– Я хочу, чтобы ты разделась, Таисия.

– Ах нет! – воскликнула несчастная, заламывая руки. – Неужели вы опять станете делать со мной все эти ужасные вещи? Вы, вы…

– О да-а-а, – хищно облизнулся ректор. – Разденься, Таисия. Я хочу видеть твое прекрасное тело.

Дрожащими руками девушка начала расстегивать платье. Ах, ну почему этот жестокий человек никак не отпустит ее, несмотря на все мольбы?! И почему ее тело, верой и правдой служившее хозяйке столько лет, теперь раз за разом предает ее?!

– Сейчас я обмажу твои нежные розовые соски клубничным желе, – пообещал лорд ректор. – А потом оближу их.

– О не-е-ет, – застонала Таисия…

Какой бардак у них в больнице! Я потратила почти полчаса на поиски повара. А этот бездельник еще и не хотел идти на кухню, собирать мне обед для Дэймонда. Оправдывался, что, мол, здесь не ресторан и не гостиница, чтобы подавали еду по первому свистку в любое время суток. Сначала я пыталась разговаривать с ним по-хорошему, вежливо. Было неловко беспокоить человека. А он, наблюдая мою робость, все больше наглел. Тогда я рассердилась и наорала на него так, что стены задрожали. И пообещала, что, если он немедленно не соберет мне обед, засажу его в кутузку по обвинению в попытке отравления. И если он думает, что следствие не найдет в еде никаких ядов или проклятий, то он плохо меня знает.

Это подействовало! Еще как подействовало. Я несла офицеру Ройсу кушанья, достойные императора. Утиная грудка, суп из спаржи, трюфели под сливочным соусом, нарезанная тонкими ломтиками буженина и даже шоколадный пудинг с клубникой на десерт!

Странно… Все эти пять дней, которые я дежурила у постели Дэймонда, мне давали на завтрак, обед и ужин подгоревшую овсянку. Или эти лакомства только для больных?

Сжимая поднос в руках, я как на крыльях взлетела вверх по лестнице. Из палаты доносились странные звуки, похожие на сдавленные рыдания. Заслышав их, я перепугалась. Я ни разу не видела, чтобы Дэймонд плакал, и даже вообразить его плачущим не могла. Дэймонд просто распространял вокруг себя волны уверенности и безбашенного позитива. За ним хотелось шагать куда угодно, хоть в Бездну. Я еще могла представить, как он злится или спорит, но чтобы плакал… Никогда.

Цепенея от страха, я толкнула ногой дверь и заглянула в комнату.

Дэймонд валялся на кровати, задрав ноги (между прочим, мои ноги) на спинку, читал мой роман и рыдал.

От смеха.

Несколько мгновений я, растерянно хлопая глазами, смотрела на него, потом поднос выпал из разжавшихся рук. Только тогда офицер Ройс соизволил заметить меня и оторваться от тетрадки.

– Бездна, какое фееричное чтиво, – икая и утирая выступившие слезы, сказал этот гад. – Рисса, детка, ты сама это написала?

Это… это же мое! Как он посмел?!

– Отдай! – взвыла я раненой медведицей.

– Да забирай, – продолжая хохотать, он швырнул в меня тетрадью. – Солнышко, я надеюсь, ты принесла клубничное желе? Потому что я собираюсь обмазать им твои нежные розовые соски.

– Да я тебя!

Я было набросилась на него с кулаками, но, посмотрев на свои кулачищи, напоминающие два черных молота, бессильно опустила руки и села на кровать, закрыв лицо ладонями. Хотелось заплакать от бессилия.

– Эй, Рисса!

Я молчала.

– Ты что, обиделась?

– Да! Ты не должен был читать! Это – личное.

– Тогда не надо было оставлять ее у кровати. – Он снова засмеялся: – Так вот о чем мечтают девственницы?! Клубничное желе?!

– Прекрати!

Мне было невыносимо стыдно. А еще я ужасно на него злилась. Как он мог! Я писала свои истории для себя! Иногда давала почитать самым близким подругам, они всегда хвалили, вздыхали и закатывали глаза: «О Бездна, Рисса, како-о-ой мужчина-а-а!»

Мне и в страшном сне не могло присниться, что одну из моих книг прочтет офицер Ройс.

Он спрыгнул с постели и встал рядом, отвел мои ладони, заставляя открыть лицо.

– Эй, Рисса. Ну, не обижайся, девочка. Просто по книжке видно, что у тебя опыта с гулькин нос. Ты же, наверное, и целоваться не умеешь.

– Умею! – буркнула я.

– Да ну? – его (а вернее, мои) глаза стали хитрющими. – А если проверить?

И я вдруг снова ощутила уже знакомый ступор рядом с ним. Чужое тело – тренированное и опасное – стало безвольным, податливым, как теплый воск. Глаза, которые я столько раз видела в зеркале, придвинулись ближе. Еще ближе, совсем близко.

И нежные губы коснулись моих губ.

Почему-то в этот раз все было по-другому. Когда я целовалась со старшекурсником, то чувствовала любопытство и немного брезгливость, хотя он был привлекательным и чистоплотным юношей. А тут мне показалось, что я глотнула того самого сладкого мятного напитка, который Дэймонд заставил меня выпить в пабе после допроса. Я забыла о стеснении. И о том, что нахожусь в мужском теле – слишком большом и сильном для меня. Стало жарко, по венам побежала не кровь, а горячая лава. Дэймонд мягко надавил языком, заставляя приоткрыть губы. Внутри меня задрожала тонкая струна. Я доверяла Дэймонду. И я хотела его. Хотела впустить, ощутить его, раскрыться перед ним полностью.

В ушах зазвенело. На мгновение я полностью утратила чувство ориентации. Словно какая-то неведомая сила приподняла и крутанула меня в воздухе, а потом это прошло.

Я все еще целовалась с Дэймондом, только теперь что-то было не так. Теперь я стояла, а не сидела на кровати. И мои пальцы – тонкие, женские пальцы – зарывались в короткие волосы дроу.

– Ой! – Я отпрянула, прервав поцелуй. С изумлением глядя на него – все такого же темнокожего, беловолосого, плохо выбритого и похожего на пирата. С дыркой вместо серьги в ухе и с наглой улыбочкой, которую я за эти дни привыкла видеть на совсем другом лице.

– Смотри-ка… – протянул дроу. – А сказки не врут, поцелуи и впрямь творят чудеса. Как насчет еще одного маленького чуда, адептка Райденберг? Или мне сходить за клубничным желе?

– Спасибо. – Рисса стояла у стола, сжимая в руках пергамент с размашистыми каракулями и неуверенно переминаясь с ноги на ногу. – Не думаю, что заслужила эту благодарность на самом деле. Я чуть не угробила тебя.

– Благодарность – это меньшее, что скупердяй Окено мог для тебя сделать. – Усмехнувшись, я поднялся с кресла и приблизился к ней, бросая многозначительный взгляд на вездесущего Клайва.

– А, да, – засуетился друг, – у меня же дела. Не скучайте, ребятки, я скоро…

– Не спеши, – крикнул ему вдогонку, поправляя прическу смущенной девушке. – Скажи, Рисса, тебе никто не говорил, что фамилия Райденберг звучит слишком вычурно? Ее бы укоротить и немного переиначить.

– На Брумс? – Милое личико адептки побледнело сильнее обычного.

– Типун тебе на язык! – У меня даже кулаки непроизвольно сжались от такой перспективы. – Ройс, детка. Карисса Ройс. Звучит, а?

– Ты предлагаешь… – она растерялась. По хорошенькому личику было видно, что Рисса совершенно не ожидала от меня подобных слов. – Ты серьезно?

Вот ведь чудачка! Так удивляться после того, как мы час целовались в больничной палате, ожидая, пока придет врач и выпишет ее. Между прочим, мне стоило немало сил сдержаться и не пойти дальше.

Правда, с того дня мы не виделись почти неделю. У Кариссы началась сессия, а Окено решил, что, раз уж я раскопал это дело, мне им и заниматься. В чем-то хитрый шеф был прав. У меня имелся свой интерес засадить Брумса за решетку так надежно и качественно, как только это возможно.

Но ведь Карисса не могла подумать, что я просто забыл о ней? Или могла?

– Более чем серьезно. А это – что-то вроде свадебного подарка. – Я открыл верхний ящик стола и вынул оттуда кипу разноцветных бумажек.

Затаив дыхание, я наблюдал, как она медленно разворачивает их, как вчитывается…

Карисса подняла на меня огромные от изумления глаза:

– Это же… Дэймонд, это они?