В очередной раз Тэхён тупо уставился в тарелку, ни есть, ни пить ему не хотелось. Мама поинтересовалась его самочувствием, но без явно выраженного интереса. Родители заговорили о рабочих делах, разговор поддерживался сугубо светский. Успехи Тэхёна или его печали, а то и трудности никогда не считались темой, достойной обсуждений за сытным ужином.

Как выяснилось, отец уже был осведомлён о том, в какую историю «вляпался» его сын, пообещал всё уладить, не затрагивая его личное пространство, а напоследок выразил сочувствие.

— Судя по всему, ты потерял значимого друга, Тэхён. Соболезную, — Минги посмотрел прямо.

Поймать его на насмешке или лжи Тэхёну не удалось, но это не значило, что он собирался проникнуться и безоговорочно поверить в его непричастность. Он окинул роскошь вокруг презрительным взглядом и внезапно закипел, резко смахнул ближайшие блюда со стола. Посуда вдребезги, а он стремглав и без объяснений рванул на выход, сорвал с вешалки куртку. Ему требовался свежий воздух, подальше от этих гниющих стен.

На подъездной дорожке он налетел на Чонгука, попытался обойти. Тот схватил его за руку и заставил развернуться.

— Пусти!

— Перестань.

— Что перестать?!

— Злиться на себя.

Тэхён дёрнулся и замер, проглатывая его простые, но правдивые слова.

— Ты не ви-но-ват, — Чонгук покачал головой и медленно ослабил хватку. — Никто не виноват. И есть ещё кое-что.

— Что?

Помимо боли, страха и скорби, этих страданий по ночам и трясущихся рук. Что?

С той минуты, как Чонгук заговорил, его лексикон пополняется с катастрофической скоростью, увеличивается длина предложений, обрастает интонациями. И Тэхёну немного неловко слышать его нравоучительно-скорбный тон, прислушиваться к нему в принципе.

— Не знаю точно, но здесь что-то не так.

Хотел бы Тэхён, чтобы его чутьё наткнулось на подобную истину.

— Не выдумывай. Тебе сложно смириться, вот и всё.

— Но и тебе тоже. Поэтому ты срываешься на родителях.

— Дохуя умный? — Тэхён всплеснул руками. — Ты понятия не имеешь, кто мой отец и что он за человек! Какая он гнида, — Тэхён снова начал шипеть. — Ты не знаешь меня. Бля, да ничего ты не знаешь, Чонгук!… Поэтому оставь своё мнение при себе.

А Чонгук в чёрном, как густое чернильное пятно, глаза потухшие. И Тэхён со своими претензиями вмиг заткнулся, припомнив, какой сегодня день. Похороны. Он не смог даже с кровати подняться, чтобы пойти туда, ему не хватило смелости, а Чонгук впитывал чужие слёзы, он пахнет благовониями и принёс траур с собой, возвращался к нему, Тэхёну, чтобы разделить или хотя бы не отсыреть в стенах родительского дома.

— Прости, я… — Тэхён осёкся и вздрогнул, мягко притянул его в объятия. — Прости, боже, прости, Чонгук.

Тот медленно сомкнул руки на его лопатках и невольно, на один краткий миг, они прикрыли глаза, представляя каждый своё, уютное, знакомое и пахнущее никотином. Больше от него ничего не осталось, кроме двоих, помнящих детально, вдоль и поперёк. Утрата Юнги сбивала с толку.

После Чонгук посерьёзнел и, отпустив Тэхёна, составил ему компанию в прогулке неподалёку от дома. Он вслух и не очень умело размышлял над тем, не бросить ли всю эту чушь и не взяться ли за ум, найдя человеческую работу. Однако, ни в чём другом себя не представлял. Тэхён не торопил его вязкую речь, поправлял, заметив несуразицу, и доверчиво слушал о важном, а потом заговорил вполголоса.

— Когда это случилось, ты сказал, что Юнги просил тебя позаботиться обо мне. Ты ведь волновался. А мне ни слова.

— Тогда мне было плохо.

Ещё вчера Тэхён отчаянно цеплялся за версию другого виноватого. Чонгук просёк его тайный отход с работы, отправился следом, перехватил. Если бы Тэхён хотя бы успел забежать, спугнуть преступников, может быть, оставалась бы хоть слабенькая вероятность другого исхода. Пуля в его высокий умный лоб, скажем, разделение настоящего в горе и радости. О том, как должно быть больно и горько Чонгуку Тэхён представлял с трудом.

— Так что именно тебя волнует, что не так?

— Когда хотел уволиться… Был кое-где,— Чонгук задумался. — Короче, я не могу связаться со своим шефом. Обычно он… предупреждает об отъездах.

— Всего лишь? Мало ли этому кенту было не до тебя, — хмыкнул Тэ, но Чонгук отрицательно помотал головой, они остановились. — Что, ни разу такого не случалось?

— Ни разу. Потому что с тех пор, как работаю на него, сопровождал во всех поездках.

— Ну, теперь-то ты мой телохранитель, — многозначительно подчеркнул Тэхён, однако, не убедил.

Несколько минут шли в тишине, Тэхён напряжённо думал, затем недоверчиво спросил:

— Так ты думаешь, это как-то связано с Юнги?

Да, когда они тусовались в клубе, о главном ходили слухи, но вживую Тэхён с ним не виделся. Он также в курсе тамошних встрясок, но что-то ему подсказывало: Юнги прикрывал от него завесы куда большей туманности. Чонгук обязан был знать больше.

Чонгук закивал.

— Говори, иначе опять забудешь, как это делается, — настоятельно порекомендовал Тэхён.

— Ладно…

Тэхён никогда раньше не думал об этом. О том, что ему тоже хотелось бы иметь младшего брата. И если бы Чонгук был таковым, Тэхёну стоило похвалить его за усердие и стойкость.

— Не знаю, связано или нет, но мне что-то не даёт покоя. Поэтому я завтра поеду к Намджуну. Не пробовал писать ему или звонить. На похоронах его тоже не застал.

— Ясно. Но только мы поедем к Намджуну, — Тэхён положил руку ему на плечо. — Есть резон покопаться в этой отстойной яме, верно? Тем паче, раз твой шеф знает моего отца, это может оказаться вдвойне полезной встречей.

По пути обратно Чонгук украдкой взглянул на Тэхёна и подумал, что по-настоящему в него верит. И откуда эта вера взялась - он не знал.

***

Обнимать Хосока оказалось самым простым и желаемым из всего, что Чимин делал в последнее время. Они долго простояли, кутаясь друг в друге под первым снегом, медленно превращающимся в колючую морось. Хосок прижался к тёплому виску, вдохнул душистый шампунь с рыжих волос. Чимин великолепно выглядел, но не поэтому Хосоку хотелось целовать его, ласкать и носить на руках. Чимину можно доверять, он стал особенным, и чем дольше он рядом, тем сильнее Хосок испытывает нужду в нём. Иными словами, он бесповоротно влюблялся. Чимин вытеснял всё то мерзкое, что шло за Хосоком неотступно на протяжении многих лет.

Отстранившись, Хосок взял аккуратный подбородок Чимина и осторожно наклонил голову, опустив влажный взгляд. Чим сглотнул, напрягся и затаил дыхание, забавно поджимая кулачки к груди.

— Можно? — прохрипел Хосок.

Чимин попробовал ответить глазами. Не согласие, не отказ. И даже не смирение. Чимин как будто давал установку: «Если ты хочешь». И Хосок захотел, но поцеловал невесомо, едва ощутимо. Чимина тронуло то, как он обнял его за талию и проявил сдержанность, какой пренебрегли в тот раз.

— Уже хорошо, — съязвил он чертовски мило и пожаловался на холод.

Они зашли в кафе, чтобы согреться.

Спросив про Сонхи, Чимин заметил, что Хосок не особенно рад слышать о ней, что в целом-то выглядит взбудораженным и потрясённым. Поссорились? И куда теперь сунешься со своей правдой, застрявшей костью в глотке?

— Ну а ты чем занимался? — добродушно поинтересовался Хосок.— Я тебя где только не искал…

Заминка тут же зачлась, как нечто подозрительное. Юлить и обманывать Чимин не любит. Да и Хосок наверняка его слишком хорошо изучил, чтобы не уловить странных перемен.

— Что-то тебя тяготит, да? Чимин, я знаю, что поступил дурно, не надо мне было набрасываться. Начало не показательное, виноват. Ты извини…

Если его беспокоило только это, то Чимин имел право отдышаться. Насчёт отношений с Хосоком он всё решил априори, но теперь мешала стена, выстроенная Сокджином. Рассказать - предательство (какого бы чёрта связывался с тем человеком), но не рассказывать - ещё большее (какого чёрта молчал).

— Ничего. Я и сам хорош… — Чимин пожал плечами. — Не захотел бы, кричал бы и звал на помощь, так что не парься. Мне просто нужен был тайм-аут, чтобы разобраться в чувствах. Это слишком неожиданно.