Но что снопики льна под боком в сравнении с небом, которое так высоко и которое рождает смелые мечты. Смотришь на небо, и кажется, что ты летишь в ракете. В космической. Спокойно так летишь и летишь. Кругом тишина, тишина и простор. Там, внизу, на Земле, мама волнуется. И Лена — тоже. Она даже плачет. Сергей ее успокаивает. А она ему: «Отстань, пожалуйста! Садись на свой велосипед и катись!» А тетя Настя только руками разводит: «Ну кто бы мог подумать, что наш Федос…»

А ракета летит, летит…

Вперед, к звездам!

Тррах тарарах!

Федоса бросило в сторону.

«Ракета сломалась?.. Ой, да это ведь с телегой что-то случилось!..»

— Ребята! — закричал Федос. — Телега переворачивается!

Но задние колеса громыхнули, и телега снова встала в исходное положение.

— Не спи! — наставительно произнес Сергей, оборачиваясь. — Совсем с дороги сбился.

И правда: когда Федос опустил вожжи и перестал управлять Князем, конь свернул с дороги в клевер. Если бы Федос не закричал, ребята, которые ехали впереди, не оглянулись бы, да так и оставили бы его одного.

Федос осторожно выехал на дорогу и теперь уже не сводил с нее глаз.

На перекрестке — машины. Льняной поезд уступает дорогу технике. Бензовоз останавливается, из кабины высовывается Марыля:

— Ну, как работается, Федос?

— Хорошо! Вот бы дала нам еще сигнал и транзистор!

Марыля смеется. «ЗИЛ» фыркает и скрывается за поворотом.

Дядя Петрусь озабочен. Дома бывает редко. На вопрос, что случилось, отвечает коротко:

— Жара. В небе сушь, как в печи.

Каждому понятно, почему это так беспокоит дядю Петруся. В такую пору от искорки до пожара — один шаг, одно мгновение. Порой неизвестно, от чего загорается лес. Поэтому и не вылезает лесник из лесу. Переночует дома, наскоро перехватит чего-нибудь — и был таков.

Молча ест дядя Петрусь. Один. Федос сидит напротив, посматривает на потемневшее, небритое лицо лесника, на шершавые ладони его. Спрашивает не без робости:

— А можно мне с вами после обеда пойти?

Дядя отодвигает пустую тарелку, откладывает в сторону ложку.

— Что ж, пошли, если хочешь.

…Они идут лесной тропинкой. Велосипед лесник ведет за руль. Молодая сосновая роща не спасает от невыносимой жары. Песок на дороге, как горячая зола, ступни так и обжигает: ведь Федос последнее время ходит, как все деревенские дети, босиком. Духота. Дядя Петрусь часто останавливается, углубляется в кусты, принюхивается.

— На днях дождь должен быть, тогда полегчает, — говорит он. — А пока лес в опасности.

— Но ведь пожар сам по себе не вспыхнет?

— Сам по себе нет. Но в такую погоду он через малейшую щелочку пролезть может.

— Как так?

— Разложили, например, костер. Пастухи или кто другой. Собрались уходить, потушили. А искорка в горячей золе тлеет. Дунул ветер — и побежал огонь по сухому вереску, по иголкам… От курильщиков тоже беды много бывает. Да и вообще, мало ли что может случиться.

— Куда же мы сейчас?

— Пройдем болотце, перейдем через ручей, в лесок заглянем. Там нынче лес валили. Чего доброго, еще надумают сучья жечь.

Болотце невелико. А вот и ручей с кладкой-жердочкой. По ней и перешли. Велосипед дядя в руках перенес.

За ручьем — холмик. Федос разогнался и взбежал на вершину холма, поглядел вниз, осмотрел все кругом, но ничего не заметил. А дядя Петрусь нахмурился, помрачнел.

— Не нравится мне, как себя здесь птицы ведут. Встревожены они чем-то…

Прошли еще с полкилометра. И вдруг увидел Федос: навстречу им, людям, во весь опор мчалась лиса, не обращая на них никакого внимания.

— Лиса! Лиса! — закричал Федос.

Но дядя Петрусь даже и не глянул на лису: настолько был занят своими мыслями.

Не прошло и минуты, как выскочил из кустов большой заяц. Казалось, он бежит наперегонки со своим врагом.

— Дядя Петрусь, дядя Петрусь! — снова закричал Федос. — Смотрите, смотрите, заяц за лисой гонится!

Но лесник словно окаменел. Непонятно было: прислушивается он к звукам или принюхивается к запахам. А из лесу теперь уже явственно тянуло гарью. Дядя Петрусь встрепенулся. Прищурился.

— Пришла-таки беда… Горит лес.

— Где? Не видно.

— Видно. Спасать надо лес… Дорогу домой найдешь?

— Найду.

— Я записку напишу. Беги в колхоз. В правление.

Лесник быстро расстегнул потертую полевую сумку. Карандаш забегал по бумаге.

— Держи! — сурово, тоном приказа произнес дядя Петрусь. — Быстрее, как можно быстрее! Понятно?

— Ага. Мне бы велосипед ваш…

— А ты умеешь?

— Умею.

— А через ручей? Через кладку?

— Переберусь как-нибудь.

— Бери. И помни: в случае чего — леший с ним, с велосипедом. Бросай и беги: лес спасать надо.

— А вы как же?

— Я топор возьму — и на линию. Тут рядом. Попробую молодняк вырубить. Может быть, хоть немного огонь задержу.

И дядя Петрусь отвязал от велосипедного багажника топор.

Федос взял велосипед, залез на раму и помчался.

До болота не доехал — долетел. Вот и ручей. Как тут быть? Попробовал идти по кладке, ведя велосипед по дну ручья. Не получилось. Дно оказалось илистым, колеса засасывало. Перенести в руках, как дядя Петрусь, — об этом нечего было и думать: не под силу такое мальчишке. Тем паче, что идти надо по жердочке.

«Неужели и в самом деле придется бросить велосипед? Пешком когда еще до правления добежишь! А лес горит…»

Снова попробовал провести велосипед по дну. Снова не вышло. Да еще еле назад вытащил.

Беспомощно осмотрелся, в растерянности уселся на кочку.

Из лесу тянуло дымом. Над головой летели и летели птицы — всё в одном направлении. Они спасались от лесного пожара.

— Что же делать?! — в отчаянии воскликнул Федос, вскакивая с кочки. — Неужели бросать велосипед? До села и за час не добежишь. Но и на месте сидеть не дело…

Где-то рядом заметил Федос два еловых кола. На них, наверно, кто-то опирался, когда переходил ручей весной, в половодье.

— Вот бы доску еще… Хоть одну… Да ведь где ее, доску, в лесу-то возьмешь?! А что, если… — И Федос бросился туда, где лежали колы. Быстро разделся. Связал колы посередине майкой, по краям — брюками и рубашкой. В следующую минуту сооружение легло на воду рядом с жердочкой. Федос взял велосипед и взошел на кладку. Как только переднее колесо наехало на плот, все сооружение, а за ним и велосипед опустились на дно ручья. Но велосипед не затягивало больше в ил!

Медленно и осторожно двигался Федос, нащупывая колесами затопленный самодельный мостик из связанных кольев.

На середине ручья кладка закачалась. Федос почувствовал, что теряет равновесие и вот-вот упадет в воду.

«Утонет велосипед — все пропало, — промелькнуло в голове. — Огонь погубит лес, а может быть, в борьбе с огнем погибнет и дядя Петрусь… Нет, надо удержаться, надо, надо во что бы то ни стало!»

Федос напрягся, качнулся — и удержался!

Еще немножко, совсем немножко… Мостик, миленький, хорошенький, не качайся, полежи спокойно одну секундочку, только одну!..

Гоп! — и Федос на берегу. Вот и все!

Дрожащими руками вывел велосипед на тропинку. Залез на раму, с радостью нащупал ногами педали. Скорей, скорей!..

Он не знал, долго ехал или нет. Нажимал на педали, казалось, сильнее, чем мог.

Вон и село! Близко, совсем близко. Но на повороте, где утрамбованная тропинка стыковалась с песчаной дорогою, велосипед наскочил на корень старой березы, что росла у самой обочины. Федос со всего маху трахнулся набок и больно ушиб колено.

— А-а-а! — закричал он от боли. Слезы горохом посыпались из глаз.

Едва поднялся. Осмотрел велосипед. Цел. Скорее в правление!

…Он вбежал в контору, тяжело дыша. И растерялся: записка — в кармане брюк, а брюки — на дне ручья. Стоял и не мог вымолвить ни слова.