Девушка закричала и попыталась отпрянуть, но было поздно. Глина поглотила ее кровь. Она смотрела, как принц прокалывает тем же ножом свой палец и позволяет капли своей крови упасть на куклу-симулякр. Она тоже впиталась, и принц улыбнулся. Он погладил глиняную куколку и осторожно опустил в карман. А потом без слов развернулся и ушел, оставив плачущую девушку с кровью на руке и слугу, смотревшего ему вслед.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Твайла

Глава 1:

Слева от ниши, где я все еще пряталась, на пол капала вода. Кроме этого ритмичного звука, храм из костей был тихим. Я насчитала три тысячи капель, когда услышала что-то из коридора. Я напряглась, уже затекшие мышцы болели, и я попыталась уловить другой звук: приглушенные шаги, тихое дыхание, шелест ткани. Время тянулось медленно, и я задерживала дыхание, пока легкие не горели.

Я услышала стук, за ним другой, а потом шорох, и я выдохнула, закружилась голова. Я знала эти звуки: еще больше обломков падали с потолка. Только этого должно было хватить, чтобы я двигалась, ведь крыша могла обвалиться на меня. Эхо шагов давно утихло, лампы на стенах догорали. Мне нужно было идти.

Я снова начала считать.

Когда я досчитала до четвертой тысячи, я попробовала переместить вес. Ногу тут же свело судорогой, и я принялась разминать ее, зажмурив от боли глаза. Когда я открыла их, в комнате словно стало темнее, и я выглянула в трещину в ширме, скрывающей меня, пытаясь понять, погасли ли факелы. В эту щель я видела, как Эррин кричала на Спящего принца, видела, как она смотрела ему в глаза и врала. Я видела, как он погладил ее, склонил голову к волосам и вдохнул ее запах, угрожал убить ее, а она держалась. И даже когда она опустилась на колени, она сделала это так, словно оказывала услугу, а не слушалась. Не знаю, пряталась бы Эррин, если бы была на моем месте. Я не представляла, как она осталась бы сидеть в нише, заткнув кулаком рот, ощущая на языке вкус своей крови.

Нет. Она бы не пряталась. Даже если бы она согласилась прятаться, она все равно вышла бы и вступила в бой. Она не могла бы скрываться. А если бы и смогла, то только представив большую картину, чтобы упустить этот момент. Она бы пошла за ними, слушала бы их план. Но точно не сидела бы здесь, считая капли воды.

Я думала, что оставила трусость в Лормере.

Как и чувства к Лифу. Я видела лишь холодный взгляд его глаз, когда он сказал мне прятаться. Он выдавил слова, словно отплачивал мне долг. Он назвал то, что было, дружбой…

Я отогнала мысли, стиснув зубы, сжав кулаки. Я знала, какой он, знала, что он со мной сделал, с Мереком и Лормерой. Со своей сестрой, пока я смотрела. Но я ощутила радость, увидев его. Я забыла обо всем, о смерти, боли, я помнил, как он пах, когда я прижималась лицом к его шее, его мышцы под моими пальцами на его спине. Его волосы, упавшие на мое лицо. Вкус его губ. И хотя прошли месяцы, ничего словно не изменилось.

Одно мое имя на его губах опустило меня на колени. О, как же я хотела ненавидеть его. Нет, даже не так. Я хотела ничего не чувствовать, думая о нем. Я хотела, чтобы он был для меня чужим.

«Хватит, Твайла, — сказала я себе, пытаясь выгнать его из сердца. — Иди уже».

А потом один из факелов угас, добавив тени в комнату, и я поняла, что скоро потухнут и остальные. И при мысли, что я останусь тут одна, глубоко под землей, в темноте, окруженная мертвыми, я выпрямилась и шагнула дрожащими ногами. Но все равно замерла, пытаясь увидеть в темноте признаки жизни.

Первый шаг в тишине был грохотом. Хруст костей и дерева под моей ногой отразился эхом по храму вокруг меня. В тенях что-то упало, волоски на моей шее встали дыбом. И тут потух еще один факел, и я побежала, подобрав юбки, спотыкаясь о ребра и прочие кости, боясь остаться здесь во тьме.

Я оттолкнула занавеску, прошла в коридор и споткнулась обо что-то большое и мягкое, полетела вперед, выставив руки, чтобы остановить падение. Руки покалывало от столкновения с камнем, я громко выругалась и вскочила на ноги.

И я увидела фигуру, лежащую лицом вниз, белые волосы с одной стороны были окровавлены. Я не видела, мужчина это или женщина, пока не присела и не прижала пальцы к ее шее. Я тут же поняла по холоду и неподатливой коже, что она мертва. Когда я осторожно перекатила ее, то увидела только рану на левом виске, небольшую, казалось, этого мало, чтобы убить. Но она погибла, ее золотые глаза были пустыми, рот — открытым, вся жизнь ушла из нее. Я закрыла ее глаза и рот, скрестила руки на груди.

Я видела в жизни много мертвых людей, и я знала душой, что увижу еще больше за эту ночь.

Следующие два часа моя жизнь была ближе всего к аду. Коридоры Конклава были запутанными, не было отметок или знаков, чтобы понять, где я, куда мне идти. Сначала я шла осторожно, все еще ощущая страх, который продержал меня в храме костей так долго, но с каждым тупиком и неправильным поворотом паника становилась все сильнее, я боялась, что никогда не найду выхода, что я умру здесь в темноте. Я бежала, уклоняясь от препятствий, перелезая через сломанную мебель.

Я спотыкалась о тела, мои вскрики эхом отражались от стен, преследуя меня. Я понимала, что я одна здесь. Я шумела достаточно, чтобы выдать себя, но не могла перестать. Я плакала и вскрикивала, ведь натыкалась только на трупы, избитые, изломанные, раздавленные. Одежда была разорвана на телах, открывая грудь и животы, но хозяев разглядеть не удавалось. Конечности были выгнуты, а порой их не было вообще. Пощады здесь не было.

«Я в огромной могиле, — подумала я и рассмеялась, а потом зажала рот руками. Но желание смеяться осталось, бурлило во мне, хоть я и говорила себе, что это не смешно. — Это истерика», — поняла я, но это ничего не означало. Я шла дальше.

Через какое-то время я перестала бежать, а шла по коридорам в сонном состоянии. Я миновала комнаты, усеянные вырванными страницами книг, осколками стекла и фарфора, пересекала пещеры, где пахло серой и травами, и тем, что лежало на земле, раздавленное сапогами. Матрасы были изорваны, шкафы с книгами — перевернуты. Как и Тремейн наверху, Конклав был разрушен.

Я миновала еще больше тел: алхимики со светлыми волосами, обычные мужчины, женщины и даже дети, и теперь я останавливалась у каждого, проверяла, что они мертвы, а потом закрывала им глаза и рты, если они были открыты, поправляла конечности, если они не лежали ровно.

Такая смерть была для меня новой. Трупы, что я видела раньше, лежали ровно, причесанные, в лучшей одежде, порой даже украшенные пудрой. Они лежали и ждали, чтобы их отпустили. Здесь все было иначе.

Я поправляла одежду. Я убирала волосы со лбов. Я не находила выживших.

Я ощущала себя призраком, валькирией, идущей по полю боя, считающей мертвых. Многие были пронзены мечами, многим разрезали горло, и мои мысли пытались вернуться к Лифу в серебряном доспехе с мечом на боку. Были ли эти жизни на его совести?

Ужасно, но тела вскоре начали направлять меня. Через какое-то время я начала понимать, где я была, а где — нет, по их виду. Если я видела, что за ними поухаживали, я разворачивалась и шла в другую сторону, если нет, то шла дальше. Мертвые стали моей картой.

Так они привели меня к матери, как и было всегда. Она всегда была среди мертвых.

Пожирательница грехов Лормеры лежала в центре главного зала с тремя трупами неподалеку. Странно онемев, я не сразу подошла к ней, уделив внимание остальным. Здесь не было сестры Надежды, как и Нии или сестры Смелость, и это позволило мне надеяться, что хоть они сбежали. Но одна из сестер пала, сестра Мир, меч лежал рядом с ней. Я поправила ее тело и два других, все умерли, чтобы мы с Эррин смогли бежать. Я постаралась обработать их как можно лучше, вытерла с их лиц кровь, отряхнула одежду.

И только потом я подошла к своей матери.

Я слышала, как на Пожираниях люди говорили, что мертвые кажутся меньше, чем при жизни, что они выглядят так, словно спят. Но я не видела этого, глядя на свою мать. Я выросла в этом теле, вышла из него. Оно породило меня. И теперь оно было пустым. Точно было пустым.