— Ну и фигня тут творится! — зажмурившись, Чонгук шагнул вперёд, раскинув руки навстречу стихии, а когда обернулся, оказался весь залит.

Тэхён сдержанно захохотал, схватившись за живот и тыча в него пальцем: ветер приклеил к его лбу оторванный дубовый листок.

— Чё ржёшь? — обиделся Чонгук.

— Да вот же, балбес… — Тэхён снял листочек и пожал плечами. — Печать тебе поставили.

— Так, не твоё, верни… — Чонгук попытался приклеить обратно, но безуспешно. Теперь смеялись оба. Энтузиазма у них не убавилось. — Слушай, а пошли в наше «хранилище»?

Маленький сарайчик для хранения инвентаря они с отцом построили по весне, именно руками мальчишек прибиты полки - некоторые криво, там и кашпо, и мешки с удобрениями, и рабочий инвентарь, а под потолком маленькое круглое окошко, в котором виднеются вспышки разразившихся молний. Пока добежали - промокли насквозь. Но в приключениях не без издержек, как известно.

Едва Тэхён прикрыл дверь, и громыхнуло так, что в ноги ударило вибрацией. В темноте осталось их с Чонгуком шумное дыхание и остаточный смех. Словно пытаясь нащупать опору, Тэхён невольно прильнул к нему и замер, они шатнулись, сглотнули. Колотило от холода, и под тоненькими футболками обоих прощупывались твёрдые соски, краска прилила к лицам. Тэхёну отчётливо вспомнился берег и Чимин. Та ошалелая духота и сонные инстинкты. На этот раз он знал, что делать, тело подсказывало ему само, искало разрядки, испытывало восторг от соприкосновения с теплом другого.

Безмолвно они согласились с тем, что по-другому не выйдет, рано или поздно их достанет эта ноющая тянучка. Тэхён погладил Чонгуку пах, и тот горячо выдохнул на ухо. Внизу живота растеклась тяжесть. Плоть налилась кровью, и это удивительно увеличивало её размеры. В одиночку им нечасто приходилось так делать: ещё не мучила потребность, душил стыд, но выходить за пределы вдвоём - совсем не страшно.

Томно вздохнув, они медленно сползли на пол, рука Чонгука скользнула под шорты Тэхёна, подбородок упёрся в плечо, щекой он ощущал бархатистую мокрую кожу. Не выдержал и дотянулся до губ. Обменявшись неловким и быстрым поцелуем, мальчики окунулись в круговорот новых ощущений, не столько думая об удовольствии друг друга, сколько о личном, спрятанном под маской запрета.

— Тебе… приятно? — выдавил Чонгук, двигая рукой.

— Да, да… — Тэхён делал то же самое с его членом.

Он зашипел, выругался. Он мог ругаться, как сапожник, но Чонгуку всё равно нравилось. Частично Тэхёна он терпеть не мог, но одновременно, не мог без него прожить ни минуты.

Никто не хотел, чтобы заканчивалось единение. Переплыв на спине по летней морской воде, и на губах было почти так же солоно, в затылках жарко. Действо приближало их к лакомой зрелости, но не могло длиться слишком долго.

Грянули пронзительные рваные стоны неокрепших голосов, Тэхён выгнулся, зарывая лицо в шею Чонгука, Чонгук забился в дрожи. Тесно обнявшись, они продолжали часто дышать, стукаясь рёбрами и обмениваясь поцелуями, тщетно пытаясь придать им схожесть с кадрами из тех фильмов. Языками получалось только облизывать губы, но и это казалось донельзя возбуждающим. Они не смели произнести ни слова, как будто нарушили все обеты разом и боялись прихода палача. В этом отчаянном проступке крылось что-то, чего внешний мир никогда не принимал открыто. Им же открылась прелесть преступного братства, тайного сговора против всех и нового вида отношений.

В подсвеченной синим темноте мальчики не различали ничего, кроме тонких черт и глубины прикосновений. Если материнские объятия - дарили ощущение любви и безопасности, а дружеские - приятия, то объятия человека похожего, но совершенного другого, приносили всё разом, а отдавали лёгким покалыванием в грудине. Тэхён каким-то образом сумел сравнить и понять, что ему безумно хорошо, но не настолько, как было тогда с Чимином, где и случилось всего-то несколько поцелуев… Однако, сомневался он недолго: кончиком языка Чонгук провёл по челюстной косточке, осторожно поцеловал в шею и взял его ладони в свои. Думалось, набирается духу высказаться. Но он молчал и, возможно, сердился. И чем ближе он держался к Тэхёну, тем сильнее наплывала злость.

Свирепствовала разыгравшаяся стихия, и на мгновение яркая вспышка осветила бледные лица. Тэхён прикусил губу, Чонгук не отрывал от него глаз, глядя с таким выражением, будто хотел немедленно съесть. Чтобы не попасться, Тэхён прижался к нему и поцеловал в висок, приговаривая, что они не сделали ничего ужасного. Посидев в обнимку ещё пару минут, вытерлись, оделись и условились никому не рассказывать о случившемся.

Вдруг прислушались к раздавшемуся снаружи грохоту. Приближающийся шум двигателей, какой на просёлочной дороге в столь поздний час ни разу не услышишь.

— Что это там? — насторожился Чонгук, он приоткрыл дверь и выглянул в щёлку.

Ливень не утихал, превращая землю в чавкающую западню. И именно по этим звукам спустя несколько минут Чонгук угадал шаги, много быстрых шагов, движущихся с разных сторон… Тэхён запрыгнул ему на спину и тоже вслушался: согласился со скорым предположением.

— Надо возвращаться домой!

До него оставалось всего-ничего. Раздались первые выстрелы. Переглянувшись, мальчики взбежали на крыльцо и, не договариваясь, разбежались по комнатам: Чонгук - будить родителей, Тэхён - Чимина. Просыпались все тяжко и долго, словно попав под гипноз.

Вскоре они собрались на кухне и условились бежать, отец проверял откуда-то взявшийся пистолет, угрюмо насчитывая три патрона.

— Что же дон натворил, что навлёк на себя мафию?! — быстро пихая продукты в сумку, спросила мама. — За что же нам такое, господи…

— Не знаю. Надо выдвигаться. Они тут всё подчистят, богом клянусь.

Трое ребят обеспокоенно следили то за одним почерневшим лицом, то за другим.

Накинув плащи, пятеро фигур двинулись вглубь сада, надеясь скрыться. Дорожки размыло, ноги разъезжались, делая бег практически невозможным, и ребята крепко держались за руки, чтобы не упасть. Родители шли позади.

Подступала тошнота, когда ещё не страшно, но уже хочется исчезнуть. Они словно очутились в отвратной версии просмотренного вечером фильма, и повсюду появились тени многочисленных нападавших, они разбредались по усадьбе, расправляясь со слугами. И проступали яснее, потому как на фоне разгорался огонь, которому водопады с неба оказались нипочём. Огненные драконы вырывались изнутри, лопая стёкла.

Пылала вилла хозяина. Отец подгонял криками. Дети прибавили шагу, когда вдруг треском, совпавшим с громом, воздух сотрясла автоматная очередь.

Тогда Тэхён и не подозревал, что никогда не забудет той ночи, ударившей в спину дрожи и хлюпкого звука рухнувших в грязь тел. Всё случилось слишком быстро. Но они с Чимином сообразили мгновенно, сжали руки Чонгука, силившегося обернуться. И у того всё-таки получилось. Он метнулся к распластавшимся телам, рухнул на колени и, ощупывая их, отчаянно звал по именам, и звук его ломающегося голоса прогонял мурашки. Чонгук испачкался в крови, Чонгук просил не стоять столбом и помочь, то и дело вытирая опухающие от слёз веки.

Вздохнув, Тэхён попытался нащупать пульс, скорбно покачал головой. Чимин зажал рот рукой и отвернулся, не в силах смотреть на тщетные попытки друга воскресить мёртвых.

— Всё, Чонгук. Ничего не сделать. Уходим. Прибьют, как нефиг делать.

Чонгук как будто не поверил, обиженно взглянув исподлобья, он даже замахнулся, чтобы стукнуть Тэхёна, но одумался, ощутив едкий металлический привкус во рту - так сдавил зубами собственную губу. Он хотел пойти и разорвать убийц на части, изломать каждую их косточку. Его тяготило то, что это желание смешивалось со страхом тут же залечь в лужу и захлебнуться землёй. Неужели Чонгук трус?… И он ни разу не смелый, вполовину не такой сильный, как его друзья?

Осознание ошеломило его, как и то, что вопреки всему он желал жить.

Тэхён же знал только одно: если они будут медлить - их ждёт та же участь, кто-то ходил совсем рядом, их могли заметить в любую секунду. У мамы оставалась сумка с провиантом и деньгами, у отца - пистолет. Тэхён предусмотрительно забрал то и другое.