Слава богу, что Чонгук свёл всё к шутке и рассмеялся. Впрочем, Юнги его собственнические притязания пришлись по вкусу.

***

Кто скучает по Хосоку сильнее - не определить. Увлечение Тэхёном бесконечно, и Чимин счастлив быть в нём, едва проснувшемся, счастлив полировать губами его шею и слаженно толкаться, водить бёдрами кругом и слушать его заливистые стоны. Чуть позже, когда Чимин на взводе, а вокруг сплошной туман, он начинает понимать, что у Тэхёна даже не стоит, а стоны принадлежали только одному из них.

Чимин кончил, и ему показалось, что Тэхён сейчас расплачется. Он почти брезгливо обтёрся салфеткой, проваливаясь так глубоко в тёмную контору безысходных мыслей, что Чимина затошнило.

— Что происходит? — Чим обернулся в испуге, ужасаясь тому, что им, как паре, впервые приходится переживать нечто подобное.

— Стресс, видимо, не знаю, — Тэхён поморщился и похлопал его по плечу, уветливо улыбнулся. Но за его блеклой улыбкой сквозит недосказанность. — Не бери в голову. Такое бывает. Ты беспокоишься о Хосоке, мало спишь, а я в ту же степь - беспокоясь о тебе. Некоторое время, наверное, нам просто необходимо побыть поодаль друг от друга.

— Ты о чём?

Тут он говорит, что ему пару деньков нужно пожить в общежитии, чтобы подготовить со студсоветом сценарий к концерту по случаю начала второго семестра. Когда он лжёт и смотрит в глаза, нет ничего больнее. Тем не менее, Чимин не спешит развенчивать миф.

— Хорошо, как скажешь. Может быть, ты и прав.

Передышка не помешает. Отойдут от опьянения, успеют соскучиться. В идеале. На прощание незаметные объятия, Тэхён мнётся и целует в щёку. Иногда складывается чувство, будто он стоит на сто тысяч ступенек выше Чимина и опускаться ему с каждым новым совместным днём всё сложнее.

Уже как третий день от Хосока ни ответа, ни привета, и Чимин занимается самовнушением: смена номера, отрешение от прежних соблазнов, новая страница. К тому же, вертятся в уме его назидательные речи, и потому сбор на работу в очередную смену какой-то отвратительно долгий, Чимин роняет всё из рук и спотыкается на ровном месте, обнаруживает на бедре синяк и ругается, копаясь в аптечке, в поисках мази, которая закончилась. В конце концов, он хлопает дверцей шкафчика и прищемляет себе пальцы. Апофеозом становится посадка на автобус - задумавшись, Чим неудачно ступает и подворачивает ногу, успевает жалобно вскрикнуть и отшатнуться.

Автобус отошёл, а Чимин остался сидеть на остановке, ошарашенно глядя на припухшую щиколотку. Он привалился к стенке и попробовал успокоиться, отсчитав от десяти до одного. Нога заныла, и перед глазами расцвел звездопад. Больно. Адски.

И громадная груда тяжести, что копилась в Чимине день за днём с той поры, как он в последний раз позволял себе расслабиться, вдруг хлынула наружу. Заплакав, он почувствовал себя омерзительно ничтожным и бесполезным, ничуть не грандиозным танцором, а шлюхой из трущоб, проебавшей сто возможностей из десяти.

Он предпочёл не отвечать взаимностью мужчине, когда-то давшему ему всё, чего можно было пожелать. Да, разница в двадцать лет на тот момент, когда тебе всего пятнадцать - странная и пугающая штука. Зато Чим приобрёл навык, заработок и мотивацию, встал на ноги и смог помогать непутёвому отцу. Раньше он разбрасывался отношениями, потому что считал себя уверенным, а потом спустился с небес на землю. Он посеял Хосока, который мог бы быть ему опорой, если бы только идиотскими чувствами можно было управлять. Потерял даже Юнги, который мог стать лучшим из вероятных мужчин, обменяв его верность на дружбу. По-настоящему жутко то, что Чимин находит правильных и душевных людей, умеет нравиться и способен достигнуть любых целей, но спотыкается о неведомого рода блядь, которая кажется лучшим из всего, что сотворил безжалостный господь, будь он неладен.

По сознанию, коже и суставам расхаживает случайный и судьбоносный Ким Тэхён, в котором множится уродливое отражение Чимина, обнажающее подноготную подчистую. Зависеть от него - доля мало притягательная, но неизбежная. Это нормально, проходить через мясорубку, когда любишь.

«Ты такой же, как твоя мать!». Чимин практически не помнит её, зато все ругательства отца, каждую отсылку по вине его промахов и ошибок, разбитую посуду и порезанные пальцы, в подростковом возрасте - поперечные порезы на руках, от которых и по сей день безобразные шрамы.

Вынужденный звонок на работу: сегодня Чимин не появится. Дальше. Тэхён-тварь, не берёт трубку, Юнги попросту не охота беспокоить, у него наконец-то наладилось с Чонгуком, и тут на тебе - беспомощный друг, как чёрт из табакерки. Зачем? Понимание, что позвонить больше некому, что никому не нужен, настолько убивает, что смерть представляется потрясающим избавлением.

Не сегодня.

Сжав челюсти, Чим предпринимает отчаянную попытку встать, но стопу словно зажевало чудовищной машиной, и Чимин осел обратно, окаченный ознобом с ног до головы. Допрыгать на одной не выйдет. Поймать прохожего, чтобы загрузить его проблемами? Ещё чего. Он привык справляться сам.

Нужно всего-то набраться терпения, заново подняться и не сойти с ума. И Чимин обязательно справился бы как-нибудь, если бы его не подхватили на руки. Узнаваемый парфюм, тепло, своевременное появление.

Хосок.

— Я думал, что ты уехал, — ошарашенно говорит Чимин.

— Я тоже так думал.

Или он хотел так думать и совсем не сомневаться, а получилось треклятое как всегда.

***

— Человек-бумеранг, — покосившись на Хосока, деловито замечает Юнги, долго соображавший, как нарушить многотонную тишину и неловкость.

— Он всегда возвращается, та-да-да-дам, — подхватывает Чонгук, вставая в геройскую позу.

Синхронизируются они потрясающе. Не то что двое угрюмых напротив. Вообще-то, сначала Чимину хорошенько влетело за то, что он не позвонил Юнги сразу же, когда вляпался в неприятности. Теперь он сидит с перебинтованной лодыжкой и греет руки о чашку кофе. На полное восстановление, по словам побывавшего тут врача, уйдёт не одна неделя. Грустно, но танцульки отменяются. К моменту возвращения Тэхёна, которому Чимин ну никак не может сказать, что всё внезапно скатилось по пизде, тут должна быть внесена какая-то ясность. Видимо, ради этого он и позвал Юнги, который чувствует себя третейским судьёй на выезде.

— М-да, — Шуга стучит пальцами по подлокотнику кресла и степенно закуривает.

— И всё-таки, Хосок, в какой-то степени замечательно, что ты решил ещё разок объявиться. Благодаря тебе у Чимина больше шансов поскорее прийти в норму, — у Чонгука хватает терпения продолжать разговор без обвинительной аффектации. — Теперь-то ты что планируешь делать?

— Уеду.

Юнги заржал так, что закашлялся, и Чонгуку пришлось хлопать его по спине. Смахивая выступившие слёзы, Шуга помахал рукой перед глазами.

— Бля, как шутканёт, не могу. О-ох, — он тяжело вздохнул и откинулся на спинку, продолжая вязать дымовые столпы. — Ребят, давайте уже серьёзно. Полчаса прошло, а мы молчим об одном и том же. Хосок, тебе чего надо вообще? Все тут на ушах стояли, думая, что ты в криминал какой-то попал, а ты тупо отсиживался в городе.

— В мотеле, — уточнил Хосок.

— В любом случае, ты мог бы отписаться, — сурово ввернул Чонгук. — Кажется, о тебе здорово переживали.

— Учитывая, что есть люди, явно не желающие мне добра, — добавил Чимин сердито. — Я думал, тебя выследили и похитили, чтобы мне насолить и прочее.

— Вернулся и опять остался виноватым, — Хосок закатил глаза и всплеснул руками. — Простите уж. Так вышло. Ничего не могу с собой поделать, я думал о том, как вы тут без меня, о том, что мой отъезд такой же пафосный и бессмысленный, как в прошлый раз и что нужно расстаться и с Тэхёном тоже.

У Юнги на лице написано то, как они его люто заебали своими разборками, точку в которых и сам Джа не поставит. Хочется только одного: вытащить Чимина и сделать его счастливым, отдав тому, кто сможет ему это обеспечить. А доверия нет ни к одному претенденту.