— Не гневайся, князь Трувор! Мы ж тебе говорим, мы — ушкуйнички, добры молодцы, дела добрые делаем, авось и тебе пригодимся. Слышали мы, князь, что тебе Стемидка поперёк горла встал. Так мы его можем того... ножичком по горлу и к бобрам. Любит он на бобров охотиться, пущай бобры за ним поохотятся. Оступился Стемидка в воду, утонул. Ты ни при чём, мы ни при чём. Опять же, доброе дело сделаем. Для тебя доброе, для нас...
— Хватит тебе, балаболка, — прикрикнул на напарника товарищ. — Сколь мошны отвалишь, князь, коли мы Стемидку уберём?
— Сами надумали или кто посоветовал? — спросил Трувор, обдумывая, выгодно ли ему предложение новеградцев.
— Э-э, князь Трувор, какая тебе разница? Мы продаём, твоя воля покупать али нет. Кто сказал, что сказал, как сказал — мы люди маленькие, за слова нам в кружале браги не дают, а испить-то хочется... Так покупаешь али нет?
— Я не купец, но... сговоримся...
Плесковский рыбак Сивой уговорил-таки соседа, кузнеца Клеща, отправиться с ним на рыбалку.
— Лешак тебя забодай, — беззлобно ворчал Сивой, — насидишься ещё у себя в кузне. Всё едино с тебя коваль, как с меня воевода. Крючьев путных отковать не можешь. Вот уже пойдём на ручей, увидишь, каки крючья новеградцы делают. Их-то щука не разогнёт. Стемид вон говорит, по половодью таки щуки в ручей поднялись, по пуду, а то и боле будут...
— Видел Стемид твоих щук, — посмеивался Клещ. — Он же не дурак весной за бобрами ходить. Кому они нужны-то, весенние?
— А рази я тебе сказал, что он за бобрами ходил, лешак тебя забодай? — кипятился Сивой. — Он на ручей в досмотр ходил, сколь бобров зиму пережили. А... с тобой говорить, что воду в ступе толочь.
К заветному ручью Стемида они добрались во второй половине дня. Пока плотвичек для наживки на плёсах надёргали, пока толкались шестами по извилистому ручью в душегубке до первой бобровой плотины, пока, неторопливо бредя по едва заметной тропинке, выбирали места для рыбной ловли, время шло.
— Вона за тем поворотом Стемидов шалаш будет, — негромко сказал Сивой. На рыбалке он всегда говорил вполголоса, боясь спугнуть тишину. — В нём и заночуем.
— Места, чай, не просидим, хозяин не обидится, — откликнулся Клещ.
В молчании дошли до очередного прихотливого изгиба ручья, густо заросшего непролазной черёмухой. Она уже отцвела, лишь кое-где держались запоздалые полуосыпавшиеся белые гроздья. Неожиданно Сивой резко остановился и вытянул жилистую шею. Шедший сзади Клещ едва не налетел на него.
— Чего ты? — спросил он недовольно. — Медведя увидел, что ли?
— Ш-ш-ш, — чуть слышно ответил Сивой и протянул вперёд руку. Тогда и Клещ услыхал впереди непонятный шум. Нет, хозяин лесной так барахтаться не мог.
Они бросились вперёд. Могучий Клещ обогнал Сивого и первым выскочил на небольшую поляну, на которой в окружении высоких белых берёз темнел старый шалаш.
На мгновение кузнец даже остолбенел от увиденного, потом закричал на весь притихший предвечерний лес:
— Стой! Что делаете?! — и пуще прежнего рванулся вперёд. За ним изо всех сил торопился Сивой.
У шалаша в смертельную игру молча играли трое. Для одного из них, безоружного, уже окровавленного, игра подходила к концу. Он сжимал в объятиях противника, а другой тем временем выбирал момент, чтобы половчее вонзить нож в его напряжённую в нечеловеческом усилии спину. На крик Клеща человек с ножом оглянулся и расчётливо ударил жертву под левую лопатку. Ударил, повернул нож, выдернул его и побежал, на ходу прохрипев напарнику:
— Бегим...
Задыхающийся Клещ догнал убийцу. От удара кузнеца, привыкшего иметь дело с полупудовым молотом, тот мгновенно обмяк и начал валиться на землю.
— Готов! — яростно прохрипел Клещ и бросился на помощь Сивому.
— Вяжи ему руки, лешак его забодай! — кричал Сивой. — Они ж Стемида порезали. Я счас... — и кинулся к распростёртому на земле князю.
Но помощь Стемиду была уже не нужна.
Крепко связав руки неизвестным, скорым шагом повёл их Сивой по тропинке в обратный путь. Сзади молча тащил свою страшную ношу кузнец.
Рюрик торопил дружину. Светлые весенние ночи позволяли плыть едва ли не круглосуточно. За полдня пути до Новеграда Рюрик приказал подтянуть тащившийся за кормой чёлн, отобрал наиболее сильных гребцов. Наказал Переясвету идти без остановок, и чёлн стремительно оторвался от судов.
Внезапное прибытие в Новеград воеводы Рюрика удивило и насторожило посаженного Олельку: воевода в сопровождении вооружённых, словно для битвы, воинов отправился не в градскую избу, а пришёл к нему в хоромы и застал его с Вадимом за хозяйственными делами. Старейшина с сыном придирчиво проверяли, как домашняя челядь просушивает дорогие шкурки. Не обращая внимания на хлопоты хозяина, Рюрик сразу же приступил к делу.
— Олелька, необходимо сегодня же пропустить мою дружину через Новеград. Я спешу, у меня мало времени, чтобы вести с тобой и другими старейшинами долгие переговоры.
— Всю дружину? — деланно удивился Олелька. — Куда воевода так торопится?
— Ни один дружинник не сойдёт с корабля в граде. Мне нужно лишь пройти по реке в Ильмень. Я держу своё слово, ты знаешь, — резко ответил Рюрик.
— Ты хочешь покинуть нашу землю? К грекам собрался али к вятичам? — допытывался Олелька.
— Не гадай, старейшина. Я спешу к кривичам. — И не удержался: — Не ты ли посоветовал Трувору то, что когда-то советовал мне?
Олелька помолчал и, прищурившись, в упор посмотрел на Рюрика.
— Не упомню, о чём мог советовать тебе, воевода, — ответил медленно, растягивая слова. — С братом твоим Трувором не виделся и не пересылался. Нешто случилось что, а?
— Батюшка, — вмешался в беседу Вадим. — Я не знаю, что могло или может случиться с Трувором. То его дело. Дружина воеводы Рюрика в Новеград не войдёт. Я не пущу.
— Воевода Вадим! — закричал Рюрик. — Не тебе решать, войду я в град или нет. Добром не пропустите, силой прорвусь...
— Не быть тому! — тоже закричал Вадим. — Ты поперву выйди отсюда! — И схватился за пояс, но меча на привычном месте не оказалось — домашние хозяйские заботы не с мечом же править.
— Поостыньте, кочеты! — поднял голос и Олелька. — Воевода Рюрик, мы пропустим твои корабли через град. Плыви куда хочешь, но, как ты сам сказал, ни один воин не сойдёт на берег. Учти, дружина наша готова. — И повернулся к сыну: — Воевода Вадим, дружину собери немедля. В било не вздумай ударить. Без сполоха надобно: чай, не враги в град лезут... Не мешкай! Делай, что велено! Тут я сам рассужу!
Сивой с Клещом дотащились до Плескова уже в темноте. На нетерпеливый стук в ворота из-за тына выглянуло недоумённое лицо дружинника.
— Чего ломитесь-то на ночь глядя? — громко закричал он. — Вот пущу стрелу в глаз — враз утихомиритесь. Нешто не знаете, что князь Стемид указал никого в град ночью не пущать?
— Отворяй, старый дурень! Протри гляделки, лешак тебя забодай, не видишь, тело князя принесли...
Дружинник заторопился к воротам.
Тревожный сполох загудел над уснувшим Плесковом. Люди выскакивали из изб полураздетыми, хватали первое попавшееся под руку оружие и бежали к подворью Стемйда.
— Кто напал?
— Откуда лезут?
— На стены! — напирали, подбегая, задние. Но стоявшие впереди сбились в тесный круг, грозно и подавленно молчали. Страшная весть вскоре облетела всех. И мёртвая тишина установилась на площади, собравшей всё население града.
В центре огромной толпы, на кем-то брошенной ряднине, лежало тело князя Стемида. Запёкшаяся кровь коробила телогрею. Тут же стояли подавленные Сивой и Клещ. Убийцы, оказавшиеся в тесном кругу грозно молчащих людей, жались к кузнецу, словно надеясь на его защиту.
Сквозь толпу, ничего не видя перед собой, пробилась пожилая женщина. Надломленно упала на колени перед телом князя, и ночную тишину разорвал отчаянный крик:
