Славно, что таксист ещё не успел отъехать. Влетев в салон, Хосок велел ему следовать за нужным авто, держась отдалённо. Конечно же, за отдельную немалую плату. И чем ближе они подъезжали, тем безумнее чувствовал себя Хосок, попадая в кошмар наяву. Потому что здешние улицы, скверы и уголки он выучил наизусть.

В сопровождении телохранителя мистер Зет проследовал за ворота лечебницы. Хосок прошатался поодаль, пританцовывая на холодном осеннем ветру, успел выпить кофе и съесть пару сэндвичей в забегаловке неподалёку. Он надеялся застать выход мистера и задать ему пару вопросов. Жуткая догадка мотала ему нервы, как ураган высоковольтные провода.

Наконец, мужчина появился со стороны входа в общежитие, он уветливо прощался, спустившись с крыльца. Хосока перекосило, когда в его распростёртые объятия вклеилась… Сонхи. Та самая Сонхи, что велела держаться от него и его проклятущего клуба подальше.

Хосок попросту не смог вклиниться, шагу не ступил, отморозив и конечности, и мозги. Главный отъехал. Долго проковырявшись в поисках пропуска, Хосок нагнал Сонхи только на подходе к комнате и свирепо её окликнул. Выглядела она непринуждённо и спокойно, даже не оправдывалась. Брат накинулся с обвинениями.

— Как ты можешь с ним водиться?! Он тебя всё это время навещал?! Ты знала, ты знала, что я дерусь, отрабатывая твой долг! Да какого хрена происходит?!

— Успокойся, Хосоки, — вздохнула Сонхи и посоветовала не привлекать внимания, она отвела его в комнату и прикрыла дверь. — Никаких долгов не было, дурачок. Если бы ты тогда отказался, ничего бы не изменилось.

Он вымученно улыбнулся, обезумев от этой наглости и дури. Она пыталась доказать ему, что не стоило связываться с клубом изначально в такой манере, словно Хосок обязан был предвидеть будущее и продумывать до мельчайших деталей смысл чужих намерений.

— Что ты такое несёшь, Сонхи? Он тебе мозги промыл?

Однако, он чувствовал себя единственным пострадавшим по части отбеленных извилин. А то и вовсе сумасшедшим.

— Нет, Хосоки. Он помог мне. Сокджин всегда помогал, с самого начала. А ты просто глупый маленький ребёнок, который боится вырасти и признать свои ошибки. Никто тебя не держал. Ни мать, ни я. Только ты сам.

— Что…?

Она будто перестала его слышать и замечать, заходила по комнате, обняв себя за плечи.

— Я пыталась избавиться от грязи, потом избавиться от героина. Я столько тебе неприятностей принесла, ужасно. Когда я просила покрыть меня перед мамой - ты всегда соглашался, просила достать денег, чтобы раздать долги - и снова согласие. Тебе всегда мешали чувства ко мне, Хосок. Трезво оценивать реальность, когда дело касается близких - не твой конёк. И маму ты всегда жалел. А сейчас ты её ненавидишь, но сдать в дом инвалидов якобы не позволяет совесть.

— Что с тобой? Она наша мать, Сонхи… — Хосок округлил глаза. — Мы не можем выкинуть её из дома, что за чёрт?!

Сонхи запрокинула голову, точно закидываясь невидимыми таблетками, горько всхлипнула или хохотнула, снова посмотрела на Хосока налитыми кровью глазами.

— Боже! Если бы ты только знал, какая она в самом деле сука, ты убил бы её собственными руками.

Как мужчина, как брат, он стоял на ватных ногах и не шевелился, сжав челюсти. Но как сын, он уже шёл на неё и, круто замахнувшись, влепил пощёчину. Схватившись за горящую щёку, Сонхи отступила назад.

— Не смей так говорить о матери, — яростно добавил он.

Она засмеялась трескучим дрожащим смехом, похожим на истеричный плач, подняла заплаканные глаза, выпрямилась и стала надвигаться на него медленно и фатально.

— Конечно же, она прекрасная мать. Сколько её заботы ты помнишь, её, а не моей?

Ретируясь, Хосок мотал головой.

Мать. Мать. Сколько вообще её было в его жизни?

— Ты всегда всё мог исправить, — зашипела Сонхи, надуваясь от злости, которую так долго сдерживала. — ТЫ МОГ! Ты не хочешь ничего менять, не хочешь и не станешь, даже не задаёшься нужными вопросами. Ты слабак, Хосок, тебе проще сдаться и притвориться дурачком. Ты такой же хренов слабак, как и твой чокнутый отец. Почти копия. Разве что, любишь меня по-хорошему!

На этот раз он не смог парировать: отца он не помнил. Или? Почти копия?

«Хосоки, Хосоки, какой ты хорошенький, жаль, ты не девочка».

В туманной реальности Сонхи продолжала кричать, изрыгая гнев, накинулась в припадке, а он молча принимал удары в грудь, по щекам, и в случившейся суматохе нечаянно отмахнулся от неё сильнее, чем ожидал. Сонхи качнулась назад, но Хосок в последний момент протянул ей руки, она рухнула на него и плакала, плакала, плакала… Пока у него не отсырело плечо.

Затем отползла и прислонилась к стене, завязала растрепавшиеся волосы. Кажется, ей стало спокойнее.

— Хосоки… Неужели ты правда ничего не помнишь?

Ей так хотелось уберечь его, вывести его в свет невинным и радостным.

Одуревший от склоки, он сел и ответил нескоро.

— Я не понимаю, Сонхи. Вообще не понимаю, что ты хочешь услышать, о чём спрашиваешь. Это сумасшествие какое-то.

— Да, сумасшествие… В принципе, он так и говорил. А я не буду влезать со своими истинами, не хочу, чтобы тебе было плохо, — продолжала бормотать Сонхи. — Кстати, знаешь, что?

И она раскрыла полы халата, погладила живот.

— Я беременна. Но я не буду его рожать. Не хочу. Четвёртая неделя пошла, пора прощаться.

Словно в бреду, заваленный лавиной, перекрывающей кислород, Хосок пытался осмыслить её слова, соотнести с картинками, взрывающимися в памяти. Вот с чего эти бушующие гормоны, всполохи. Ладно. Но если у Сонхи никого не было, кроме…. Тогда…

— Неужели… Этот Сокджин - отец ребёнка?

— Да. Я должна была сразу сказать. Но мы и так здорово друг другу потрепали нервы, — она спрятала лицо в ладонях. — Ложь во спасение такое дерьмо, такое дерьмо-о…

Отерев лицо рукой, Хосок на минуту прикрыл глаза. У него болело абсолютно всё, он не заслуживал этих пыток и насилия мозговых и мышечных тканей. Его затошнило. Токсикоз, который не должен ему принадлежать.

— А он что сказал?

— Что я могу действовать на своё усмотрение, — Сонхи страдальчески скривила рот. — Он женат. Ты только не вскипай. Я это знала. Я просто люблю его и не хочу навязываться. Ребёнок он… чёрт, я не знаю, как это вышло, я вроде принимала таблетки.

«Ребёнок. В моём животе? Здесь?».

«Почему ты не принимала таблетки, Сонхи?»

«Я не хочу. Мама. Мамочка!».

Опять. Рубашка приклеилась к спине. Хосок задрожал, понимая, что реальность не в состоянии опрокинуть его на самое дно, ему это казалось, пустоты заполняло пятнами галлюцинаций. Потому что он переутомился от работы, прожёг нервы, недоспал. Пойти бы и отдохнуть. Поговорить бы с Чимином, затихнуть, обняв его.

— Хосок, ты в порядке?

Сонхи с трудом поднялась и помогла ему встать, хотя должно быть наоборот. Но он её младшенький. И он ни в чём не виноват. Она устала злиться.

— Прости меня.

Ему казалось, что он застрял в её объятиях, как в заржавелых тисках, из которых не вырваться.

— Пообещай мне кое-что, — бессильно выдохнул Хосок. — Повремени пока что с абортом.

— Долго не смогу, ты же понимаешь. Максимум - неделю, — отстранившись, Сонхи пожала плечами. — Да и что ты хочешь-то? За меня ты его не выносишь, братишка.

— Недели мне хватит.

— На что?

— На всё, — выпалил он.

— Хорошо, если тебе от этого легче.

— Я зайду, как смогу. Или позвоню, — бросил он на ходу и вышел.

В тот миг, когда он собирался размозжить Сокджину череп, вытащив его хоть из-под земли, в кармане, к великому счастью, зазвонил телефон. Так долго разыскиваемый Чимин дал о себе знать невероятно вовремя.

— Хён, ты где?

— Я… я у Сонхи. А что? — он всё ещё подумывал пойти в другую от метро сторону, туда, где сможет купить оружие.

Голос Чимина растапливал, шаги замедлялись.

— Я соскучился. Пожалуйста, давай встретимся? Прямо сейчас. Я хочу тебя увидеть.