Геббельс был вынужден признаться себе, что его симпатии к экспрессионизму ставят под угрозу его позицию у власти, тем более что сторожевой пес Розенберг следил за каждым идеологически неверным шагом министра пропаганды. После 1935 года Геббельс окончательно примкнул к антимодернистской культурной политике.

В конце концов он стал таким же фанатичным противником модернизма, как и Розенберг. Геббельс охотно пользовался риторикой и методами своего конкурента. Строго говоря, идея выставки «Дегенеративное искусство» принадлежала не самому Геббельсу – подобные так называемые позорные выставки, Schandaus-stellungen, и раньше устраивали различные Völkisch-организации.

Последний, сокрушительный удар по модернизму Геббельс нанес только в конце 1936 года: он боялся, что нападки на искусство невыгодно скажутся на международной репутации Германии и повредят проведению берлинских Олимпийских игр летом того же года.

В октябре Геббельс закрыл отделение модернистского искусства во Дворце кронпринца в Берлине. В ноябре вышел пресловутый запрет на искусствоведческую критику и одновременно были уволены наиболее либеральные чиновники Имперской палаты культуры. В декабре новым президентом Имперской палаты изобразительных искусств (Reichskammer der bildenen Künste) был назначен ультраконсервативный художник Адольф Циглер. Этим назначением Геббельс ясно давал понять, что в мире искусства грядут перемены. В нацистских кругах Циглер прославился своими идеалистическими ню, модернисты же прозвали его «мастером германских лобковых волос». Когда Геббельс поручил Циглеру вычистить немецкие музеи, тот отыгрался за прошлые обиды сполна. Общенациональная чистка немецких собраний и музеев, начавшаяся летом 1937-го, проходила не совсем гладко. Директор берлинской Национальной галереи Эберхард Ханфштенгль пытался протестовать, но был тут же уволен Геббельсом. От Циглера и его конфискационной комиссии удалось спасти всего несколько работ. Основной «улов» для выставки «Дегенеративное искусство» принес первый музейный рейд в июне и июле.

Осенью 1937 года Геббельс провел вторую чистку. Из ста одного музея было изъято 11500 произведений, среди них 1052 работы Эмиля Нольде. В общей сложности комиссия Циглера конфисковала у немецких художественных музеев 17000 произведений искусства. В марте 1938 года министерство пропаганды официально заявило, что немецкие музейные фонды «вычищены».

Кампания Геббельса была успешной, и теперь борьба против модернизма приняла совсем другие масштабы. Чистка немецких собраний оказалась всего лишь устрашающей прелюдией.

Тем временем одна проблема оставалась нерешенной: что делать со всем этим конфискованным искусством? В ожидании решения работы свезли на склад на Кёпеникерштрассе. Но это, однако, не осталось незамеченным. Герман Геринг, чья собственная коллекция и так уже еле помещалась в его представительском имении Каринхалль на севере Бранденбурга, послал на Кёпеникерштрассе своего агента Зеппа Ангерера, чтобы «застолбить» несколько ценных работ Мунка, Ван Гога и Сезанна. Некоторые из них были потом тайно проданы голландскому банкиру Францу Кёнингу.

В январе 1938 года Гитлер сам посетил хранилище, чтобы решить судьбу коллекции. Он постановил, что правительство не станет компенсировать музеям ущерб и что коллекция будет использована в интересах партии. Геббельс в своем дневнике записал, что надеялся «с помощью этого говна заработать немного денег»[10]. С этой целью была образована новая комиссия под руководством Адольфа Циглера, Генриха Гофмана и арт-дилера Карла Габерштока. Карл Габершток сыграет ключевую роль в событиях последующих лет. В замке Нидершёнхаузен недалеко от Берлина устроили «галерею», где произведения были проданы избранным торговцам за иностранную валюту, в которой остро нуждалось правительство. В 1939 году в Люцерне, в отеле «Националь», прошел аукцион, на котором продали сто двадцать девять произведений. Среди них – знаменитый «Автопортрет» Ван Гога, «Любительница абсента» Пикассо и «Купальщица с черепахой» Матисса. Но на Кёпеникерштрассе все еще оставались тысячи работ. 20 марта 1939 года 1004 картины и скульптуры и 3825 акварелей свезли в берлинское пожарное депо неподалеку от хранилища. Во внутреннем дворе депо все эти произведения были сожжены в рамках учебной тренировки пожарных.

Большой мемориальный зал в Музее Холокоста в Вашингтоне был набит битком. В помещении, похожем на храм, собрались представители примерно сорока стран мира. Через узкие окна в стенах был виден освещенный Монумент Вашингтона. В зале царила полная тишина, пока гости подносили цветы к вечному огню в прямоугольной плите из черного мрамора. Внутри плиты, напоминающей гроб, хранится земля из тридцати восьми немецких концлагерей.

В зале собрались послы и представители разных государств, музейные работники, ученые и сотрудники аукционных домов. Они приехали, чтобы вместе изучить обстоятельства величайшего ограбления XX века. Памятный вечер 30 ноября 1998 года стал началом трехдневной Вашингтонской конференции по материальным активам времен Холокоста. Спустя более чем полвека после окончания Второй мировой войны участники выяснят подробности нацистских хищений – во всяком случае, так на это надеялись многие. На рубеже веков обстоятельства трагедии XX столетия должны быть наконец изучены и подшиты в дело. Пора наконец разобраться в одном из самых запутанных преступлений нацизма: хищении предметов искусства.

Слово взял Стюарт Эйзенстат, заместитель госсекретаря в аппарате Клинтона и один из устроителей конференции:

Для многих слушателей это было дело личного характера – например, для Уэсли Фишера, сотрудника Музея Холокоста, который организовывал конференцию совместно с Госдепартаментом США. Как заместитель директора конференции Фишер отвечал за ведение переговоров. Хотя Фишер рос в США, он с детства участвовал в борьбе с нацизмом. Отец Уэсли, раввин и адвокат Митчел Фишер, был главным юристом Межконфессиональной антинацистской лиги (Non-Sectarian Anti-Nazi League) – американской организации, начавшей бойкот немецких товаров после прихода Гитлера к власти в 1933 году.

«Когда я рос, мы смотрели на все, что было на столе, и спрашивали себя, немецкое это или нет», – рассказывает мне Уэсли Фишер почти через пятнадцать лет после конференции.

Сегодня Фишер руководит научными проектами Комиссии по еврейским материальным искам к Германии (Conference on Jewish Material Claims Against Germany, или просто Конференция по искам (Claims Confe-rence)) – организации, которая с 1950-х годов занимается распределением и выплатой компенсаций жертвам Холокоста. На Бродвее, в двух шагах от Таймс-сквер, находится головная контора организации, где около двухсот сотрудников занимаются выплатами пенсий жертвам Холокоста в более чем сорока странах. С момента основания в 1951 году Конференция по искам ведет переговоры о компенсациях с Германией и Австрией, а также с предприятиями, банками и другими организациями, наживавшимися на Холокосте. С 1951 года в результате переговоров с Конференцией по искам Германия выплатила пострадавшим около 70 миллиардов долларов. В течение последних десяти лет организация все больше занимается вопросами реституции похищенных предметов искусства – за это направление как раз и отвечает Уэсли Фишер.

Сам он занялся этим вопросом в 1970-е и 1980-е, когда участвовал в программе академического обмена между двумя супердержавами холодной войны. Профессор-славист Колумбийского университета, Фишер добрался в Москве до закрытых архивов, конфискованных Красной армией в Германии после войны. Эти архивы содержали новые факты о Третьем рейхе и Холокосте.