Не удержалась. Отпила остатки. Вкус понравился тоже. Потом снова осмотрелась. Каменные стены, каменный пол, каменный потолок. Из крошечного окошка пробивался дневной свет. Лиз вздрогнула.

— Qu`est que se putain passe! — заорала она, потеряв терпение.

Раздавшийся крик на странном, не очень понятном, но вроде бы французском языке разбудил брата Паулюса, смотревшего сладкие цветные сны о беспечальной жизни, к которой он стремился всеми правдами и неправдами, и вернул к реальности.

Он открыл глаза и увидел перед собой… привидение. Хорошенькое, но злобное. Оно ругалось и — святые отцы! — допивало вино, хранимое Паулюсом для самых дорогих гостей.

Монах пробубнил молитву и закрыл глаза, надеясь, что привидение исчезнет.

— Эй! Вы прекращайте спать! — воскликнула Лиз, вскочила, обошла вокруг стола и принялась тормошить монаха за плечо. — Кто вы такой?

Паулюс снова открыл глаза. Теперь разъяренное личико привидения было прямо перед ним. Он осенил себя крестным знамением, но и это не помогло. Оставалось рассчитывать только на собственные силы и разум. И монах ринулся в наступление.

— Я? — переспросил он. — Я брат Паулюс. А вот вы кто такая? И откуда здесь взялись? Я точно знаю, что среди обитателей замка вас не было! Вы — привидение?

«Ура! Он не давал обета хранить молчание!» — третья, правда, уже не очень адекватная, мысль Лиз за последние минуты. Почему-то этого она слегка опасалась. Кто их, монахов, разберет?

— Это вы откуда взялись? И куда вы дели мой ресторан?

— Куда я дел… что? — Паулюс медленно почесал затылок. — А жаль, что вы всего лишь привидение, — пробормотал он задумчиво, рассматривая аппетитную фигурку, явственно просматривающуюся сквозь прозрачные одежды.

Ее руки тут же взметнулись вверх, пряча зачем-то грудь, и без того скрытую кружевом бюстгальтера. Но вот бюстгальтер он явно видел. Вопреки привычной воинственной раскрепощенности, подобное допущение выбило ее из колеи. Это святой заметил тоже. Хотя едва ли вообще хоть что-то соображал.

— Вы прибыли на свадьбу? — решил он проявить учтивость. А вдруг и вправду гостья? Достопочтенная! Король Мишель бывает строг и скор на руку, а уезжать в обитель Паулюсу, отвыкшему от монастырского распорядка, совсем не хотелось.

— Какую свадьбу? — не поняла Лиз. — Кто-то заказывал банкет?.. Что вы мне зубы заговариваете!

Глаза монаха округлились до невозможности.

— Я не собираюсь разговаривать с вашими зубами, мадемуазель… мадам?..

«А как обращаются к привидениям?» — поинтересовался у внутреннего «я» Паулюс.

— Вивьен Лиз де Савинье! — отчаянно звенящим голосом представилась она, проигнорировав его нескромный вопрос относительно ее статуса. Нет, все-таки придется задать главный вопрос, который задают героини дешевых мелодрам… Лиз решительно посмотрела на монаха: — Где я? — спросила она… голос вышел неожиданно жалобным, а к глазам почему-то подступили слезы.

Брат Паулюс допил остатки вина, встал и торжественно провозгласил:

— Госпожа де Савинье! Вы гостья королевства Трезмон, в котором ожидается счастливое событие. В последний день осени правитель этой благословенной страны приведет в свой замок законную жену. А вы к нам из какого королевства прибыли?

— Королевства? — переспросила Лиз прежде, чем рухнуть в обморок прямо к ногам монаха. Впрочем, удара о каменный пол она уже не почувствовала.

— Вот за это точно лишнюю монету не добавят, — разочарованно пробормотал брат Паулюс, склонившись над самым очаровательным привидением, которое ему приходилось видеть. Впрочем, это было первое и единственное привидение, с которым он познакомился. Но все равно… самое очаровательное.

Паулюс некоторое время внимательно разглядывал бесчувственную барышню. Потом набрал в рот оставшееся в кружке вино и прыснул привидению Вивьен Лиз де Савинье в лицо.

Та и рада была бы решить, что это всего лишь дождь. Но дожди вином не пахнут. Она открыла глаза и посмотрела прямо перед собой. Монах не исчез. Каменный потолок тоже. Острое желание свалиться обратно в обморок показалось не самым дурацким.

— Вы кто такой? — это был второй главный вопрос дешевых мелодрам.

— Брат Паулюс Бабенбергский из ордена Цистерцианцев.

«Ух, какие глазищи!» — подумал монах, в очередной раз позабыв о своем монашестве. И, взглянув на губы девушки, мгновенно позабыл про глазищи. Недолго думая, он решил попробовать их на вкус. Тот оказался очень приятным, с ярким привкусом меда и… винограда шардоне. Именно такой он выкрал у брата Ансельма из Вайссенкройца.

Блаженство его продлилось недолго. Вцепившись свободной рукой в волосы этого… как его… брата… и буквально отдирая его от своего лица, Лиз шумно задышала и выскользнула.

— Прелюбодеяние — грех, тем более для монаха! — заявила она, не слишком уверенная в том, что говорит… Потому что целовался он слишком хорошо для принявшего обет безбрачия. Больший грех замуровать такой талант в келье!

— Сестра моя! — воскликнул Паулюс. — А вы в каком ордене были? Ну, до того… как отправились в мир иной?

— Nique ta mre, — пробормотала Лиз, глядя на него в упор.

«И все-таки он ничего…» — думалось ей в перерывах между помехами, трещавшими в ее голове.

Глаза брата Паулюса вновь округлились от удивления.

— Вы здесь не одна? С матушкой? — справедливости ради, матушка этого милейшего привидения его пока не интересовала. А вот само привидение… Паулюс вновь вспомнил о хороших манерах: — Не желаете ли вина? С медом? Вересковым… Старая Барбара всегда знает, где раздобыть прекраснейший мед.

— Пожалуй, желаю, — отстраненно ответила Лиз, и вдруг ее осенило. Она подскочила с пола, на котором все это время лежала и, озираясь по сторонам, произнесла голосом, который неожиданно начал дрожать: — Вы только не обижайтесь, брат… как там вас… и не удивляйтесь… я сейчас задам вопрос дебильный… постарайтесь ответить на него адекватно… Какой сейчас год?

Она резко перевела взгляд на монаха.

— Паулюс, моя госпожа, брат Паулюс, — он наполнил кружку вином, добавил меда и протянул его Лиз. — А год нынче 1185 от Рождества Христова… И вы уж простите мне мое любопытство, а в какой провинции вы жили, ну… до того… как стали привидением… Уж очень странный у вас язык, — и Паулюс медленно почесал затылок.

— Париж, — пробормотала Лиз, прижав одну руку ко лбу и второй схватившись за кружку, — Париж образца 2015 года…

И, жадно глотая, влила в себя напиток, совершенно не чувствуя его вкуса. А потом уселась на что-то, что, должно быть, считалось здесь кроватью.

— Париж знаю, довелось там однажды побывать. А вот про Образцовый Париж — не слыхал… А хотите я покажу вам свой виноградник? — неожиданно спросил монах.

— На кой черт мне твой виноградник? — пробубнила Лиз и тоскливо посмотрела на него. — Я домой хочу. К маме.

И слезы, уже давно подступившие к глазам, наконец, пролились. Прямо в кружку.

— Мадемуазель Лиз, — со всей возможной серьезностью сказал брат Паулюс. Подсев к девушке, он промокнул ей слезы своим скапулярием. — Я с удовольствием провожу вас к вашей маме. Вы в каких покоях расположились? Рядом с невестой, мадам герцогиней?

Девушка всхлипнула, и плечи ее опустились. Как объяснить этому… брату… что ее мать еще не родилась!

— Ни в каких, — сказала Лиз, посмотрела на высокого и, что уж скрывать, красивого монаха, и вдруг маленькая Лиз, сидевшая в ней всю жизнь, проснулась, — пожалуй, что в ваших, — заявила она, — мне бы не хотелось, чтобы кто-то знал о том, что я здесь. Может быть… если обыскать комнату… найдется какая-то дыра во времени… или как там это называется? — но об этом уже думала взрослая Лиз.

Брат Паулюс как-то совершенно отчетливо понял, что начал трезветь. Он ничего не понимал из того, что говорило прелестное привидение, хотя оно и говорило по-французски. Впрочем, кое-что он все-таки понял. Привидение стремилось найти какую-то дыру. Но дыр в его комнате точно не имеется. И еще привидение собиралось поселиться у него. И это обстоятельство ему определенно понравилось. Привидений в его богатом жизненном опыте еще не было. А брат Паулюс всегда был уверен, что жизнь — крайне коротка, и нужно попробовать в ней все, что предоставляет судьба.