Безмолвное празднование провозглашённой республики Пустоты, неосторожные шаги позади. Чонгук поцеловал Тэхёна в затылок и погладил плечи.

— Кто-то стрелял ему по ногам, видишь? — под водой рука Чонгука указывала на розоватые свежие шрамы, не вызывавшие ничего, кроме желания сжечь их автора.

— Вижу.

— Здорово, что все поплатились за наше прошлое, да? — Чонгук прикусил Тэхёна за шею и шепнул: — Закажу нам поесть.

Он вышел. Его не трогало состояние Чимина, но Тэхён и не ждал сочувствия. По правде говоря, он был рад и тому, что им с Чимином удалось увидеться, и Чонгук не против.

…Пальцы Чимина слабо отреагировали на новое прикосновение, веки чуть приоткрылись, он откашлялся и посмотрел на Тэхёна странным взглядом слепого, прозревшего в темноте.

— Как ты? — устало спросил Чимин.

Вздрогнув, Тэхён несколько минут смотрел в печальные глаза напротив, затем уронил лицо ему в ладони. Измождённый и покорёженный. Ласково улыбнувшись, Чимин потрепал его по волосам, теснясь ближе. Он поцеловал его в лоб, виски, нашёл прохладные губы и, прижавшись, прикусил, чувствуя замедленное течение крови в застывших жилах, воскресая постепенно и становясь похожим на бескрылую бабочку. В нём что-то надломилось или потерялось за время скитаний в неизвестности. Полагая повторить путь пленника, он не думал, что отыщет свой собственный. Чимин помнил случившееся так плохо, что оно походило на дурной сон после затяжной болезни. Но выздоровления не наступало, и слияние с Тэхёном и Чонгуком вызывало желание заснуть навеки. Ему тяжело дышалось, сердце покалывало, а голову давило тернистым обручем. Совесть же погрузилась в анабиоз: вины за пролитую кровь Чимин не испытывал.

Робкий поцелуй вперемешку с солью. Чимин хотел сказать, что счастлив видеть его живым, счастлив любить его. Даже так, зная, что виновник обновлённых увечий и создатель укусов-полумесяцев находится прямо за дверью и грозит им фатальным окончанием трагедии. Тэхён уже не существовал отдельно, за ним появилась могучая тень, не совсем ангела-хранителя, но кого-то наподобие. Сам Тэхён чувствовал невыразимое бессилие, на какое стальной громадой давило презрение к самому себе.

То заурядное выражение: «Чему быть, того не миновать» просачивалось, как дождь на стекле, подсвеченном снаружи. Чимин считал справедливым - поплатиться за годы сокрытия несомненной правды. Несколько раз он встречался с Чонгуком издали, замечал среди толпы и всё равно молчал, надеясь унести тайну в могилу. Так сильно боялся потерять Тэхёна.

Почти в унисон, с секундным опозданием, одна и та же фраза:

— Прости меня.

Скорбный вздох. Неловкий смешок, несвоевременная нежность и остывающая вода, в которой Чимину не холодно и не жарко, его залило Тэхёном и его теплом. Оба поняли, о чём искренность. В конце концов, Тэхён всё равно ушёл. Запоздало. Не своими ногами, но в целом… Он избрал лезвие бритвы вместо долгого суицида. Он не стыдился нынешнего положения, и Чимин проглотил кипу вопросов о том, как им жить дальше. И стоит ли.

— Всё нормально, я не осуждаю, ты ни при чём, — Тэхён стыдился, прятался. Чимин затравленно смотрел мимо. — Что? Что такое?

И Тэхён был ошарашен тем, что добавил Чимин, отстранившись.

— Я убил человека… — он закусил щёку, давая Тэхёну привыкнуть, затем сорвался на полукрик, всплеснув по воде руками. — Не потому, что так вышло или меня вынудили. Потому что я так хотел.

Сказанное громыхнуло, свалившись на плитку нечаянно задетым тюбиком шампуня. Оторопев, Тэхён переспросил, но как только Чимин вскинул на него незнакомый беспощадный взгляд, позади прозвучал привычно нахальный баритон, рвущий тишину надвое.

— Смотрите-ка, наш мальчик вырос, — Чонгук протягивал полотенце. Они с Чимином смотрели друг на друга, как бывшие враги, встретившиеся вновь, но подуставшие от баталий. — Добро пожаловать обратно, братишка.

Он не ответил ему, безжизненно кивнув и провожая взглядом. Убедившись, что Чимину не нужна помощь, Тэхён покинул комнату вслед за Чонгуком, почти выбежал. Он долго сидел на табурете, зажав рот рукой, не притрагиваясь к принесённому завтраку. Затем закурил и попросил Чонгука плеснуть в стакан чего-нибудь покрепче. Его потряхивало.

В пустую чашку из-под кофе Чонгук с радушием кинул две голубые таблетки.

— Тебе понравится.

Не сопротивляясь, Тэхён запил их своим кофе и затянулся. Лёгкое головокружение не снимало усталости. Веки слипались, клонило в сон, не в котором спят - в котором за раз умирают, отхватив лишнего. Чонгук проявлял невероятный уровень эмпатии. Усевшись напротив, он погладил его по коленям, вдохнул дым и прищурился, рассуждая вслух, короткими поцелуями втирая Тэхёну мёд в измученные губы.

— Переживаешь за него, да? Всё когда-нибудь случается впервые. Физическое убийство не настолько страшно, каким его описывают. По-моему, он даже не помнит, как это случилось. Состояние аффекта угробило немало выродков, это всего лишь временные муки.

— А ты не слишком любишь людей, — усмехнулся Тэхён, изумляясь, как скоро отпускают обида и боль, какими невзрачными кажутся чужие страдания.

Потом они целовались, снова рьяно, безудержно, вплоть до того, как Чимин вышел к ним и, расчесав мокрые волосы, с безразличием сел за стол. На нём болталась не до конца застёгнутая рубашка Чонгука, наброшенная на голое тело. Между ними залегла неприятная, липкая тишина. Чимин оценивающе посмотрел на них и потупил взгляд, словно извиняясь за вторжение. У него не имелось никаких представлений о том, в какой ситуации они находятся.

— Как ты себя чувствуешь? — Тэхён обязан был начать этот разговор. Чонгук с непринуждённым видом продолжал гладить его живот и пробуждать нечаянный аппетит.

— Уже лучше, спасибо.

— Слушайте, в последний раз мы собирались вместе ещё совсем пацанами… — Чонгук мечтательно улыбнулся и, вперившись в Чимина, оскалился. — Видел, тебя нехило подстрелили. Армандо постарался?

— Да, он самый, — честно ответил Чимин. — Но меня быстро залатали, так что без осложнений. Я поправлюсь.

— Ещё бы, — Чонгук указал на подготовленные «лекарства», разложенные пачками на прикроватной тумбе. — Уж в этом мы тебя не обидим.

Они переглянулись с Тэхёном, как-то одичало, словно нуждались в срочном переливании крови. Чимин содрогнулся. Они не видели себя со стороны, а он не был зеркалом, чтобы показать, до какой точки они добрались. Он обратил внимание на их отрешённое от мира состояние, напоминавшее вошедших в астрал детей, накуренных дурманом. Тэхёна постепенно накрывало, но ещё не так заметно. Впрочем, Чимину никогда не требовалось много времени, чтобы определиться. Ему было тяжело, но не настолько, чтобы не суметь оценить ситуацию и продолжать мыслить здраво. Впервые он понадеялся получить психическую травму, но получил закалку.

Промолчав ещё немного, он закинул ногу на ногу и потянулся к пачке сигарет, спрашивая:

— И что мы имеем?

Миролюбиво настроенный, Чонгук не стал скрываться и рассказал им, как есть, чем привёл если не в ужас, то его подобие. Тэхён тоже не знал, какими ныне опасностями наполнились улицы Катании и в каком дерьме оказалась мафия. После у него созрело одно первобытное желание: вернуть потерянное. Серое лицо Чимина служило каким-то злостным напоминанием о том, что химия не решит их проблем.

— Чонгук, ты получил деньги за то, что сдал остров турецкому шейху, верно? — Чимин говорил хрипло и разочарованно, и у Тэхёна застрял ком в глотке. Он вовремя дёрнулся, чтобы перехватить руку Чонгука, направившуюся к вилке. — Остынь, — приказал он, но Чонгук и не закипал.

Он умело разыгрывал сценку, в которой являлся непризнанным героем. Тэхён уже становился свидетелем резких выпадов и приступов и не хотел бы повторений.

— Бля, я спас твою шкуру, Чимин. И если манерам не выучился, то хотя бы палки в колёса не вставляй, — вот теперь он заводился, видя, что Чимин не напуган. — И помни, что я тебя вытащил не затем, чтобы слушать претензии.