Виной тому, что Чонгук не сделал выпада и вдруг остановился, стал резкий приступ дрожи, обозначавший отходняк. Чонгука встряхнуло, отбросило, по мышцам ударили спазмы. Он задыхался, катаясь по ковру, плюясь желудочным соком. Отпустило. Поступающий свет затмила тень Анжело…

øøø

…Дав Тэхёну успокоительное, Чонгук ушёл куда-то и вернулся только вечером, сосредоточенный и утомлённый. Тэхён то впадал в дрёму, то бессмысленно рассматривал оконную раму, на появление Чонгука он отреагировал морганием слипающихся век, пошевелил пальцами ног.

Он смотрел, как Чонгук снимает пиджак, галстук, закатывает рукава рубашки и идёт готовить им ужин. Пока на сковороде шкварчала отбивная, Чонгук опорожнил наполненную утку, дал Тэхёну попить и отёр мокрым полотенцем. Его прикосновения оставляли за собой приятную прохладу. Его взгляд потрошил Тэхёна хуже всего, что ему довелось или предстояло от него узнать.

Тэхёна по-прежнему мучил вопрос о том, почему он прикован: это приказ или прихоть? Говорил ли Чонгук правду или додумывал на ходу? Что ещё они потеряют, кроме сознания?

Ужин ватный, но Тэхён не мог сказать, что ему не понравилось. Покурив, они продолжили утренний разговор. Чонгук взглянул тихо и странно, словно хотел потушить о него окурок, но обрадовался, что тот упал в пепельницу.

— У той ночи, когда случился пожар - две версии, так? — подтолкнул разговор Тэхён.

— Не важно, чьи подонки их продырявили. Мои родители помогали Марко, — Чонгук стал резче чеканить фразы. — Он обещал им помочь вернуться в Сеул, если они достанут для него некоторые доказательства. И так как ставка высока, они в принципе не могли его предать. Шантажируемые союзники - безопасные союзники, как водится.

Новость не стала для Тэхёна шокирующей. Вполне правдоподобно, если учитывать, в какой заднице оказалась семья Чон, застряв на чужбине. И вполне понятна злоба Чонгука на то, что Марко не предупредил их заранее, ведь шевельнись хоть кто на усадьбе - и Алонзо заподозрил бы неладное. Тэхён вспомнил о записке. И о первой, в том числе. Возможно ли, что когда Марко отправлял маленького Тэхёна на апельсиновые плантации, он ещё не знал о Стидде? Тэхён посчитал, что это так. Данное предположение гораздо приятнее, нежели то, что Тэхёна забросили в качестве наживки.

— А кто руководил Стиддой до Анжело?…

øøø

Чонгук полагал, что это сам Алонзо. Резонно, если при передаче прав на трон соблюдалась наследственная составляющая. Но Анжело отмёл его версию. В тот день, когда назначил его своим телохранителем. Решив после покушения держать заклятого врага поближе к себе, он невольно сделал Чонгука зависимым от опасного доверия.

— У Стидды нет руководителей. Я один из многих, занимающих подобие руководящего поста. Мне повезло быть избранным. Возможно, нас тысячи. Я не знаю точно.

В ответ на что Чонгуку захотелось рассмеяться. Анжело пудрил ему мозги и пытался ввести в заблуждение.

— Думаешь, Марко борется с мировой несправедливостью? Уже то, что я знаю о его кознях, о чём-то да говорит. Он смешон, как и твоё здесь присутствие, — Анжело дружески похлопал его по плечу. — Моя смерть ничего не решит. Мы были, есть и будем. То, что мы делаем - благо. Как бы кончили все эти детишки, взрослые, инвалиды, бездомные, больные? У них ничего не было. И никого!

— Вы трахаете детей…

— Обойдёмся без личностей. Я увлекаюсь вариантами постарше, но слабости других - не моя забота. Они за это платят. Люди всегда платят за то, чего хотят больше всего. Валюта просто прикрытие для их дерьма. Весело же, ну.

Чонгук ещё помнил, каким идиотом выглядел Анжело при своём отце. Видимо, хорошо играл на дурачка. Он не был зол на пожар, Марко, полученные увечья. Казалось, он от души забавлялся театром наживы, и Чонгук чувствовал себя неловко. Смысл его пребывания здесь отпадал напрочь. О каких секретах могла идти речь, если он действовал на виду? Он стал аквариумной рыбкой, очередным экземпляром редкостной никчёмности.

— Ты можешь докладывать Марко обо всём, что видишь, Чонгук. Как и раньше. Пусть знает. Пусть пробует остановить нас. Среди массы равнодушного народа он выделяется, верно? Вот почему у нас единогласное мнение, что таким нужно давать жить подольше. С ними интересно.

Говоря об убийстве родителей людьми Марко, Анжело подразумевал жестокое нападение. Не случись его, не пострадали бы и они, пусть и косвенно.

— Он действовал необдуманно. Мы заключили договор о сотрудничестве, надеялись, что он не станет брыкаться и последует примеру отца. Не тут-то было.

Чонгук не спешил проникаться его пышными речами. Как бы умно ни изъяснялся Анжело, Чонгук предпочитал занимать нейтральную сторону. И следующие четыре года он провёл на ней, отстранённо следуя за Анжело и защищая его пистолетом, каким имел право прикончить.

Продолжались и разъезды по миру, и обряды, нелепые ритуалы, долгие переговоры. Чонгука не трогала творившаяся на его глазах содомия, он остыл, точно горевший некогда фитиль потушили и зацементировали. Висевшая на волоске жизнь Анжело, коей тот не дорожил, и та - надоела. Доклады Марко, давно просевшие в искренности, становились лаконичнее и короче, пока не прекратились совсем. Наверное, тот заподозрил, что Чонгук как не за Стидду, так и не за Ринцивилло. Он пришёл сюда, чтобы стать героем, а превратился в комок окоченевших нервов. Носимая на руке звёздочка временами казалась ему симпатичной, а всё остальное постепенно утрачивало вкус, контрастность, насыщенность. Чонгук не верил в избавление человечества от блядства, искушений и уродств. Он являлся ярким представителем «одного из тысячи». В нём зрели идеи, но он не знал, как и в чём именно они прорастут.

Как-то они заглянули в Агридженто, и Чонгуку дали волю прогуляться по городу, он забрёл в бар, где и встретил Армандо Савиано в компании его дружка Пьеро. То, что они из одной организации стало известно наутро после того, как Чонгук переспал с ними обоими. Загасив ещё порошка, Армандо проболтался о Манрике, который «залез к Ринцивилло в постель», и у Чонгука внутри щёлкнуло, он попросил уточнений. Армандо любезно поделился всем, чем располагал. Чонгук немного успокоился, вспомнив, что Отцом пока являлся Марко, а не Тэхён. Но если так, то последний всё равно подвергался опасности.

Пару дней Чонгук раздумывал над тем, надлежит ли ему побывать в Катании. Стидда контролировала каждый его шаг, рано или поздно они бы узнали. Плюс в том, что отхождение от правил не могло стать поводом для его устранения. Когда ты в чёрном списке - терять априори нечего.

Он побывал в городе и на собственной могиле, притронулся к свежему букету азалий и вздрогнул. Чувства, погруженные в глубокую спячку, шелохнулись, как мальки на воде. Сюда приходили, чтобы чтить его память. Чонгук сорвал один из цветков и положил в нагрудный карман. Ему также удалось пробраться в квартиру Чимина и забрать одну из ценных фотографий. Чимин же полагал, что к нему забредал грабитель, но пропажи так и не обнаружил.

Уезжая обратно и держа в карманах незначительный осадок, Чонгук думал, как отвратительно его существование. Те знания, какие он обрёл вдали от семьи, ничего не стоили. Ими нереально было даже похвастаться, некому утереть нос. Потому что на плите горели буквы мёртвого имени. Развенчать миф - и всем стараниям придёт конец. Чонгуку хотелось вопреки всему. Вернуться, возникнуть в пороге и сказать ему два простых слова.

«Я - дома».

Но он сам выбрал наисложнейший из путей, став странником и отступником. Ему стало претить подчинение, хождение по ниточкам. Чонгук чувствовал, что должен мыслить абстрактно, взять цель вне чьих-то интересов и ответить себе на вопрос: что нужно ему самому. Не семье или организации, народу Сицилии, гражданам всего мира. Это мнимое большинство могло хоть провалиться пропадом.

Чтобы понять, каково нутро Стидды, Чонгуку пришлось пройти сквозь огонь, воду и медные трубы, готовиться долго и упорно. До того, как он читал молитвы на обрядах, выступая проповедником, ему довелось участвовать в оргиях с мальчиками, чтобы доказать свою верность, пришлось подвергнуться пыткам и многократным сеансам гипноза.