Неожиданно резко его перехватило кольцо тренированных рук, его оттащили и пихнули за угол, прижали к стене, зажав рот ладонью. Чонгук. Точно такое же встревоженно-опечаленное лицо и мокрые веки подсказали Тэхёну, что они в одной лодке, накрытые одним колючим покрывалом.

Он кусал Чонгука, отпихивал, закричал и заплакал навзрыд, истерически и гневно, испуганно и отчаянно, порываясь к Юнги, защитить его, спасти, помиловать… Чонгук боролся с ним и одерживал верх, желая успокоить, и даже намеревался ударить, но вместо этого скрутил запястья и болезненно выдавил:

— Тэ…ён…

Голос Чонгука.

Голос.

Настороженный и дрожащий, пропускающий согласные, мычание только что родившегося ягнёнка. Тэхён ошалело уставился на него, затаив застрявший в глотке вой.

— Тэ..ён… — слова давались ему трудно. — Ос..у..шай.. ме-ня…

— Что? Что?… — по щекам его катились слёзы, щипали глаза, вынуждая щуриться.

— Ты мне… о..ещал….юбое же-ла-ние.

— Что ты такое говоришь?! — Тэхён указал в сторону, попробовал оттолкнуться, но не смог. — Нам нужно туда, нужно вызвать полицию! Там Юнги, понимаешь?! В него стреляли, чёрт возьми! Отпусти меня! Мы должны ему помочь! МЫ ДОЛЖНЫ!

Чонгук стиснул зубы и, вкатив пощёчину, мощно встряхнул его, вынуждая сосредоточиться.

— Опасно! Поздно! Ос-та-вайся… со мной… Пожа-алуйста. Хён… хён про-сил. По-за-бо…иться о…

Заметив движение нападавших, он прижал к себе доверенное любимым братом тепло, начавшее дрожать, обмер. Растерявшись, Тэхён смял капюшон его куртки и услышал, как хлопают двери чужой машины, а затем она уезжает прочь со двора. С места преступления?

Размыто и отдалённо, словно чужими глазами, Тэ видел, как Чонгук наскоро взбежал наверх. Тэхён остался, скованный ужасом. Чонгук же звонил в спецслужбы и пихал Тэхёну трубку, веля говорить. Что он говорил, каким образом - неизвестно. Потом он слышал вой полицейской сирены и душещипательный крик Скорой помощи, находил обрывочные кадры: перелив света мигалок, звенящие ступеньки лестницы, проехавшая каталка, накрытая чёрной плёнкой, его крики (или не его), чьи-то незнакомые физиономии, мокрые щёки Чонгука, натягивающийся ремень в их машине, несколько минут или вечностей, пока он сидел, прижавшись лбом к рулю и страшно беззвучно страдая.

— Не домой, Чонгук. Едем в участок. Нас вызывали, в конце концов.

Он посмотрел почти спокойно, но горько. Повиновался.

Тронулись. Тэхён окаменел, глядя на плывущие ночные огни. Что-то завязывалось под грудью, кроме неверия в происходящее. Покрывало становилось саваном. И он видел белое тело, белее, чем оно есть на самом деле, видел кровоподтёки, палёные рваные края огнестрельных ран… Он всё-таки видел или выдумал? Скоро узнает.

Ему было всё равно, что там - завтра. Такой сосущей пустоты в желудке, под кожей, под каждой пластиной кости, он никогда не испытывал. Несуразной и бестолковой казалась прожитая жизнь, заполученные блага, сотворённые деяния. Тэхён поверить не мог, что Юнги до того погряз в долгах, что поплатился собой… Что эти его срывы и мрачное настроение, долгие объятия и жалеющие взгляды: предсмертная агония. А ведь как следует они так и не попрощались.

Всхлипнув, Тэхён словно подтянул на удочке страх, засевший в глубине глотки, согнулся в три погибели, ковыряя пальцами ноющее сердце. Пришлось останавливаться и вычищать желудок.

Пока его выворачивало, Чонгук стоически переносил боль и находился рядом, а потом помог отереть рот, достал сигареты и щёлкнул зажигалкой. Полыхнуло далеко не с первого раза.

Пребывая в полном безмолвии, они курили и смотрели, как размазываются красно-белые пятна наверху эстакады. Откинув бычок, Тэхён уронил голову Чонгуку на плечо. Так хотелось умереть. Не просто как-то, а вслед за Юнги, просто закрыв глаза.

Тэхён был уверен, что Юнги у него отняли. Кто-то и зачем-то, вероломно и внезапно. И первым, попадавшим в список заинтересованных, становился отец. Ему никогда не нравилось окружение сына. Тэхён чувствовал, что теперь только ненависть может стать поводом для пробуждения по утрам.

Чонгук не чувствовал ничего. Он всё ещё не верил.

========== Глава 14. Холода. ==========

Односложные вопросы. Тэхён устал на них отвечать, опьяневшим от горечи взглядом уставившись в остроконечную тень-колпак от подставки для ручек. Кто, откуда, что делал на районе, что связывало с жертвой. В глазах следователя мгновенно повысился приоритет вежливости, когда он услышал, с кем имеет дело. Однако, сути не меняло. Детектив достал бумажку и просунул Тэхёну под дрожащие руки.

— В таком случае, вы будете выступать в качестве засекреченного свидетеля, данные о вас не будут разглашены. Также вы освобождаетесь от дачи показаний непосредственно в суде. Форму заполните письменно, мы будем на связи.

Засекреченный. Важная шишка с зашитым вживую ртом. А Тэхёну хотелось обратного: прокричать на весь мир о том, что он падаль, проебавшая и честь, и совесть, а потом и бесценное, что он не умел оберегать, только измываться и рисковать, растрачивать понапрасну. Показания он записал корявым скорым почерком, заталкивая новый приступ подступающей тошноты или слёз, чего-то необъятно тяжёлого.

Его отвели в подвал, где располагался морг. В стерильном коридоре, у двойных дверей, сгорбившись, сидел Чонгук, бестолково разглядывая плиточные швы белого мрамора. Кажется, их с Юнги родители уже должны быть на опознании. Чонгук либо уже вышел, либо не заходил. Чувствовалось второе.

Присев рядом, Тэхён бесцельно уставился в стену, испытал онемение тела и ощущение, как будто нервы смотали в клубок и подвесили к гортани. Вот-вот треснет, но держится. Ему внутрь нельзя. Не родственник. И никому нет дела, что ближе, чем он, в последний год - у Юнги не было. Сначала чисто физически, потом с осложнением, но настолько близко, что Тэхён угадал бы его с полувздоха в кромешной темноте.

Сколько-то минут прошло впустую, появились разбитые взрослые. Тэхён как-то сразу узнал отца Юнги, может быть потому, что они так чертовски похожи. Сердце у него закололо и заныло, он сдержанно поздоровался и выдохнул:

— Мои соболезнования.

Голоса своего совсем не узнал, какое-то надтреснутое нытьё. Они кивнули, но посмотрели безразлично. Мир для них рухнул, оборвавшись ниточкой загубленного чада. Тэхён остался на фоне, глядя за тем, как в объятия сгребают Чонгука, вдвое их выше, прячутся за ним, разделяя вес одной невосполнимой потери.

Тэхёну хотелось к ним, втиснуться и рассказать, какой Юнги замечательный, потрясающий, какой… Он одёрнул себя, подумав, что нескоро привыкнет к упоминанию о нём в прошедшем времени. Чонгук извинился своими словами, чем вверг родителей в состояние минутного шока, извинился за то, что у него ещё есть работа - кивнул на Тэхёна - и сын министра должен быть доставлен домой. Похороны отсрочили на три дня, но…

— Я при-еду, мам.

— Обязательно, сынок… — она уткнулась в его плечо, но плакала по неясному поводу, одно потеряла, другое обрела.

— Тебе выходной обязаны дать по семейным обстоятельствам, — отец прикусил губу, набрался мужества не раскисать. — Так что, ты уж приезжай. И вообще, почаще бывай дома.

Они ушли, держась друг за друга. Чонгук постоял немного и обернулся. Тэхён показался ему сжавшимся втрое, каким-то хилым бледным подростком. Его нужно защитить.

— Ты так и не зайдёшь? — Тэхён тоскливо взглянул на мутное прямоугольное стекло последних дверей.

— Его ли-цо… — Чонгук попробовал вспомнить, что там, на месте развороченного пулями черепа и содрогнулся. — Нет, нет.

Быстрым шагом направился к лестнице, наверняка стремясь убежать отсюда, как можно скорее. Тэхён провёл ладонью по двери, коснулся ручки и тут же отдёрнул. Неужели есть что-то холоднее холода?

***

Последующие дни Тэхёна резали больнее, чем когда-либо. Он ощущал себя ни живым, ни мёртвым, немощным и хилым, лишённым органов или конечностей. За трапезами огрызался с отцом, тая на него немыслимую обиду, мучаясь бесплотными подозрениями. Мог ли он быть замешан? Скольким людям он заткнул рот? Неудивительно, если добрался и до Юнги. Но это родной отец, обвинять его неправильно. И сколько раз он приходил на выручку из благих побуждений? Борьба уничтожающих аргументов не прекращалась.