна. Он наполовину зарос мхом, поверхность покрылась мелкими трещинками, а воспоминания о прошлом стали туманны и пусты. Все реже вспоминалось о том, что когда-то у него были другие радости и заботы. Так бы и ушёл он с макушкой в болото, заснув вечным сном, но однажды на него обратил внимание один из местных шаманов. Странный это был человек… Два дня он скакал вокруг Валуна исполняя странные пляски, голосил что-то непонятное и пил настойку из грибов, растущих неподалёку. После этого шаман исчез, а через год появился с большой группой таких же крикливых, странно одетых мужчин. Вновь были пляски и зловещие песнопения, вновь рекой текла настойка из местных грибов, к которой добавились странные клубы зловонного дыма, выдыхаемые из небольшой палки. В довершение всего этого Валуна вытащили из болотной жижи, установили на сухую подложку из дёрна и всего изрисовали непонятными символами.