Сати и Кони, в отличие от тех, кто входил в последний караван, были сиротами. Сати ездила по городам с цирковой труппой. Раньше в ней выступал и её отец. Но в эту зиму он простудился и к весне умер от воспаления лёгких. Сати могла только ухаживать за ним. Денег на лекаря у них не было. Отец в группе выступал как метатель кинжалов. Сати помогала ему как ассистент. Отец учил её ремеслу. Но она ещё не готова была создать свой номер. Боялась, что не достаточно умела, чтоб рисковать чужой жизнью. Но её умение спасло мою жизнь. И мне хотелось отплатить девочке за её поступок.
Малыша Кони она встретила на базаре. Он попрошайничал и воровал для главаря банды таких же беспризорных детишек. Она пожалела мальчика и хотела забрать его с собой, сделать с ним новый номер и продолжать дело своего отца. Но всё случилось не так как ей мечталось. Девочка подросла и стала почти взрослой и хорошенькой девушкой. И хозяин их маленького бродячего цирка решил, что она вполне созрела, чтоб он, в отсутствие других опекунов, взял на себя "заботу о сиротке". А попросту собрался сделать её своей любовницей, а заодно и заставить выступать бесплатно.
Сати сначала пыталась заручиться поддержкой остальных членов труппы. И какое-то время это её спасало. Но, так или иначе, все были зависимы от хозяина. Да и рано или поздно он мог просто улучить момент и взять её силой. Девочка сбежала и пришла за Кони, чтоб уйти с ним вместе и прибиться к какой-нибудь другой труппе. Но в этот день стража устроила облаву на сорванцов, которые давно сидели в печёнках у местных властей.
Вместе с ними попала в эту облаву и Сати. Она не захотела признаваться, что состоит в труппе, чтоб её не вернули хозяину. Но, поскольку опекуна у неё не было, она осталась в тюрьме вместе с остальными детьми. Обычно, таких как они, пристраивали в сиротские дома, в Храмы, в работники и подмастерья тем, кто хотел взять ответственность за беспризорных детей.
По выходным дням их выводили на рынок и показывали желающим. Иногда случалось, что детей забирали трактирщики, мастеровые или храмовники. В этот раз всю группу забрал жрец из Храма Веледа. Никто не стал бы проверять дальнейшую судьбу этих детей. Разве что поймали бы сбежавших на каком-то новом преступлении. Тогда за них отвечал бы тот, кто взял над ними опеку. А пропажа их в пещерах лилу никого не взволновала бы.
Я мог только попросить деда и сестру помочь малышам найти работу. И позволил им жить в своём доме столько, сколько они посчитают нужным. Сам я не хотел задерживаться ни дня. И из-за тоски по Лиире и из-за того, что видел, что Сати, как любая девушка, испытывающая благодарность за спасение, всё больше увлекалась мной. Я старался держаться на расстоянии и собирался покинуть свой дом, как только закончатся все формальности с властями.
После второго посещения источника даже магическая рана, которая раньше могла бы не заживать даже год, пришла в более или менее нормальное состояние за эти самые три дня. Остался только небольшой шрам, который, скорее всего, тоже вскоре исчезнет. Меня несколько смущало отношение представителей власти. Было видно, что больше всего им бы хотелось об этой истории не слышать вовсе. Храм Веледа одна из тех основ, расшатав которую, можно обрушить всё здание. Но и оставлять гниль, которая там завелась, без внимания, могло привести к тем же результатам.
А ещё, воды источника ещё больше обострили мои основные способности. Иногда, мне больно было находится рядом с некоторыми людьми. Стоило эмоциональному фону выйти за пределы обыденного и действия мои не всегда казались остальным адекватными. Человеческие страдания трогали меня настолько сильно, что вызывали слёзы. А радость, заставляла беспричинно, по мнению окружающих, улыбаться. Более того, я заметил, что небольшие раны могу заживить только приложив руку, как и лечить некоторые болезни наложением рук на определённые органы.
Полла сказала, что я слишком увлёкся, когда пил воду из Чёрного источника. Она вовремя остановила меня. И сказалось то, что посещение было не первым. Только это и спасло меня от отравления. У меня возникло что-то похожее на эффект привыкания к ядам. Если бы плакальщица не была в таком плохом состоянии, она обратила бы на это внимание раньше.
Любой источник силы, после первой же пробы вызывает притяжение. И очень трудно остановиться и не перебрать силы. Эйфория от цветного источника ещё больше. Повторно пить из него вообще нельзя. Потому ещё нас и не перенесло к нему из Храма Саота. Ещё два фактора, спасших меня, были тем заклинанием, что оттянуло часть силы и рассеявшиеся споры призрачного гриба, что уже успели заразить меня от плакальщицы.
Я встал ещё до рассвета и хотел отправиться к деду, чтобы собрать вещи и вернуться к королю Гриммерту. Мне следовало повиниться перед отцом, ведь я не уберёг его дочь. Я собирался искать её, пока я не найду доказательств её смерти, или пленения, то не оставлю этого занятия. Кроме того, я не хотел пускать на самотёк дело с Храмом.
Мне очень не хотелось сцены прощания с Сати. Проще всего было передать ей, что срочная надобность заставила меня улететь и передать ей несколько, ничего не обещающих, тёплых слов и пожеланий. Она слишком много пережила, чтоб добавлять ей боли. А я сейчас слишком эмоционален для столкновения с восторженным первым чувством. Наверное, это было не правильно. Но, с вернувшейся памятью, во мне как будто всё туже сворачивалась собственная боль и чувство вины. Это состояние было похоже на ядовитую змею, приготовившуюся к атаке. Мои слова могли превратится в укус.
Эти дни были заполнены суетой, которая отвлекала меня от мыслей. Но ночи никто не отменял. И все эти три ночи состояли из рваного беспокойного полусна. Я видел обрывки нападения, переживал ураган и падение Витре, а моё тело просило прикосновения к нежной коже, волосам и губам любимой. Страх, что я, возможно, навсегда потерял её заставлял судорожно сжиматься мышцы.
Я уже оседлал Витре, когда почувствовал, что не один. Эмоции Сати не оставляли сомнений. И, пока она не показалась в пределах видимости, я поспешно вскочил в на птицеящера и поднял его в воздух. Мне пришлось старательно делать вид, что я не заметил её, одиноко стоящую, возле самого угла дома.
-Так лучше,- думал я улетая,- первая детская любовь быстро проходит. И то, что я не захотел поговорить с ней, скорее всего обидит её. А значит заставит забыть быстрее.
Дед встретил меня во дворе. Ночь принесла первый заморозок. Он укутывал кустики копытника и ушек аруша. Эти растения часто нужны были для обработки кож. Но не росли в здешних лесах. Более теплолюбивые, они требовали тщательной подготовки к нашей суровой зиме.
-Ты решился лететь?
Дед уже знал, что я вернул память.
-Дед, я сам потерял свою девушку. Я схожу с ума, не зная что с ней случилось. А её отец, скорее всего, уже знает, что я не доставил её в Ковен. Но ему не известно, что произошло в пути. Он поверил в меня и просил сберечь дочь. А я с этим не справился. Я должен сказать ему об этом и принять его решение, каким бы оно не было.
Дед понуро смотрел мне вслед, а я поднялся в гостевую комнату, где на кровати в которой спала Ли, ещё были сбиты подушки, после моей последней ночёвки перед походом за Призрачным грибом. Мой распотрошённый походный мешок я собрал очень основательно. Собирался, как в обычную долгую экспедицию. Таких в моей жизни было множество, и работа, привычная и рутинная, успокаивала меня.
