- Решил вроде. К Славгороду подамся. Я ведь из Отрубного мира вышел когда-то в тех местах. Там, где-нибудь рядом и поселюсь. Может, Славгородский князь Игорь Святославич к себе в дружину возьмёт. Одни мы с Вулдаем остались, да ещё оба корноухими враз стали. Куда ж теперь друг без друга. Ну, бывай тоже, не поминай лихом, может, и свидимся ещё. Да и с Гавнилюком свидеться надеюсь. Скорее бы та встреча!

      - А коли я его первым увижу, так уж не взыщи, тебя дожидаться не стану.

      - Не искать же меня. Всё одно - не человек, Бог суд над ним сотворит.

      Волх ударился о землю, обернувшись огненно-рыжим волком, кивнул на прощанье головой и, в сопровождении второго волка, неспешно потрусил в глубину леса.

      Сувор покопался в перемётных сумках, достал чистую рубаху, надрал на полосы. Промыв раны, перевязал себя и Вулдая, обработал раны Сирку. Осторожно, опасаясь причинить боль, взвалил волка поперёк седла, взобрался сам позади друга, тронул слегка каблуками. Конь шагом направился вниз вдоль речного берега. Ехать было далеко.

Глава 19

      - А откуда они берутся, ямурлаки эти? - спросил Дедкин, поравняв Мишку с жеребцом Вяза, - народ что ли такой? В каких землях живут?

      - Какой там народ! Такое разве людьми зваться может! Нечисть, она нечисть и есть. Одно только, что все они когда-то людьми были.

      - Людьми? - поразился Дедкин, - А после как?

      - А вот так. Тебе бы лучше о том у волхвов вопрошать. Ну, да, расскажу, как умею.

      Каурин с Ляхом подъехали поближе. Вяз начал свой рассказ:

      - Когда-то давно, ещё только-только мир надвое разделён был, или даже незадолго до того, появились среди людей такие, что, светлых богов отринув, Покон ими данный презрев, на службу Ящеру предались. Даже не слугами Ящеровыми, а рабами его себя кликать стали, в том и клятвы давая. И средь зверей подобные им появились. Из зверей-то какие всем племенем на службу врагу перешли, какие, подобно людям, надвое поделились. На что волки светлыми воителями рождены были, а и средь них порченные нашлись. Их волколаками звать стали. О том спорят много: кто говорит, что и не волки это вовсе, а всё те же люди, поскольку человечий облик принимать могут. Путаница большая пошла. Ведаете то, аль нет, но в стародавние времена всяк человек мог в зверя перекинуться, в медведя там или тура, а чаще - в волка. По-разному, конечно. Кто-то - во всякий миг, когда восхотел, а кто - в полнолуние лишь. Со временем терять стал род людской дар этот чудесный. В наше время уж редкий так может. А кто умеет, тот опасается. Потому как за волколака принять могут, доказывай после, что не так. Смекнули, что к чему? То-то вот. А людей простых, не оборотней, которые к Чернобогу перекинулись, тех как раз ямурлаками звать стали, ибо они право святое людьми зваться утратили. Средь них тоже разные бывают. Одни - те тайные ямурлаки. Они до поры со своим родом-племенем живут, речи правильные говорят, семьи заводят, детей растят. А жертвы страшные хозяину своему тайно приносят, да наушничают втихомолку, вести во вражий стан шлют, людей меж собою ссорят. Могут даже кого невиновного в пособничестве Ящеру обвинить облыжно. Им, ямурлакам-то, лжу сказать запросто можно. Правда, оболгать кого в открытую, прямо, не могут они. Потому как их тогда сразу на Божий суд выставят, тут уж и Правда наружу выйдет. А тишком, шепотком, да намёком, да так, чтоб не распознали, кто слух пустил. А если, допустим, подступит вражье войско к стенам градским, тут они должны тишком или сторожу сгубить, или, там, ворота отпереть.

      Но только такими они до поры бывают. Приходит срок, когда им из тайных в явные ямурлаки переходить надо. Как и почему то творится, мне не ведомо. Видать, нутро гнилое своё брать починает, наружу выказываясь. А какие - и сразу, Правде изменив, в явные ямурлаки уходят. Они, конечно, тоже с виду не враз меняются. Но от людей сразу уходят. Как они там живут, какие у них порядки-обычаи, не знаю я, да и вам узнавать не советую. Знаю лишь, что в пищу и человечину потребляют, и зверятину, для человека запретную. Со временем душа у них гнилью покрывается, чернеет. А позднее и тело меняться начинает. Перво-наперво, речь коверкается, потому как слово человечье, как и молвь звериная, они от Бога. Которые ещё могут через пень-колоду объясниться, а которые - слов двух в одно не свяжут совсем. Да, небось, сами слышали, как тот ямурлак говорил, что нас жрать собирался. А чтоб друг-дружку понимать, им Враг свою молвь дал, ту речь ни зверю честному, ни человеку, Покон блюдущему, ни в жизнь не осилить. Чуждое, так оно совсем чуждое. Иначе и не скажешь. После у них и вид меняется. Вместо лиц - рыла страшные вытягиваются, у кого - и рога отрастают, у кого - хвост появляется или копыта. Только и рога эти, и копыта с хвостами ни у одного зверя не встретишь, иные они по виду. Кожа может цвет сменить, позеленеть там или в багрец окраситься, ещё как-нибудь. Всё это вида мерзкого, злобного. Я так мыслю, что задумано Врагом было, что люди одного вида ямурлачьего устрашатся. Ан нет! Молвят же, что человек ко всякому привыкнуть может. И обвыклись. Смотреть-то на них всяко мерзко, да только страху того, какого ждали мало кто выказывает. Разве что попервой когда встретишься. Да и то, в бою, к примеру, рассматривать недосуг, там иное глазом ловишь. Дитя малое, конечно, испугается, так дитю рядом защита есть. Уразумели? Ну, а коли не уразумели, то вскоре этой касти вдосталь навидаетесь.

      Снежко обернулся к дядьке:

      - А я вот, когда они на обоз наскочили, так нисколечко не испугался, правда. Если бы у меня оружие какое было, так я бы им и бою дал!

      - Поспеешь ещё! На твой век ямурлаков достанет, - Вяз ласково потрепал мальчишечьи вихры.

      - Стрый! А ты теперь меня ратному делу учить станешь?

      - Назавтра же и учнём. Только чтоб не жаловаться. Тяжко ведь придётся.

      - Не-е! Я управлюсь! А в дружинники меня князь возьмёт?

      - Вот подрастёшь чуток, малость выучишься, так чего ж не взять. Князю нашему, Игорю Святославичу, добрые кмети всегда снадобятся. И времена такие грядут, что воинское дело в первейшие становится.

      Вмешался Каурин:

      - Слышь, Вяз, а нас-то князь в свою дружину примет?

      Вяз пожал плечами:

      - А кто его знает? Оно, конечно, вы и конными, и оружными пришли. Только ведь и возраст у вас не тот, чтоб новому делу учиться. Уменье-то у вас аховое. Ляху вон вовсе сначала мяса на кости поднарастить требуется. Да ты, Ляше, наверное, и сам не в ратники, а к волхвам, альбо к ведунам подашься. С твоим новым умением ты там боле сгодишься. Не думал о том?

      Лях засмеялся:

      - Волхва нашёл! Нет, Рыжак, моё дело теперь мразь эту истреблять, давить их, как крыс. Я, после того, что там увидел, по-другому уж и не смогу. Я спать спокойно не смогу, пока этот крысятник по земле ползает. И так полжизни зазря растратил, этих гадов и у нас хватало, мне их ещё там давить надо было. Ты мне лучше скажи вот что: ты говорил, что у ямурлаков тоже дети бывают. Так они как, с малолетства, с пелёнок, что ли такими становятся?

      - Вот тут ты ошибся. Во-первых, у тайного ямурлака в супругах и добрый человек может оказаться, на беду свою. И тяжко жить с ямурлаком под одной кровлей, один кусок хлеба делить, да не понимать при том, чем твоя половина вечно недовольна. Злое-то, оно, как ни прячь, наружу прорывается. Притом, когда тайный ямурлак раскрывается, к своим уходить собирается, то семейство своё он погубить обязан, а мужа, иль жену, или родителей да детей своих - так в первую очередь. Тут уж, кто спасётся, а кто и нет. Ямурлак ведь не на бой их вызывает, а, к примеру, пожар ночью заронит, или ещё что навроде того, чтоб не враз на него подумали, да погоню не снарядили. А дети, они у всех дети. С чернотою в сердце не рождаются, младенцы все чисты. Может, и бывает иначе, да только не слыхивал я о том. А ежели позже ямурлак чадо своё на кривую дорожку сбить сможет, так такое дитя и вправду быстрее взрослого видом коверкается. Может, потому и не рискуют они, ямурлаки-то, детей своих на кривду сбивать. Я тех из них, кто от людей таится, имею в виду. Те, что давно среди подобных себе живут, не в счёт, конечно же. Да что далеко ходить? Вон, Птах рядом едет, так его батя ямурлаком оказался. Птах, правда, уж в возраст вошёл, в дружину встал. А мать Птахову да трёх сестрёнок его младших тот гад ночью вместе с домом сжёг... Птах-то всюду теперь лезет, ищет змеево отродье, отцом когда-то звавшееся. Не попустят боги, верю, отыщет Птах того перевёртыша, после той находки самому Ящеру тошно станет. Так-то. А наше дело, друзей-приятелей да соратников его, Птаха в бою сберегать, потому как песни его дороже всякой мести. Песни такие души чистят и многих, может, от кривой дорожки спасли-отворотили.