Чимин отпихнул его и поднялся, вонзив досадливый взгляд.

— Уходишь и вываливаешь всё, что накипело? Очень мило с твоей стороны, но в проповедях я не нуждаюсь. Поэтому… — Чим резко указал на выход.

— Не злись на меня. Я всего лишь озвучил то, о чём ты и так думаешь. Может быть, мы не были идеальными любовниками, но подружиться явно успели.

Хосок собирался как можно дальше и, приобняв Чимина напоследок, сказал, что напишет, когда прибудет на место. Он пришёл и ушёл так быстро, но оставил между лопаток отвратительную ноющую пропасть. Стал ли он тем, кто воткнул кинжал или же тем, кто его вынул - вопрос.

Через десять минут Чимин на сцену выйти так и не смог. На столике скопились ватные диски, пропитанные чёрно-красным. Вряд ли кому-то бы пришёлся по вкусу поплывший макияж.

***

После расстроившего в край звонка Чимина, Тэхён стоически удержался перед соблазном свернуть в бар, хотя повод оставаться трезвым испарился напрочь. Привычный перекат из устоявшегося счастья к полной поеботе произошёл успешно.

Спиртное Тэ заменил стаканчиком кефира и потихоньку занялся готовкой (пустующие полки холодильника давили на совесть, а Чимину и так достаётся, чтобы еще заставлять танцевать его у плиты).

Что ж, Хосоку открылся выход из ситуации, находившийся там же, где и вход, а его «люблю» плелось следом. Вещи он действительно забрал, по-видимому, приехав еще днём, с Тэхёном поговорить не соизволил, передав прощание посредником. Ладно, может быть, ему так легче.

Тэхён кромсает чёртов сельдерей, который далеко не лук, и шмыгает носом. Потому что чувствует, что его любят и стараются удушить большое чувство уступкой, поступить стереотипно правильно и уйти неслышно; и это чем-то напоминает детоубийство. Задетое эго Тэхёна как-нибудь справится. Надежда есть.

И надежды нет.

“Ч.Т.Д.”

И теперь больше похоже на эпитафию в честь завершения их абсурдного романа.

Покончив с делами и заскучав, Тэхён устроился в кресле перед выключенным ноутбуком. Он мог бы пойти и посмотреть на Чимина, но на самом деле, он не очень любит наблюдать его в рабочей обстановке, в окружении похотливых взглядов, кричащих об одном и том же поголовно. Тяжело переносить физически и морально, еще труднее потом смолчать и стерпеть, чтобы не набить кому-нибудь морду и не сорваться на Чимине. С Хосоком время пролетало незаметно.

Каково, в таком случае, должно быть усердному крохе, кружащемуся на пилоне, представляется смутно. Скорее всего, Чимин привык. И хотя они условились не обсуждать тонкостей клубной эротики, не думать о том, где Чим и с кем, сложно.

Откуда-то со дна сознания вспорхнула подлая мысль. Хосок не был подушкой безопасности, Хосок был ремнём, дозволенной к приёму внутрь капсулой с эффектом “стоп”. Потому что все тройственные блядо-бесы бегали исключительно по венам Тэхёна. Оставшись в одиночестве, он ощутил их прежнюю силу и… испугался.

Около шести утра Чимин поставил на полку кроссовки и на гудящих ватных ногах направился в спальню. Тэхён мирно спал, жадно обняв три подушки, его белая рубашка задралась наполовину, оголяя тёплый мягкий живот, который Чимин осторожно целует и прикрывает.

— Опять нас двое, да?

После душа Чимин снова проверил телефон и здорово напрягся: нет и строчки от Хосока, обещавшего написать по прибытии в загадочный пункт назначения. На звонок тоже нет ответа - глухая тундра на связи. Если честно, не похоже на Хосока. Дерьмо дерьмом, но обещания он исполняет. Если честно, Чимин волнуется и, прильнув к Тэхёну, не может заснуть.

***

Чонгук не взял с собой ключи, а потому, печально вздыхая, смог лишь походить вокруг да около, попутно прикидывая, как его занесло к дому Юнги. Он решил набрать номер квартиры и с облегчением встретил молчание после пяти попыток, но едва ли успокоился. Во-первых, он всё-таки пришёл, во-вторых, с Юнги могло что-нибудь случиться. Последнего Чонгук бы себе не простил, будь они хоть тысячекратно в ссоре.

«Может быть, в другой раз».

Связываться по телефону Чон не захотел, потому что, по его представлениям, такие встречи имеют значимость тет-а-тет и никак иначе.

Припарковав машину на стоянке у собственного дома, Чонгук решительно направился к подъезду и остановился, чтобы нашарить в кармане ключи. И тогда он заметил его. Брюнета, свернувшегося озябшим котом на скамейке перед цветастой клумбой. Чонгук потерял руки в карманах, засмотревшись и не находя подходящих слов. Юнги ждал его здесь незнамо сколько и, выбитый из колеи треклятой бессонницей, заснул. В тот же вечер, в который вышел из сумрака Чонгук, решился на разговор и он. Жаль, не досидел.

Забавно сопя, Шуга спал с приоткрытым ртом и спрятал сложенные ладони между бёдер, берёг тепло. Чонгук опустился на корточки и понял, что хочет обнять его и даже убаюкать, завернув в одеяло рулетом. Хён бы, конечно, разворчался, но в том и прелесть. Чонгук провел пальцами по его прохладной скуле и, широко улыбнувшись, почувствовал, как дрожит внутри негасимый огонёк. Вот так - правильно, рядом с ним. Сколько же можно бегать.

Бесшумно взяв хёна на руки (показалось, он стал легче), Чонгук унёс его к себе. Когда-то Юнги в шутку мечтал почувствовать привилегию быть принцессой, и кто бы мог подумать, что он проспит такой значимый момент! Приоткрыв глаза на какие-то несколько секунд, Юнги подумал, что лицо Чонгука напротив не что иное, как продолжение сна, в котором они снова вместе. И где-то на задворках мысли решил, что трава на этот раз попалась не просто отборная, а практически волшебная: всё, как наяву.

========== 12. mixed ==========

Солнце безжалостно полоснуло холмы одеяла и прокралось дальше, захватывая выдвинутые вперёд локоть и колено, подсвечивая чёлку и вынуждая спящего щуриться и жалобно скулить. Вот бы не просыпаться, не возвращаться в стадию вяло текущей действительности.

Нет, слишком ярко.

Шуга продрал глаза и зевнул до слёз. Выбираясь из утешающего сновидения, принялся вглядываться в содержание незнакомых стен.

В первую очередь, он подумал о том, что в неадекватном состоянии попал на случайную вписку. Но когда такое случалось прежде, просыпаться в отдельных хоромах не приходилось. Потом он решил, что его похитили и, возможно, будут пытать. Но конечности свободны и ни единого звука за дверью не кроет угрозы. Расклад вполне неплохой, как для начала.

Суматошный бред из головы выветрился при первом более-менее внимательном осмотре комнаты. Приглушенные тона кофе и горького шоколада, кругом чистота и порядок, офисное кресло за большим столом, шкаф-купе, полки с книгами, за стеклом стеллажа модельки автомобилей, дальше что-то вроде капсулы с тубусами и многочисленные схематические рисунки автозапчастей на доске для заметок, а над самым изголовьем кровати… Шуга приоткрыл рот и едва не свернул шею.

Растаманский флаг.

Неожиданный прилив гордости, радости и…

Совершенно осмысленный вывод, что это комната Чонгука и никого другого. Юнги провёл здесь всю ночь и волшебно выспался, припоминая, что грелся под родным боком. Ни единой иллюзии: урывками схваченная вчера реальность, таковой и являлась на самом деле. И то, что казалось сновидением, обрело очертания, вкус, цвет и запах, задрожало на пальцах и осело в хриплом утреннем голосе, каким Юнги выдохнул:

— Мать твою…

Тут же за дверью послышались шаги, и Шуга рухнул обратно, повернулся на бок и притворился спящим, отчаянно стараясь вспомнить, в каком виде и где его мог подобрать Чонгук, смогли ли они вчера культурно поговорить и вообще, что происходит, учитывая, что последняя встреча разила внесезонным декабрьским морозом.

Чонгук зашёл тихо, как это случалось всякий раз, когда он заставал хёна спящим. Кроткий взгляд обозначил на его лице лукавую ухмылку. Лёгкая поступь оборвалась у шкафа, продлилась шорохом, и Юнги понял, что младший складывает одежду, скорее всего, по стопкам, цвету и размеру. Не стерпев, Юнги приоткрыл веки и пристально смотрел ему в затылок, охваченный невыразимым волнением, кусал губы. Заметив малейшее движение, снова притворился.