— Да, — соврала я. — Ты смиришься с этим. Не забудешь, но перестанешь терзаться.

Она тихо вздохнула.

— Спасибо, — она повернулась на бок. — Спокойной ночи, Твайла, — сказала она, и я накрыла ее одеялом.

— Спокойной ночи, Эррин, — тихо сказала я. Я слушала, как она засыпает, но я успела увидеть, как Ниа пришла чуть позже и забралась в кровать, не сняв одежду. Вскоре комната заполнилась звуками их сна, тихим посапыванием и выдохами, и это должно было успокоить. Но я не могла успокоиться. Я очень долго пыталась уснуть.

Утром я встала рано, чтобы показать это место Мереку и Эррин. Мы одни были в столовой, хотя Эма и Брина, помогавшая ей сегодня, встали на два часа раньше, чтобы испечь булочки, что теперь лежали в корзинках на деревянных столах.

Мы с Эррин сидели в сонной тишине, отрывали кусочки хлеба и дули на пальцы, когда их задевал пар, а потом макали кусочки в золотистый желток яиц и ели их. Руки Эррин все еще были связаны, но не вплотную, это не мешало ей завтракать.

— Откуда вся это еда? — спросила она, вытирая хлебом каплю желтка, сбежавшую из скорлупы.

— Кладовые Сестер. Внизу есть подвалы, где хватит еды на маленькую армию. Так и вышло. Мука, зерно, ветчина, оленина. А еще на пастбище Сестер есть курицы, козы и овцы. Они привыкли обеспечивать себя сами, чтобы не рассчитывать на мир снаружи.

— Как Конклав.

— Точно, — я замешкалась и спросила. — Как было в замке?

— В плане еды? — спросила она, и я кивнула. — Неплохо, как по мне. Он заставлял меня есть. Я ужинала с ним, когда он приказывал, и он себя не ограничивал. Там были мясо и вино. Сайлас выглядел неплохо, по крайней мере, явно не голодал.

— А остальные? — я имела в виду Мерека, и она это поняла.

— Не так хорошо. Мы об этом не говорили, но…

— Результат говорит за себя, — сказал Мерек, босыми ногами входя в столовую. Он выглядел чуть лучше, чем вчера, темные круги пропали из-под глаз, но он все еще был худым, угловатое лицо выдавало, как плохо ему там жилось. Он был в бледно-голубой тунике, ткань казалась тонкой и чистой, и коричневых штанах, выцветших на коленях. Как и розовое платье Эррин — близнец моего зеленого платья — его одежда осталась от тех, кто ушел за алхимиками и их семьями, когда они убегали. Простая, хорошо сделанная одежда подошла нам. Я никогда не видела его в такой обычной одежде. Судя по тому, как он с любопытством поглядывал на меня, он думал о том же. Я улыбнулась и сосредоточилась на завтраке.

Когда я подняла голову, Мерек терзал хлеб так, словно неделями не видел настоящую еду, а Эррин не знала, что на уголке ее рта остался желток, и я поняла, как мы были юны, как несправедливо все был. Почему это делаем мы? Почему не отбивается Совет Трегеллана? Почему лорды и леди Лормеры не ведут армии? Почему с Ауреком боремся мы?

Мерек указал на желток на лице Эррин, она не покраснела и убрала его, как бы сделала я, а склонилась, обмакнула палец в его тарелку и испачкала желтком и его лицо. Он раскрыл в потрясении рот, а Эррин расхохоталась. Он покачал головой, я смотрела, как он отчаянно подавляет смех. Мое сердце сжалось, его пронзили шипы, и я невольно вздохнула.

Мерек посмотрел на меня.

— Ты в порядке?

— Да. Конечно, — сказала я. И снова я пыталась подобрать слова, что открыли бы мне место в их простой и веселой дружбе. Сердце болело, я хотела быть частью этого так сильно, но не была и вряд ли смогла бы стать такой. Конечно, друг с другом им было веселее, чем со мной. А как иначе?

Я поняла, что завидую. Не им, а из-за него. Из-за того, как легко он пришел и вписался сюда, пока я все время считала себя не такой, как нужно. Так будет для него, когда мы одолеем Аурека. Он взойдет на трон, а я буду стоять на пороге, не зная, оставаться мне или уходить. Ожидая объедки со стола.

Я не могла больше этого выносить.

— Мне нужно идти, — сказала я. — Уверена, Кирин с радостью все вам покажет. Я пришлю его сюда.

— Твайла? — сказала Эррин. На ее лице была тревога, я ненавидела себя за это.

Я глубоко вдохнула и выдавила улыбку.

— Я просто вспомнила, что у меня есть дела до собрания днем. Простите. Глупо, что я забыла.

Эррин посмотрела на Мерека, а тот повернулся ко мне.

— Конечно. Мы можем помочь?

Я покачала головой.

— Приходите в себя. Увидимся за обедом.

Я не дала им шанса ответить, чуть не выбежала из комнаты. Глаза жалило, я чувствовала, как краснеют пятнами грудь и лицо, я пыталась решить, куда уйти и выждать, пока это не пройдет.

— Твайла? — Хоуп вышла из женских комнат в коридор, когда я пробежала мимо.

— Я в порядке, — сказала я, но голос дрогнул.

— Оно и видно, — пробормотала она, ее деревянная обувь простучала по камням за мной.

— Прошу, оставьте меня, — всхлипнула я и уже не смогла сдерживать слезы.

Она взяла меня за руку и остановила, я развернулась, не желая, чтобы она видела меня такой. Она так долго считала меня слабой, что я не хотела, чтобы она снова так думала.

— Идем со мной, — сказала она и повела меня во двор, а потом по короткому коридору в сады. Я шла, слишком уставшая бороться.

В это время года земля была голой и в инее, лед покрывал почву. Хоуп рассказывала, когда мы прибыли сюда, что картофель и свекла, которые мы ели, были собраны здесь, что весной они вырастут снова, но пока что не верилось, что под землей ждала жизнь.

Она вела меня по тропинкам между квадратами земли, все спало и ждало хорошей погоды. Мы попали в маленький фруктовый сад. Здесь было пусто, как и во всем саду, ветки казались обнаженными и заброшенными без листьев.

Под яблоней была скамейка, и я подумала, что мы сядем на ней, хоть я и была без плаща, но мы прошли мимо, направляясь к каменной арке вокруг деревянной двери, а потом она вытащила из кармана цепь, что звякнула, когда ключи на ней звякнули друг о друга. Она открыла врата, они не скрипнули, и она повела меня по еще одному маленькому саду. Вдали был маленький домик, будто из сказки.

Он был деревянным, бока покрывал плющ, ярко-зеленый на фоне зимнего пейзажа вокруг. Дом был немного перекошенным, приземистым, дверь была слишком широкой. Но он был очаровательным. Она пошла по тропе к нему, и я за ней, понимая с уверенностью, что она привела меня домой, где жила, пока не стала Сестрой. Где она растила Сайласа.

Я дошла за ней до двери, она отперла ее, и мы вошли. Как я и подозревала, воздух не был спертым, и хотя мебели было мало, только стол и стул, было ощущение, что дом использовали. И любили. На полах не было пыли, деревянный стул блестел.

— Это мой секрет, — сказала Хоуп. — Но секретами делятся, — добавила она.

Она осталась у камина и разожгла огонь, а потом из углубления в стене вытащила чайник и две оловянные кружки, повесила чайник над огнем.

— Я сделаю чай, — объяснила она.

Когда чайник засвистел, она укутала плащом руки и сняла его, добавила чайные листья и перемешала. Она двигалась уверенно, и моя неловкость постепенно отступала, я обняла руками колени. Когда она сделала чай, она разлила его в чашки и села на стул.

— Расскажи мне, — приказала она.

— Я не слабая, — сказала я.

— Это я знаю, — она закатила глаза. — Расскажи то, что я не знаю.

— Я… — я замолчала, немного отвернулась, чтобы говорить с окном, а не с ней. — Не знаю. Я странно себя чувствую. Неуверенно. Лишней.

— Давно?

— Со вчерашнего дня.

— После прибытия Эррин и Мерека или до?

— Просто… сложно. Видеть их вместе.

— Вместе? — ее голос стал резким.

— Не в романтическом смысле. Эррин любит Сайласа. Это я знаю, — Хоуп промолчала. — Но они вдвоем… Мерек раньше был частью моего мира, а она — часть нового мира. Который я строю. И я не… — я замолчала. — Я хотела только спасти Эррин и Сайласа и победить Аурека. Я не думала, что будет дальше. Я знаю, что это глупо, потому что можно подумать об этом и после победы, ведь теперь есть, кому править.

Она кивнула.